Палена это не спасло. В том же 1879 г. он был уволен в отставку - за небрежное ведение дела Засулич *(38). Однако гонения против А. Ф. Кони продолжались - уже силами менее значительных деятелей министерства. Известно, впрочем, что никто не может так донять слона, как мыши.
Чиновники терзали А. Ф. Кони мелочами. Так, один из них, В. К. Плеве (будущий министр внутренних дел), самовольно распорядился перевести заседания окружного суда в здание Судебной палаты, чтобы освободить помещение, временно понадобившееся военному суду. А. Ф. Кони узнал об этом в случайном разговоре. Ввиду такого наглого вторжения в сферу своей компетенции он письменно предупредил Плеве, что не позволит пользоваться этими помещениями без предварительного его согласия и прикажет запереть дверь в залу, а также объявит в газете, что вследствие самовольного захвата помещения суда сессия присяжных прерывается впредь до восстановления законного порядка. Плеве струсил, явился с извинениями и принес письма министра юстиции, а также генерал-губернатора с просьбами предоставить зал для слушания.
Другой случай касался библиотеки Министерства юстиции, которую создал сам А. Ф. Кони. Перейдя на работу в суд, А. Ф. Кони с разрешения министра Палена брал из библиотеки книги, требующиеся для служебных и научных занятий. Но после процесса Засулич у него потребовали немедленно возвратить книги в библиотеку и запретили пользоваться ею впредь как "постороннему".
Были неприятности и более чувствительные. По совместительству А. Ф. Кони преподавал уголовный процесс в Училище правоведения. И вот однажды шеф училища член императорской фамилии сумасбродный принц Ольденбургский в отсутствие А. Ф. Кони выступил перед воспитанниками училища с речью, в которой призвал их быть истинными слугами престола и отечества и не подражать дурному примеру председателя суда по делу Засулич. А. Ф. Кони потребовал, чтобы принц публично извинился за эту выходку. Принц на это не согласился, и А. Ф. Кони ушел из училища.
Тягостное положение сложилось и в самом окружном суде. Когда А. Ф. Кони представлял к наградам и пособиям своих подчиненных, министерство в течение трех лет все отклоняло, давая понять всякий раз неугодность председателя. И среди сотрудников суда сложилась группа людей, неустанно жаловавшихся, что из-за Кони они лишены наград, что он не имеет в этом смысле авторитета в министерстве.
Поворот к лучшему наметился, когда сменивший Палена министр Д. Н. Набоков, преодолев первоначальное предубеждение, внушенное министерскими чиновниками, из личных наблюдений составил мнение об А. Ф. Кони, оценил его честность, глубокие знания и горячую преданность делу.
Осенью 1881 г., находясь на лечении за границей, А. Ф. Кони получил телеграмму министра юстиции с предложением перейти на должность председателя департамента Петербургской судебной палаты. Выдержав четыре года осады в окружном суде, А. Ф. Кони мог считать, что с честью отстоял принцип несменяемости судей. Тем более что речь шла о переводе, при котором он повышался в должности, по-прежнему оставаясь судьей *(39).
Возвратившись из отпуска, А. Ф. Кони узнал, что его назначили председателем не уголовного, как он полагал, а гражданского департамента. Значит, все же вывели из "действующей армии". Смущало его и отсутствие опыта работы по гражданским делам. Но министр Д. Н. Набоков уговорил А. Ф. Кони не отказываться от нового назначения, сославшись, в частности, на опыт Франции, где принято периодически переводить судей, которые занимаются рассмотрением уголовных дел, на гражданские дела и, наоборот, чтобы избежать чрезмерной специализации, содействовать расширению юридического кругозора. Да и сам А. Ф. Кони чувствовал, что после четырех лет, проведенных в окружном суде, его натянутые до предела нервы нуждаются в отдыхе, которого он ожидал от перемены рода занятий, от успокоительного разбирательства гражданских дел. Впрочем, отдых он понимал по-своему. Несколько месяцев, работая по пятнадцать - шестнадцать часов в день, новый председатель департамента штудировал лекции, учебники, научную литературу, гражданское законодательство и, наконец, почувствовав себя вполне подготовленным, уверенно стал рассматривать очень сложные гражданские дела.
В тот вечер, когда освобожденная В. И. Засулич оставила здание суда и А. Ф. Кони собрался уходить, к нему в опустевшем зале подошел член совета МВД генерал А. И. Деспот-Зенович, поблагодарил за пропуск в суд и сказал, что день оправдания Засулич считает счастливейшим днем своей жизни. Кони ответил, что боится, как бы для российского суда присяжных этот день не стал роковым. В системе Российского самодержавного государства, где все представители власти, сверху донизу - от столичного градоначальника до городового - назначались указами царя, приказами министров и губернаторов, суд присяжных являл собою инородное тело. Двенадцать отобранных по жребию мужчин, ни от кого не зависящих, никому не подчиненных, никем не контролируемых, за дверью совещательной комнаты решали вопрос о виновности или невиновности подсудимого, руководствуясь только внутренним убеждением, велением своей совести, ни перед кем не отчитывались в основаниях и мотивах своего решения.
"...Лучшая, благороднейшая, основанная на доверии к народному духу часть этой реформы" *(40),- писал А. Ф. Кони о суде присяжных, имея в виду его независимость от чиновничества.
Суд присяжных возможен только в условиях устности и гласности. Чтобы убедить присяжных в своей правоте, прокурор и адвокат должны были представлять доказательства, излагать доводы, затрагивающие разум и чувства. Впервые в казенных российских учреждениях громко звучало живое слово. Чиновникам довелось услышать в зале судебного заседания такое, что раньше и во сне не приснилось бы. Так, в упомянутом уже процессе игуменьи Митрофании представитель гражданских истцов адвокат Ф. Н. Плевако восклицал, обращаясь к православному духовенству, идеологическому оплоту монархии: "Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру не было видно дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!.." *(41)
Предвидя возможные издержки независимости и гласности, консервативная часть "отцов судебной реформы" еще в ходе подготовки проектов нового законодательства добивалась существенного ограничения компетенции суда присяжных. Уже в первоначальной (1864 г.) редакции Устава уголовного судопроизводства дела о государственных преступлениях, т. е. политические дела, были отнесены к ведению судебных палат и Верховного уголовного суда, действующих без присяжных заседателей. Но и это показалось слишком либеральным. Законом от 7 июня 1872 г. рассмотрение основной массы этих дел было возложено на особое присутствие Правительствующего Сената. По усмотрению Особого присутствия разбирательство могло производиться за закрытыми дверями. Время от времени предпринимались меры к дальнейшим ограничениям сферы действия судов присяжных.
А. Ф. Кони столкнулся с этим еще в бытность прокурором Петербургского округа, когда в 1874 г. министерство юстиции очередной раз начало "хмуриться" на суд присяжных и потребовало от товарищей прокурора сведения о количестве оправдательных приговоров и их причинах.
Тогда по своему почину А. Ф. Кони организовал эту работу так, чтобы исключить односторонние субъективные выводы в ущерб институту присяжных. Со своими сослуживцами он провел несколько заседаний, на которых была выработана система ответов. При этом считалось необходимым выяснять причины оправдательных приговоров не в организации суда, а в фактических обстоятельствах каждого процесса: в характере вменяемого преступления, во времени, прошедшем с момента его совершения, в степени строгости меры пресечения и в отношении народного правосознания к уголовному закону, преследующему данное деяние. Это было подлинно научное исследование. Оно показало, что оправдательные приговоры, непонятные с формальной юридической точки зрения, имеют веские причины, коренящиеся в толще общественных отношений. В тот раз гроза, нависшая над судом присяжных, прошла мимо.
Оправдание В. И. Засулич вызвало новую волну нападок на суд присяжных. Пресловутый Катков на страницах печати требовал полного упразднения этого суда. Последовала команда царя, и в министерстве началась работа. Напомним, что в это время Пален домогался от А. Ф. Кони прошения об отставке с должности председателя окружного суда. Догадываясь о возможных мерах против суда присяжных, Кони сказал Палену:
- Я понимал бы вопрос о моем выходе в отставку в одном только случае... Можете ли вы поручиться, что этим будет куплена совершенная неприкосновенность суда присяжных? Что он останется, безусловно, нетронутым?
- Нет! Нет! - заговорил Пален.- Эти вопросы несовместимые. Государю угодно привести этот суд в порядок. Нет! Против присяжных необходимы меры; надо изъять у них эти дела! Это решено!.. *(42)
И вскоре, 9 мая 1878 г., по проекту, представленному Паленом и одобренному Государственным советом, царь подписал закон о "временном" изменении подсудности уголовных дел. По этому закону дела о сопротивлении правительственным распоряжениям и неповиновении властям, явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при исполнении служебных обязанностей, о взломах тюрем, побегах находящихся под стражей или под надзором, а также о посягательствах на жизнь должностных лиц, о нанесении им ран - все эти дела были изъяты из ведения суда присяжных и переданы на рассмотрение судебных палат.