Пятнадцать лекций и одно сообщение для работающих на строительстве Гётеанума в Дорнахе с (стр. 35 из 53)

Все это имеет огромное значение для вегетации растений. Если в то время, когда солнечные лучи приходят из созвездия Овна, силы Солнца могут действовать непосредственно, могут вкладывать в растение всю свою мощь, тогда в растениях образуется то сладкое вещество, которое обнаруживается в меде. Тогда пчелы находят мед. Если же власть Земли оказывается сильнее, если в это время идет дождь, то цветы не могут образовываться под влиянием лучей Солнца, приходящих из созвездия Овна, им приходится выжидать до более позднего срока; их развитие вообще может быть прервано. Тогда процесс медообразования в цветах идет неупорядоченно, и пчелы не находят меда.

Именно так можно объяснить это тому, кто знает, что все происходящее на Земле — как я все снова и снова говорю вам, — находится под влиянием космоса, того, что находится за пределами Земли. Дождливая погода означает, что силы Солнца подавляются, хорошая погода означает, что солнечные силы могут развивать всю свою мощь. Здесь дело не в том, что силы Солнца приходят, но в том, что они приходят из определенного региона, не оттуда, где мы их видим сейчас (то есть в октябре — примеч. перев.), а именно из созвездия Овна. Из каждого региона силы Солнца действуют по-разному. Одно Солнце этого не делает; это возникает потому, что Солнце светит на Землю, находясь на переднем плане, а сзади него располагается в космосе созвездие Овна. Солнце сперва вбирает то, что дает ему Овен, а затем отдает это дальше в солнечных лучах. Это совсем разные вещи — посылает ли Солнце свои лучи на Землю в начале мая или в конце мая. В начале мая еще действует в полную силу Овен. В конце мая уже действуют силы Тельца. Здесь вступает то, что больше не действует на растение с прежней силой, то, что делает растение твердым, подсушивает, действует так, что эти силы уже не способствуют процессу медообразования в растениях.

Рисунок 17

Итак то, что находится в старинных крестьянских советах, вполне обосновано, и на это надо обращать внимание. Конечно, как я уже однажды говорил, осознание таких вещей утеряно, и из-за этого мы впадаем в суеверие. В этом случае крестьянские советы будут столь же ценны, как такой, например: если петух кукарекает на куче навоза, погода изменится или останется такой же, как была. Но это все же относится не ко всем правилам, некоторые из них покоятся на глубокой мудрости, их только надо исследовать. Крестьяне, которые применяли эти крестьянские правила, получали иногда немалую пользу! Итак, вы видите: чтобы снова можно было использовать крестьянские правила, надо соединить их снова с более глубокими воззрениями.

В следующую среду продолжим.

ЛЕКЦИЯ ОДИННАДЦАТАЯ

Дорнах, пятого декабря 1923 г.

Господин Эрбсмель обращает внимание на то, что в современном пчеловодстве пчеловоду приходится в первую очередь думать о рентабельности. Заботы носят только материальный характер. В газете «Швейцарское пчеловодство», номер 10 за октябрь 1923 г. написано: «Мед не относится к продуктам первого потребления, он в известном смысле является предметом роскоши, и те, кто его покупают, могут оплачивать его настоящую цену». В том же номере затем рассказывается, что некто Бальденбергер, путешествуя по Испании, застал у одного пчеловода несколько прямо-таки цветущих детей, и когда он спросил пчеловода, куда тот сбывает свой мед, тот ответил: вот они, мои покупатели. Здесь, в Европе, дело идет так, что из меда стараются выжать как можно больше. Предприниматель, имеющий много рабочих, смотрит в первую очередь, как бы побольше выжать дохода. Так же обстоит и с пчелами.

Затем был задан вопрос, может ли быть, что лунный свет, как утверждают, оказывает некоторое влияние на медообразование и образование цветочного нектара. (Номер 11 газеты «Швейцарское пчеловодство».)

Господин Мюллер возражает: Господин Эрбсмель может увидеть из самой газеты по пчеловодству, что там была маленькая пасека, которая не продавала своего меда. Эрбсмель еще не знает, что такое современное пчеловодство, как все там связано с рентабельностью, и поэтому совершенно необходимо все просчитывать. Если не подсчитать рентабельность, то, как и в других случаях, можно вообще проститься с пчеловодством. И если не использовать при производстве меда методы искусственного разведения, то мед в необходимом количестве получен не будет. Получают иногда только два килограмма меда, да еще при случае немного лесного, хвойного меда, который надо выбирать, если хочешь иметь здоровую пчелиную семью. Это главное. Бывает еще плохой год, и меда не хватает до апреля-мая. Семьи, оставшиеся жизнеспособными, надо поддерживать с помощью искусственной подкормки из сахара, ромашкового чая, тимьяна и щепотки соли. На современной пасеке совершенно точно фиксируется количество часов, необходимых как трудозатраты на единицу продукции: пять с половиной часов, причем час стоит от одного до полутора франков; поэтому себестоимость меда находится на уровне семи франков. Необходимо также учитывать амортизационные издержки; соты расходуются, их надо восполнять. Надо обеспечивать содержание самой усадьбы. Если пасека постоянно будет оставаться на старом месте, то пчеловод не будет иметь перспектив. У господина Эрбсмеля другой случай, ему это можно, но если у меня большая пасека, я должен просчитывать все; надо сказать, что уже при стоимости в шесть франков возникает дефицит. Такую точку зрения имеют и американские пчеловоды.

Ему непонятно, почему через восемьдесят или через сто лет пчелиные семьи должны погибнуть. Ему не очень понятно, почему господин доктор считает, что через пятьдесят или сто лет искусственное разведение пчел может стать разорительным.

По отношению ко второму пункту: то, что пчелы реагируют на смерть пчеловода, он уже упоминал. Большая часть пчелиной пасеки погибает, если умирает тот, кто их обслуживал. Он не понимает, на чем это основано.

По отношению к поддельному меду в отелях он хотел бы сказать, что первоклассные отели покупают много американского пчелиного меда. Если пчел подкармливать этим американским медом, им придет капут. Но, тем не менее, это тоже продукт, полученный от пчел.

Затем о пчелиных ужалениях: при работе с пчелами самое худшее — это пот. Услышав свистящее или трескучее жужжание, советуют стоять на месте.

По вопросу о том, как сильно может влиять на человека пчелиный укус, мне известен случай, о котором я хочу рассказать. Одного очень сильного человека — он был еще мощнее, чем господин Биндер, — ужалила пчела. Он закричал: «Поддержите меня, меня ужалила пчела!» Он был чрезвычайно чувствителен к этому. У него было что-то с сердцем. Может быть, господин доктор расскажет, насколько опасным бывает пчелиное ужаление.

Так, например, говорят: три укуса шершней убивают лошадь. В моем омшанике я нахожу порой гнездо шершней. Я выкидывал весь расплод. Шершни были трусливы, так что в темноте они не жалили, но на воле они, наверное, сделали бы это.

Доктор Штайнер: Для того, чтобы обсуждать эти вещи по порядку, давайте прежде всего начнем с того, как пчелы опознают пчеловода. Вы по этому поводу уже имеете свое суждение, которое, конечно, вполне правомерно, если рассматривать эти вещи чисто рассудочно. Но я хочу сказать вам вот что: представьте, что у вас есть друг. Этого друга вы знаете, скажем, с 1915 года. Этот друг остался в Европе, а вы уехали в Америку и вернулись, допустим, в 1925 году. Друг оказался в Арльсхейме (деревня в Дорнахе — примеч. перев.). Вы пошли в Арльсхейм, встретили друга и узнали его. Но что, собственно, происходило между событиями? Я уже приводил вам такое сопоставление: вещество, материя, субстанция, находящаяся в человеческом теле в течение семи-восьми лет, полностью выделяется. Ее тут больше нет. Так что друг, которого вы снова увидели через десять лет, действительно не имеет в себе ничего из того, что вы видели в нем как материальное десять лет тому назад. И все же вы его узнали. Если вы посмотрите на него невооруженным глазом, то он выглядит так, как вы знаете: он представляет собой некую сплоченную массу. Если же вы начнете разглядывать его через достаточно большое увеличительное стекло — разглядывать этого друга, — то вы увидите: там, в голове у него проходят кровеносные сосуды. Значит, прекрасно, эти кровеносные сосуды просматриваются, если вы разглядываете их невооруженным глазом или через слабое увеличительное стекло. Но если представить себе более сильное увеличительное стекло, то кровь, находящаяся там, будет выглядеть иначе: она будет тогда сплошь состоять из точечек, похожих на маленьких животных. Эти точечки не находятся в покое, они постоянно дрожат. Когда вы это видите, это чертовски похоже на роящийся пчелиный рой!

Человек, при достаточно увеличенном изображении его субстанции, выглядит точно так же, как и пчелиный рой. Если так посмотреть на человека, то может показаться непонятным, что кто-то узнает человека спустя десять лет; ведь ни одной из тех маленьких точечек в нем уже нет. Глаза видят совсем другие точечки. Совсем другие маленькие животные находятся здесь, внутри, но все же один человек снова узнает другого.