Сионисты – основатели нового государства еврейского народа, полные мечтаний и надежд на создание демократического государства, оказались в исключительно сложном положении. У них не было ни профессиональных знаний, ни опыта управления государством, а у народа – исторической памяти жизни в собственном государстве. Теоретики считали сионизм лишь инструментом для собирания евреев на земле Сиона и не предвидели особых трудностей в становлении еврейского демократического государства в Эрец Исраэль. Они были уверены, что демократические принципы, созвучные идеологии сионизма (как признание прав любого народа на жизнь в собственном государстве), укрепились в сознании евреев[51], переселившихся в Палестину до 1948 года или готовящихся к переезду. Однако сионисты социалистической направленности и их политические противники ревизионистского толка обнаружили, что в сознании народа сохранилась и другая властная сила – религия. Иудаизм располагал непрерывным опытом управления народными массами и мощной идеологией.
В течение 2000 лет жизни народа в рассеянии религия была духовной силой, которая объединяла евреев, играя существенную роль при патриархальном общинном укладе их жизни. Она помогла сохранить память народа о земле Эрец Исраэль, что явилось базой для осознания членами общин своей принадлежности к одному народу, к нации[52]. Осознание национального единства позволило сионизму поставить естественную цель – собрать евреев на Земле, сохранившейся в памяти народа. Вероятно, в этом и состояла одна из причин отказа от призыва основателя сионизма Т.Герцля создать на любой земле государство евреев для спасения от мирового антисемитизма. Память народа требовала собраться на своей Земле.
Однако идеологи иудаизма и сионизма по-разному видели собирание народа, организацию его жизни на земле предков. Религиозные ортодоксы, считая Бога верховным иерархом власти, отвергали создание государства на принципах светской власти (на тех же идеологических установках религия вела борьбу против монархов первого государства евреев в XI – X веках до н.э.). Они считали идеалом устройства жизни народа общинный строй, власть в котором осуществляют религиозные иерархи (раввины) на основе законов Галахи[53]. Идеологи ортодоксального иудаизма отвергали основные функции светского государства.
В ходе практического создания государства и органа власти проявились непримиримые противоречия в идеологических основах демократии и ортодоксального иудаизма[54]. С системных позиций это противоречие вызвано тем, что в иудаизме высший иерарх
власти - Бог - избрал народ в качестве своей цели, и поэтому каждый человек является лишь средством для достижения цели[55]. Повиновение внешним позитивным законам, характерным для Закона Моисеева с его 613-ью формальными заповедями, – есть та идеологическая база, на которой религиозные проводники божественной власти воспитывают членов общин, контролируют их жизнь, направляя на достижение своих (религиозных руководителей) целей.
В противоположность иудаизму гуманизм признает человека целью государства. Здесь народ и власть играют роль средств для достижения человеком свободы и реализации его природного потенциала[56]. Иерархи власти при демократии избираются свободными людьми, а не назначают сами себя (например, как Бог).
Как показано выше, в иудаизме помимо духовного управления содержится также идея политического управления народом. Понятно, что идеологи иудаизма вовсе не намерены
делиться своей властью со светскими демократами[57]. И наконец, сионистские отцы-основатели мечтали о развитии нового государства и его процветании, в то время как идеологи иудаизма, следуя идее избранности еврейского народа[58], видели в возможном
новом крушении государства всего лишь цикличность жизни народа. «Дважды и трижды нас постигали три периода (тот самый жизненный цикл государства. - примечание автора), но по прошествии дней дряхлости, распада и гибели в нас всегда возрождался дух жизни, и если мы падали, то вставали и набирались новых сил».[59] Эта телеологическая предопределенность сохранения духовной идеи как высшей ценности, невзирая на человеческие жертвы, неприемлема для демократии. Для нее высшей ценностью является человек, ради сохранения жизни которого можно пожертвовать идеей[60]. Т.е. уже с момента рождения нового государства сионисты получили мощное идеологическое противодействие своим устремлениям.
Можно ли было избежать или хотя бы уменьшить напряжение периода становления новой государственности еврейского народа, особенно учитывая опасность конфликта с арабскими соседями? Вероятно, можно, если бы вопросы государственного устройства занимали внимание еврейских мыслителей еще в период до создания государства Израиль. Однако этого не случилось. По-видимому, вновь сыграла роковую роль традиция недостаточного уважения в еврейском народе к идеям государственности. В трудах еврейских мыслителей, творивших еще до создания государства (Теодора Герцля, Макса Нордау, Ахад ха-Ама, Зеэва Жаботинского и других), государственному устройству не уделялось внимания[61]. Споры начались в самый канун провозглашения нового государства. Накал страстей продолжился
уже после создания государства и завершился победой идеологов иудаизма. Вопрос о цели государства Израиль, о его строе был снят с повестки дня законодательного органа – Кнессета уже в 1950 году.
Русскоязычным читателям небезынтересно узнать, какие аргументы против принятия конституции выдвигал сам основатель государства вместе с религиозными лидерами: а) идея конституции, принятая в других странах, изжила себя…; б) несмотря на отсутствие конституции в Великобритании, там соблюдаются законы демократии (ср. выше. - здесь и далее в скобках даны примечания автора книги); в) принятый Учредительным собранием в 1949 г. Закон переходного периода уже обеспечил полноту обязательств государства в рамках, определенных Объединенными нациями (даже, если это утверждение соответствовало действительности, документ конституционного уровня подлежит утверждению более высокой инстанцией, чем та, которая принимает регулярный закон); г) меньшинство проживающих в Израиле евреев не вправе принимать конституцию государства, которая будет определять права еще не приехавших миллионов евреев (как будто принималась конституция народа, а не государства!); д) споры о конституции могут вызвать культурную войну между религиозными и светскими общинами, е) Израиль находится в середине продолжающегося процесса изменений, и поэтому жесткая конституция не будет полезна (как будто американский и другие народы не знали этого и устанавливали свои конституции в начале государственного строительства)[62].
Всплеск законодательного интереса к конституции возник снова только в 1987 году. Группа профессоров Тель-Авивского университета во главе с У.Райхманом представила проект новой конституции. Несмотря на поддержку тогдашнего президента Х.Герцога, премьер-министра И.Шамира, бывшего главы правительства М.Бегина, председателя Верховного суда Шамгара и других известных деятелей, проект конституции практически был отвергнут, а с ним и определение цели государства. Последняя попытка обратиться к вопросу создания конституции была сделана премьер-министром Э. Бараком, но она не получила никакого развития[63].
Таким образом, Государство Израиль в течение полувека не определило своей цели, своей «национальной идеи». Граждане и власть так и не знают, какой строй в государстве. Следуя разным целям, которые политики избирают в зависимости от своих конкретных интересов, общество и государство не могут устранить противоречий по таким судьбоносным проблемам, как равенство прав и свобод человека, мир с арабскими странами и Палестинской автономией, политическое сознание и культура общества и многие другие. Единство цели в стране возникает лишь в случае, когда политикам начинает угрожать личная смертельная опасность (война). В такие периоды политические лидеры перестают препятствовать сплочению народа[64]. Отсутствие признанной цели не позволяет принять конституцию, которая должна быть носителем цели государства. Как устав любой организации, который создается партнерами, объединившимися для достижения общей цели, конституция строится с помощью весьма строгих правил преобразования цели в правовые принципы, определяющие на длительный срок основные правоотношения и способы их защиты (например, Конституция США). Любой иной подход из-за противоречий с реальной жизнью приводит к созданию документа, лишенного системообразующей силы, и он неизбежно превращается в бумажную реликвию.
Государство как организационная система, соприкасаясь со средой, получает от нее различного рода воздействия (см. рис.2). Воздействия могут исходить от системы того же уровня, например, отношения с другими государствами (Приложение 3, линия 4). Характер этих отношений выбирает сам орган управления, исходя из своих интересов. Воздействия могут исходить от систем более высокого иерархического уровня (Приложение 3, линия 5). Прежде всего, - от таких категорий, как время и случайность, которые постоянно оказывают влияние на живую и неживую природу[65], от самой природы в виде обыденных явлений и катаклизмов, а также в виде экологических реакций на деятельность людей, живущих в государстве. Наконец, воздействия на государства могут исходить от мирового сообщества, в ХХ веке воздействия от сообществ стали достаточно эффективными. После приговора Нюрнбергского трибунала (1946 г.) правительства суверенных государств уже не могут безнаказанно нарушать решения международных организаций не только касающиеся отношений с мировым сообществом (экология, глобализация и др.) и с другими государствами, но и касающиеся отношений к своим поданным. К государствам-нарушителям применяется большой спектр международных санкций - от вербальных осуждений и экономических ограничений до военных акций и наказания иерархов власти по приговору Международного суда. Мировое сообщество «поумнело», заплатив двадцатью миллионами жизней за свою беспринципность, отказавшись от суда над всеми военными преступниками, развязавшими Первую мировую войну[66].