Составители Судебных уставов отказались от мысли заранее указать точно и определенно те нарушения судопроизводственных правил, которые должны быть считаемы существенными. Они совершенно основательно признавали, что существенность нарушения определяется, за исключением некоторых исключительных случаев, родом и свойством дела, характером представляемых доказательств и тем значением, которое имеет предъявляемое обвинение в судебно-бытовом отношении. Поэтому существенные кассационные нарушения могут быть разделены на нарушения безусловные, так сказать, принципиального характера, и на нарушения, приобретающие значение существенных по свойству самого дела. При нарушениях первого рода, к которым относятся, например, нарушение подсудности, незаконный состав присутствия, не согласное с требованием Судебных уставов устранение гласности, приговор не может быть оставлен в силе, потому что дело разрешено не надлежащим судом и не в надлежащих коренных условиях производства. При нарушениях второго рода дело разрешается хотя и узаконенным судом, но при таких условиях, что суд не имеет пред собой материала для правильного суждения и потому может оказаться недостаточно осведомленным о деле.
Ввиду этого область существенных нарушений относительно исследования судебного материала бывает довольно узка в делах, где имеется наличность не только события преступления, но и виновных, не отрицающих свои преступные отношения к этому событию, и где судебное исследование направлено исключительно на проверку обстоятельств, подтверждающих сознание, сделанное пред судом. Эта область расширяется там, где предстоит установить виновность по косвенным уликам и доказательствам и где сознание заменяется отрицанием обвиняемым не только своей вины, но иногда и самого события преступления. Эта область становится особенно широкой в тех случаях, где суду приходится иметь дело с исключительными бытовыми или общественными явлениями и где вместе с признанием виновности подсудимых судебным приговором установляется и закрепляется, как руководящее указание для будущего, существование какого-либо ненормального явления в народной или общественной жизни, в котором преступление получило свой источник или основание. Таковы дела о новых раскольничьих сектах, опирающихся на вредные в общественном или религиозном отношении догматы или учения; дела о местных обычаях, приобретающих, с точки зрения уголовного закона, значение преступлений, как, например, увоз девиц для брака, родовое кровосмешение и т. п.; таковы также дела об организованных сообществах для систематического истребления детей, принимаемых на воспитание, и т. п. В этого рода делах суд обязан с особой точностью и строгостью выполнить все предписания закона, направленные на получение правосудного решения. Он должен памятовать, что приговор его является не только разрешением судьбы подсудимого, но и точкой опоры для будущих судебных преследований и, вместе с тем, доказательством существования такого печального явления, самое признание которого судом устраняет на будущее время сомнение в наличности источника для известных преступлений бытового или религиозного характера в той или другой части населения.
К таким именно делам относится дело об убийстве Матюнина, совершенное вотяками для жертвоприношения их языческим богам. Признание по этому делу подсудимых виновными должно быть совершено с соблюдением в полной точности всех форм и обрядов судопроизводства, ибо этим решением утверждается авторитетным словом суда не только существование ужасного и кровавого обычая, но и невольно выдвигается вопрос о том, приняты ли были достаточные и целесообразные меры для выполнения Россией, в течение нескольких столетий владеющей вотским краем, своей христиански-культурной и просветительской миссии. Установление путем судебного приговора несомненности существования такого обычая, до сих пор спорного между этнографами и учеными, должно быть совершено путем безупречного исполнения закона, чтобы раз навсегда прекратить сомнения по этому поводу. В этом отношении уже при "M%-2"первой отмене приговора по делу были даны надлежащие указания Правительствующим Сенатом, который в Указе своем от 5 мая 1895 года высказал, что настоящее дело требует, чтобы со стороны суда были приняты все меры для возможного разъяснения дела и для правильного и спокойного разрешения оного, так как нельзя не признать, что и в обвинительном акте не было ясно и точно установлено самое существование между вотяками человеческих жертвоприношений, не были указаны с достаточной полнотой фактические основания для обвинения каждого из 11 подсудимых в тяжелом, влекущем уголовное наказание преступлении. Таким образом, Правительствующим Сенатом уже преподана суду необходимость особой осмотрительности в разрешении настоящего дела, выражающейся в соблюдении всех тех предписаний, которыми гарантирована эта осмотрительность. Между тем надлежит признать, что Сарапульский окружной суд и при вторичном рассмотрении сего дела допустил ряд существенных нарушений.
Первое из них есть нарушение абсолютного характера, а именно нарушение 929 ст. Устава уголовного судопроизводства, выразившееся в том, что член суда Горицкий, председательствовавший при первом рассмотрении этого дела, принимал участие в качестве докладчика в распорядительном заседании после кассации приговора для рассмотрения ходатайства подсудимых о вызове свидетелей и экспертов, причем это ходатайство в значительной своей части не было уважено. Закон, изображенный в 929 ст. Устава уголовного судопроизводства, совершенно определенно воспрещает рассмотрение дела после отмены приговора теми же самыми судьями, которые входили в состав присутствия, постановившего первый приговор. Еще в 1875 году, в решении по делу Собакарева, Правительствующий Сенат указал, что правило 929 ст. обязательно и для приготовительных к суду распоряжений, а в 1876 году даже распространил это правило на суждение дел, переданных другому составу присяжных, по 818 ст. Устава уголовного судопроизводства, вследствие единогласного признания судей, что осужден невинный. В объяснениях своих по этому поводу член суда Горицкий ссылается на то, что в 1878 году состоялось решение по делу Ахназарова, коим признано, что правило 929 ст. Устава уголовного судопроизводства распространяется лишь на состав преступления, постановляющий приговор по существу, а не частное по делу определение, но это объяснение не заслуживает уважения, во-первых, потому, что в 1893 году состоялось решение по делу казака Жилы, которое вполне определено и категорически подтвердило взгляд, высказанный по делу Собакарева, причем действие лица, нарушившего 929 ст. своим участием в приготовительных к суду распоряжениях, было признано подлежащим дисциплинарному взысканию и передано на рассмотрение соединенного присутствия первого и обоих кассационных департаментов; а во-вторых, потому, что изложение в объяснении содержания решения по делу Ахназарова почерпнуто не из подлинного решения, а из краткого тезиса сборника Щегловитова, который по самому своему назначению не может передавать обстоятельств дела. Если дать себе труд прочесть подлинное решение по делу Ахназарова в официальном кассационном сборнике, то окажется, что в деле Ахназарова вопрос шел лишь об участии состава, решавшего в первый раз дело, в рассуждениях о том, какому из департаментов Палаты - уголовному или гражданскому - надлежит в другом составе рассмотреть вновь кассационное производство. Поэтому решение по делу Ахназарова нисколько не идет вразрез с решениями по делам Собакарева и Жилы, и остается лишь пожалеть о том, что эти решения не были применены во всей их полноте по настоящему делу. Статья 929 Устава уголовного судопроизводства имеет коренную связь со всем кассационным производством и толковалась Правительствующим Сенатом всегда с особым вниманием. На такое же внимание к таким своим решениям, имеющим не только разъяснительный по данному делу, но и общий по всем делам императивный характер, со стороны подчиненных ему судебных учреждений имеет право рассчитывать Правительствующий Сенат, ибо иначе пришлось бы повторить слова великого его основателя - "всуе законы писать, если их не исполнять" и допустить замену точного смысла закона, разъясненного высшим, призванным к тому судилищем, личным усмотрением суда по правилу: Sic volo, sic jubeo! Stat pro ratione voluntas! *(181).
Уже одного нарушения 929 ст. Устава уголовного судопроизводства было бы достаточно для того, чтобы отменить приговор по настоящему делу. Но независимо от этого существует ряд других нарушений по свойству самого дела. Первое из них выразилось в постановлении суда от 19 августа 1895 года об отказе жалобщикам в вызове оправданных при первом рассмотрении дела подсудимых Александрова и Гаврилова. Решениями Правительствующего Сената за 1871 г. N 450, за 1873 г. N 359, за 1877 г. N 29, за 1878 г. N 39 и другими вызов таких оправданных подсудимых в качестве свидетелей признан для суда обязательным в порядке, установленном 557 ст., и распространен не только на оправданных подсудимых, но даже и на осужденных. Поэтому отказ в вызове оправданных подсудимых по требованию обвиняемых, подлежащих суду второй раз, есть явное стеснение прав подсудимых, которое ни в каком случае и никогда не может быть объяснено даже тем, что показания этих свидетелей не имеют непосредственного отношения к делу, ибо против этого свидетельствует самая скамья подсудимых, которая при первом разбирательстве дела одинаково приютила на себе и оправданных, и осужденных. Идя последовательно, пришлось бы признать, что и объяснения этих лиц, данные в первом заседании, к делу не относятся. Несомненно, что обвиняемый по одному и тому же преступлению есть и один из важнейших свидетелей, если только суд по внутренней оценке не найдет необходимым отнестись к нему с недоверием. Объяснения, сделанные по этому предмету судом, не представляются основательными. В них говорится об отсутствии основного закона, который делал бы такой вызов обязательным. Но Устав уголовного судопроизводства делает обязательным вызов всякого лица, могущего быть свидетелем по делу, и в статьях 713, 714 и 721 определено, в чем состоит то отношение человека к делу, которое придает ему характер свидетеля. Поэтому и за невозможностью признать показания оправданных не относящимся к делу - они несомненно имеют право занять в деле положение свидетелей, причем это их право подтверждено и закреплено приведенными решениями. Об отсутствии какого же основного закона говорит объяснение суда? Едва ли можно предположить, чтобы оно имело в виду законы основные, помещенные в первой части первого тома Свода законов, ибо они по важности своей, конечно, не могут касаться таких вопросов, как вызов свидетелей. Поэтому говорить о применении их к настоящему делу невозможно, да и ничего относящегося к отправлению уголовного правосудия в них нет, если не считать ст. 65, обязывающей все без изъятия места, а следовательно, и судебные, утверждать свои определения на точных словах закона, "не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований".