501
мыслить бытие вообще невозможно, ибо бытия без субъекта нет, напротив, бытие всегда и необходимо есть определенное либо лишь сущностное, возвращающееся в сущность, с нею тождественное, либо предметное бытие — различие, полностью игнорируемое Гегелем. Из первой мысли предметное бытие исключено уже по самой своей природе; оно может лишь противостоять другому, что выражено уже в самом слове «предмет» (Gegenstand), или быть положенным лишь для того, кого оно есть предмет (Gegenstand). Бытие такого рода может быть, следовательно, лишь вторым. Из этого следует, что бытие первой мысли могло бы быть лишь непредметным, только сущностным, чисто изначальным, посредством которого не положено ничего, кроме субъекта. Тем самым бытие первой мысли есть не бытие вообще, а уже определенное бытие. Под бытием вообще, под совершенно неопределенным бытием, из которого Гегель, как он утверждает, исходит, можно понимать лишь то, что не есть ни сущностное и ни предметное, которое, однако, непосредственно свидетельствует о том, что в нем в самом деле ничего не мыслится (родовое понятие бытия, полностью относящееся к области схоластики). На это можно было бы возразить: Гегель и сам это признает, поскольку за понятием чистого бытия непосредственно следует положение «Чистое бытие есть ничто». Однако, какой бы смысл он ни вкладывал в это положение, в его намерение никак не может входить определять чистое бытие как не-мысль, после того как он только что определил его как абсолютно первую мысль. С помощью же упомянутого положения Гегель пытается проникнуть дальше, т. е. в становление. Положение звучит вполне объективно: «Чистое бытие есть ничто». Однако, как уже было указано, подлинный его смысл таков: после того как мною положено чистое бытие, я ищу в нем нечто и не нахожу ничего, ибо я сам запретил себе найти в нем нечто тем, что положил его как чистое бытие, только как бытие вообще. Следовательно, не само бытие находит себя, а я нахожу его как ничто и высказываю это в положении «Чистое бытие есть ничто». Исследуем конкретное значение этого положения. Гегель, не задумываясь, пользуется формой предложения, связкой, словом «есть», не объясняя ни в малейшей степени, в чем же значение этого есть. Так же пользуется Гегель понятием ничто, полагая, что оно не нуждается в объяснении и понятно само собой. Следовательно, это предложение (чистое бытие есть ничто) следует понимать либо как
502
простую тавтологию, т. е. чистое бытие и ничто суть лишь два различных выражения для одной и той же вещи, — тогда это предложение, будучи тавтологией, ничего нам не говорит, содержит лишь соединение слов и из него ничего не может следовать. Либо оно имеет значение суждения, тогда в этом суждении, согласно значению связки, высказывается следующее: чистое бытие есть субъект, есть несущее (das Tragende) ничто. Тем самым оба, чистое бытие и ничто, были бы, по крайней мере potentia, нечто, первое как несущее, второе как несомое. Тогда от этого положения можно было бы двигаться дальше, высвободив чистое бытие из этого отношения бытия субъектом (субъекции) со стремлением быть нечто — тем самым оно стало бы не равным ничто, исключило бы его из себя, благодаря чему то в качестве исключенного из бытия также стало бы нечто. Однако дело обстоит не так, и данное предложение мыслится, следовательно, как простая тавтология. Чистое бытие, поскольку оно есть бытие вообще, есть в самом деле, непосредственно (без какого-либо опосредствования) не-бытие и в этом смысле ничто. Удивляет не столько это положение, сколько то, для чего оно служит средством или переходом. Дело в том, что из этого соединения бытия и ничто должно следовать становление. Однако я хочу предварительно сделать еще одно замечание. Гегель пытается объяснить отождествление чистого бытия и ничто на примере понятия начала. «Вещи еще нет, — говорит он, — когда она начинается» 4. Здесь, следовательно, вставляется словечко «еще». Если воспользоваться этим, то положение «Чистое бытие есть ничто» будет означать лишь следующее: бытие здесь — на данной стадии — еще ничто. Однако, так как вначале небытие вещи, началом чего оно служит, есть лишь еще не действительное бытие вещи, но не ее полное небытие, а все-таки ее бытие, правда, не ее бытие неопределенным образом, как выражается Гегель, но ее бытие в возможности, в потенции, то положение «Чистое бытие еще есть ничто» означало бы только: оно еще не есть действительное бытие. Однако тем самым оно было бы уже само определено, и не как бытие вообще, а как определенное бытие, т. е. бытие in potentia. Между тем этим добавлением «еще» пробуждается уже надежда на нечто будущее, что еще не есть, и с помощью этого «еще» Гегель приходит, следовательно, к становлению, о чем он также весьма неопределенно говорит, что оно есть единство или единение ничто и бытия (скорее следовало бы сказать,
503
оно есть переход от ничто, от еще не бытия, к действительному бытию. И таким образом, в становлении ничто и бытие по существу не соединяются, но ничто оказывается покинутым. Гегель любит выражаться столь неопределенно, впрочем, это позволяет придать самому тривиальному видимость чего-то необычного).
Опровергнуть эти положения или назвать их ложными по существу невозможно, ибо это положения, которые ничего нам не дают. Возникает ощущение, будто мы пытаемся принести воду в ладони, что нам также ничего не дает. Здесь вместо философствования присутствует одно только усилие удержать нечто, что удержать невозможно, так как оно есть ничто. И это относится ко всей гегелевской философии. О ней, собственно говоря, и не следовало бы говорить, поскольку ее своеобразие во многих случаях состоит именно в такого рода незавершенных мыслях, которые невозможно фиксировать даже настолько, чтобы вынести о них суждение. Упомянутым выше образом Гегель приходит не к какому-либо определенному становлению, а только к общему понятию становления вообще, что также ничего не дает. Это становление сразу же распадается у него на моменты, и таким образом он переходит к категории количества, а тем самым и к таблице Кантовых категорий.
Рассмотренные до сих пор моменты — чистое бытие, ничто, становление — лишь начала той логики, которую Гегель объявляет чисто умозрительной философией с определением, что здесь идея еще заключена в мышлении или абсолютное — еще в своей вечности (идея и абсолютное рассматриваются тем самым как равнозначные, так же как мышление, поскольку оно полностью вне времени, отождествляется с вечностью). Будучи призвана изображать чистую божественную идею такой, как она была до всякого времени или какая она есть еще только в мышлении, логика в этом смысле — субъективная наука, идея положена еще только как идея, не как действительность, и объективность также. Однако она не есть субъективная наука в том смысле, что исключает реальный мир; напротив, выступая как абсолютная основа всего реального, она есть в такой же степени реальная и объективная наука. Богатство конкретного, а также чувственного и духовного мира еще вне ее; однако, по мере того как и это богатство познается в последующей реальной части и обнаруживается в ней как возвращающееся в логическую идею, имеющее в ней свою последнюю основу, свою истину.
504
логическая всеобщность выступает тем самым уже не как особенность по отношению к этому реальному богатству, а как содержащая его, как истинная всеобщность 5. Здесь, как вы видите, логика в качестве одной, идеальной, части философии противопоставлена другой, реальной, которая в свою очередь охватывает: а) философию природы, b) философию духовного мира. Логика есть лишь порождение завершенной идеи. Происходит это порождение таким образом: принимается за данное, что идея — или, как она вначале именуется, понятие, — что понятие посредством внутренне содержащейся в нем самом движущей силы, которая именно потому, что она есть сила только понятия, называется диалектической, что понятие посредством присущего ему диалектического движения движется от первых пустых и лишенных содержания определений к определениям, все более наполненным содержанием; причем более полное содержание этих последующих определений возникает именно потому, что они содержат в себе более ранние, предшествующие им моменты в качестве подчиненных или снятых. Каждый последующий момент есть снятие предыдущего, но лишь постольку, поскольку само понятие уже достигло в нем более высокой ступени положительности. В последний момент это завершенная, или, как она также называется, саму себя постигающая, идея, которая содержит теперь в себе все пройденные ею раньше способы бытия, все моменты своего бытия в качестве снятых.