Благодаря своему удобному географическому положению Лондон сделался первым естественным центром мировой торговли. Вот почему здесь раньше, чем где бы то ни было, сосредоточилось наибольшее количество крупных купцов, и вот почему здесь раньше, чем где бы то ни было, сложились благоприятные для развития крупной индустрии условия. К этому надо еще присоединить завоевание в XVIII в, Индии, облегченное Англии ее ролью властительницы морей, открывшее новый большой рынок. Беззастенчивая эксплуатация Индии - в этом прежде всего, и притом в продолжении многих десятилетий, заключалось ее "приобщение" к культуре - дала английской промышленности такой мощный толчок развития, какого не удостоилась никакая другая нация. Баснословнейшие богатства притекали беспрерывно из Индии в Англию...
За Англией последовала Франция... Она присоединилась в конце XVIII в. к хороводу, открытому Англией, что провозгласило начало буржуазной эры на континенте. Раннее возникновение в Англии и во Франции центральной власти представляло также своеобразное преимущество для быстрого подъема их промышленности. Это обстоятельство давало, с одной стороны, капиталу возможность пышно развиваться в собственной стране, а с другой -оно служило ему надежной охраной в международных предприятиях, охраной, возбуждавшей дух предприимчивости, так как позволяло рисковать. Всех этих условий не было в Германии. Германия поэтому встала на путь капиталистического развития позже Англии и Франции..."
Об использовании детского труда. "В Дербишире, Ноттингемшире и в особенности в Йоркшире недавно изобретенные машины применялись на больших фабриках около рек, способных привести в движение водяное колесо. Вдруг оказалось необходимым иметь здесь, далеко от городов, тысячи рук... Особенный же спрос был на маленькие ловкие пальцы. И сейчас же возник обычай выписывать учеников из разных мастерских при приходских домах Лондона, Бирмингема и др.
...Во многих фабричных округах, в особенности в Ланкашире, эти безобидные, лишенные покровительства создания, всецело отданные во власть фабриканта, подвергались душераздирающим пыткам. Их мучили до крайно-
124
сти напряженной работой, их били кнутом, сажали на цепь и пытали с утонченной жестокостью. Часто их морили голодом, а поднятый над ними кнут принуждал их к работе. Были отдельные случаи, когда они кончали с собой... А фабриканты получали баснословную прибыль, еще более раздражавшую их волчий аппетит.
О колоссальных размерах применения детского труда в особенности в ткацких мастерских свидетельствует тот факт, что в 1788 г. наряду с 26 тысячами мужчин и 31 тысячей женщин работало не менее 35 тысяч детей, значительная часть которых была моложе десяти лет".
Об использовании женского труда. "Женщина не только весьма пригодна для целого ряда производств, она была к тому же гораздо более покладистым работником, нежели мужчина... Сотни тысяч женщин отправлялись ежедневно на фабрику, тратя на ходьбу несколько часов, только для того, чтобы доставить хлеб детям, у которых не было отца или заработок которого был недостаточен, чтобы прокормить семью. Эта любовь побуждала их брать на себя самую тяжелую и для их пола опасную работу...
В большинстве магазинов рабочее время вообще не установлено, так что девушка никогда не имеет для сна и отдыха более шести, а часто только трех или четырех, иногда даже только двух часов, работая от девятнадцати до двадцати двух часов... Были случаи, что несчастные работницы в продолжение девяти дней не раздевались, растягиваясь для отдыха на несколько минут на матрасе, куда им приносили еду, нарезанную маленькими кусочками, чтобы они могли ее как можно скорее проглотить... В многочисленных других отраслях производства, в которых были заняты женщины, положение их было не лучше...
Масса грудных младенцев погибала от опия. Прикованные к швейной машине бледные матери не могли ухаживать за своими младенцами и поэтому вынуждены были успокаивать их сонными средствами..."
Вольтер о католицизме и церкви (Хрестоматия по новой истории. М., 1963. Т. 1. С. 135-136):
"Церковь всегда хотела распространиться и пользовалась всяким возможным оружием, чтобы отнять у нас наше достояние и наши жизни... История церкви - это непрерывная цепь распрей, обмана, притеснений, мошенничества, изнасилований и убийств... Религия причиняет только зло... Самый нелепый из деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный - это деспотизм священников...
125
Трудно понять, как это так святые, давшие обет смирения, покорности и целомудрия, владеют тем не менее целым государством в вашем государстве и повелевают рабами..."
Монтескье Ш. О духе законов (Избранные произведения. М., 1955. С. 183-184):
"Таким образом, в хорошо управляемых монархиях почти всякий человек является хорошим гражданином, и мы редко найдем в них человека, обладающего политической добродетелью, ибо, чтобы быть человеком, обладающим политической добродетелью, надо иметь намерение стать таковым и любить государство больше ради него самого, чем ради собственной пользы.
Монархическое правление... предполагает существование чинов, преимуществ и даже рядового дворянства. Природа чести требует предпочтений и отличий. Таким образом, честь по самой своей природе находит себе место в этом образе правления.
Честолюбие, вредное в республике, может быть благотворно в монархии, оно одушевляет этот образ правления и притом имеет то преимущество, что не опасно для него, потому что может быть постоянно обуздываемо.
Честь приводит в движение все части политического организма, самим действием своим она связывает их, и каждый, думая преследовать свои личные интересы, по сути дела, стремится к общему благу".
Жан Жак Руссо. Об общественном договоре (Хрестоматия по новой истории. М., 1963. Т. 1. С. 136-139):
"Я предполагаю людей на той ступени, когда препятствия, мешающие сохранению их в естественном состоянии, берут перевес над силами, которые каждый индивид может приложить, чтобы удержаться в этом состоянии.
Но так как люди не могут создать новых сил, а могут только объединять и направлять силы, уже существующие, то у них не остается другого средства самосохранения, как образовать путем соединения сумму сил, которая могла бы преодолеть сопротивление...
Эта сумма сил может возникнуть лишь благодаря совместному участию многих, но раз сила и свобода суть первые средства самосохранения для всякого человека, то каким же образом он может отдать и ту и другую, не вредя себе и не пренебрегая в то же время заботами о самом себе? Эта трудность, заключающаяся в предмете моего исследования, может быть выражена в следующих словах: «Найти такую форму ассоциации, которая защищала бы и ох-
раняла совокупной общей силой личность и имущество каждого участника и в которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы... только самому себе и оставался бы таким же свободным, каким он был раньше. Вот основная проблема, которую разрешает общественный договор...»
...Я утверждаю, что суверенитет, будучи только осуществлением общей воли, не может никогда отчуждаться, и что суверен, будучи не чем иным, как коллективным существом, может быть представлен только самим собой... Он и неделим, ибо одно из двух: или воля всеобща или нет, или это воля всего народа или это воля только части его.
...Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится к двум важнейшим вещам: свободе и равенству... под словом равенство не следует понимать того, что степени власти и богатства должны быть абсолютно одни и те же, что касается власти, она не должна доходить до насилия и применяться иначе, как в силу определенного положения и законов, а что касается богатства - ни один гражданин не должен быть настолько богат, чтобы быть в состоянии купить другого, и ни один - настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя".
Мелье Ж. Завещание (Хрестоматия по новой истории. М., 1963. Т. 1. С. 140):
"Все люди равны от природы. Они все в равной степени имеют право жить и ступать по земле, в равной степени имеют право на свою естественную свободу и свою долю в земных благах, все должны заниматься полезным трудом, чтобы иметь необходимое и полезное для жизни..."
XVII-XVIII века. Краткий очерк. (История зарубежного искусства. М., 1983. С. 186-187, 230-232).
"Семнадцатый век имел особое значение для формирования национальных культур нового времени. В эту эпоху завершился процесс локализации больших национальных художественных школ, своеобразие которых определялось как условиями исторического развития, так и художественной традицией, сложившейся в каждой стране - Италии, Фландрии, Голландии, Испании, Франции. Это позволяет рассматривать XVII в. как новый этап в истории искусства. Национальное своеобразие не исключало, однако, общих черт. Развивая во многом традиции эпохи Возрождения, художники XVII в. значи-
| 126 |
| 127 |
тельно расширили круг своих интересов и углубили познавательный диапазон искусства.
По сравнению с эпохой Возрождения искусство XVII в. сложнее, противоречивее в содержании и художественных формах. Целостное поэтическое восприятие мира, характерное для Возрождения, разрушается, идеал гармонии и ясности оказывается недосягаемым. Но образ человека остается по-прежнему в центре внимания художника. Титаны, воспетые в произведениях искусства Возрождения, уступили место человеку, сознающему свою зависимость от общественной среды необъективных законов бытия. Его воплощение становится более конкретным, эмоциональным и психологически сложным. В нем обнаруживается бесконечное разнообразие и богатство внутреннего мира, ярче и определеннее выступают национальные черты, показывается его место в обществе. Реальная жизнь раскрывается художниками XVII в. в многообразии драматических коллизий и конфликтов, гротескно-сатирических и комедийных ситуаций. В литерагуре это время расцвета трагедии, комедии (Шекспир, Лоне де Вега, Кальдерой, Корнель, Расин, Мольер).