Правительствующий Сенат определил: приговор Петербургской судебной палаты по настоящему делу, за неправильным применением 1039 ст. Уложения о наказаниях, за нарушением 878, 751, 889 и 891 ст. Устава уголовного судопроизводства и за неправильным толкованием 1535 ст. Уложения о наказаниях, отменить, передав это дело для нового рассмотрения в другой департамент той же Палаты.
По делу о злоупотреблениях в Таганрогской таможне
Установляя суд с участием присяжных заседателей, законодатель распределил работу этого учреждения между двумя коллегиями, входящими в его состав, возложив на присяжных труд и постановив непременным условием деятельности суда коронного уменье и знание.
Присяжные несут на себе труд по оценке и проверке доказательств и совершают подчас тяжелую работу вывода определенного убеждения из массы разнообразных, противоречивых и сложных данных. На представителей суда возложена обязанность руководить ходом процесса, идя рука об руку с присяжными до постановки ими решения; руководить с умением и прилагать затем к состоявшемуся решению то техническое знание, знание уголовного закона, которое предполагается в судьях, как в специалистах. Дело о злоупотреблениях в таганрогской таможне, одно из самых обширных из разбиравшихся когда-либо в русских судах, представляет, и я полагаю, с этим согласится всякий, знакомый с этим делом,- блестящее исполнение первой задачи суда присяжных - труда. Оторванные от своих занятий, разлученные со своими семействами и отрезанные от окружающего мира, присяжные заседатели в течение почти пяти недель ежедневно, без отдыха и перерыва, участвовали в рассмотрении дела трудного, сложного, специального и своеобразного, исполненного множества вопросов и фактов, которые утомляют мозг и не оставляют никакого живого впечатления в сердце... Проследив 97 случаев нарушений таможенного устава, из которых по каждому было особое производство, присяжные затем, после нескольких дней совещания, в течение целого дня, с утра до позднего вечера читали одни лишь ответы на 1311 вопросов, им поставленных. Они доказали, что подвиг труда, им принадлежавший, был исполнен ими свято. Со стороны суда задача была другая. Нужно было умело руководить живыми людьми, не стесняя их убеждения, нужно было проявить знание закона в приложении его предписаний к тому, что выработает это убеждение. Ознакомление с подробным протоколом судебного заседания, подлежащим нашему рассмотрению, убеждает в том, что с точки зрения внешнего порядка и стройности этот огромный процесс веден с точностью часового механизма, с предусмотрительностью и вниманием ко всем нуждам участвующих в деле лиц. Все рассчитано и обдумано заранее, все подчиняется строгому плану, и притом так, что потребности, свобода и материальная обстановка лиц, приходящих в соприкосновение с судом, не стесняются никакими бесплодными мерами, вовсе не нужными в интересах правосудия. Процесс веден искусно, опытной рукой, которая видна во всем; веден так, что, несмотря на все разнообразие возникающих в нем вопросов и усложнений, несмотря на ту постоянную тревожную зыбь, которая чувствуется в каждом большом и интересующем стороны деле, в нем постоянно видна одна связующая все части прочная нить, сотканная и проведенная авторитетною рукою. Едва ли станут спорить против этого и жалобщики. Они указывают лишь на то, что внутреннее содержание этого умения руководить делом подлежит серьезному оспариванию, и поддерживают этот свой взгляд многочисленными кассационными доводами.
Прежде всего, эти доводы касаются предания суду. По мнению Вальяно, предание его суду произошло неправильно, при смешении двух, взаимно исключающих одна другую, функций уголовного суда. То же учреждение, которое его предало суду, его же и судило.
Сказать по этому поводу приходится немного. Вальяно, внешним образом разделяя предание суду от осуждения, по существу в действительности смешивает эти два понятия, считая при том и при другом задачу суда одинаковою. Но на деле это не так. При предании суду вопрос идет об основательности данных для того, чтобы поставить человека пред судьею; при суждении о вине или невиновности вопрос сводится к доказательности этих данных для осуждения. Таким образом, это две совершенно разные задачи и по объему, и по содержанию, и по приемам их исполнения. Одно и то же учреждение может исполнять разновременно каждую из них. В Судебном уставе есть ряд указаний на законность соединения обеих задач в одном и том же учреждении. Не говоря уже о 277- 5281 и 5282 ст. Устава уголовного судопроизводства, достаточно указать, что даже в своем первоначальном виде этот Устав имел ст. 528, в силу которой, в случае несогласия суда с заключением прокурора о прекращении следствия, от Судебной палаты зависит окончательно разрешить вопрос и предать обвиняемого суду, а так как дела подобного рода судятся без участия присяжных заседателей, то по ним возможны апелляционные жалобы, в случае принесения которых Палата, раз высказавшись, что данные для предания суду основательны, должна в апелляционном порядке высказаться о том, насколько доказательны эти самые данные. Такой порядок существует не только в Уставе уголовного судопроизводства, но и в Уставе гражданского судопроизводства. Так, по 1331-1336 ст. Устава гражданского судопроизводства, от Судебной палаты зависит разрешить искать с судьи убытки, причиненные его неправильными действиями. Эти иски по получении разрешения Палаты предъявляются в Окружном суде, на решения которого приносятся апелляционные жалобы, рассматриваемые в той же Судебной палате. Следовательно, одно и то же учреждение, которое сказало, что судья причинил убытки своими, по-видимому, неправильными действиями и повинен ответу пред истцом, это же самое учреждение потом разрешает, обратилось ли это предположение в достоверность и повинен ли судья платежу убытков. Нет, однако, сомнения, что бесспорное право одного и того же судебного учреждения и предавать суду, и судить имеет одно практическое, и притом весьма нежелательное неудобство, состоящее в том, что одни и те же лица участвуют в разрешении обоих вопросов. Людям свойственно относиться с упорством к раз высказанным мнениям и подчиняться своим уже высказанным сим взглядам на предмет. Сказать себе: я ошибался, я не обдумал, я увлекся - не всякий решится охотно. Но и это неудобство устранено разъяснением Правительствующего Сената, в решении 1882 года, N 14, по делу Каберова, где высказано, что участвующие в суждении по существу судьи должны быть не из числа тех, которые участвовали в постановлении о предании суду. Из настоящего дела видно, что лица, постановившие приговор, начиная со старшего председателя и кончая членами Палаты, были не те, которые предали Вальяно суду. Поэтому этот кассационный повод падает.
Поверенный казны находит, что подсудимый Сократ Гизи оправдан по обвинению в беспошлинном провозе винной ягоды, потому что обвинение его в этом преступлении было обусловлено привлечением к делу его соучастников в числе трех, но они привлечены не были, так что деятельность Гизи явилась в одностороннем освещении, повлекшем за собою оправдание.
Поверенные казны ссылаются на решение Сената по делу Коена, N 40, 1882 г., и на то, что несообщение копии определения Палаты о прекращении дела о соучастии Гизи лишило таможенное начальство возможности обжаловать ее распоряжение. Не говоря уже о том, что на точном основании 1182 и 1184 ст. Устава уголовного судопроизводства, определения о прекращении следствия подлежат обжалованию со стороны казенных управлений лишь в том случае, когда они постановлены окружными судами, и что решение по делу Коена говорит об обжаловании действий лица прокурорского надзора, не составившего заключения о предании суду высшему в порядке подчиненности лицу прокурорского надзора, т. е. министру юстиции, как генерал-прокурору или прокурору Судебной палаты, чего в данном случае не было совершено казенным управлением, нельзя не заметить, что предположения о причинах оправдания присяжными Гизи являются совершенно гадательными и лишенными всякого фактического основания. Поэтому и этот кассационный повод не может быть уважен.
Затем, при ведении судебного следствия, по мнению кассаторов, допущен ряд нарушений, которых я буду касаться вкратце, потому что, ввиду соответствующих разъяснений Правительствующего Сената, большая часть этих предполагаемых нарушений поводом кассации решения присяжных служить не может.
Во-первых, указывается, что свидетели Озеровский, Шустерман и Русинов вызваны по требованию прокурора, без объяснения причин их вызова, в нарушение равноправности сторон. Закон предоставляет прокурору право вызывать свидетелей до самого открытия судебного заседания. Возникает вопрос о том, не следует ли прокурору объяснять эти причины, побудившие его вызвать свидетелей, и указывать на предмет их ожидаемых показаний, если по открытии судебного заседания стороны этого пожелают. Хотя для разрешения этого вопроса нет прямых указаний в законе, но я едва ли ошибусь, сказав, что и судебное прямодушие, которое должно руководить действиями всех участвующих в деле, и польза самого прокурорского надзора делают желательными подобные объяснения со стороны обвинителя. Ему не следует скрывать в открытом бою для уяснения истины, который идет на судебном следствии, зачем ему нужен тот или другой из вызываемых свидетелей. Достоинство судебного заседания требует всемерно избегать неожиданностей и сюрпризов, озадачивающих противную сторону, но чуждых целям правосудия. Кроме того, с практической точки зрения, незачем рисковать тем, что защита при допросе свидетеля может усмотреть в его показании новое доказательство и, согласно 634 и 734 ст. Устава уголовного судопроизводства, потребовать отсрочки рассмотрения дела для подготовления. Эти соображения к настоящему делу, однако, неприменимы. Свидетели были вызваны в Палату по списку, приложенному к обвинительному акту; его, по-видимому, совершенно не желают принять во внимание кассаторы, а объяснять причины вызова свидетелей, указанных в списке, приложенном к обвинительному акту и утвержденном Судебною палатою, прокурор не только не обязан, но было бы неуместно и требовать от него этого. Свидетели, указанные в списке, приложенном к обвинительному акту, суть свидетели, допрошенные на предварительном следствии, или такие, которые соприкасаются с ним или в качестве должностных лиц, производивших те или другие действия при следствии или дознании, или в качестве частных лиц, присутствовавших при них. Пристав, производивший дознание, врач, делавший осмотр, понятые, тюремная стража и т. п. могут не быть допрошены как свидетели, но о них или упомянуто в том или другом акте, или же они его подписали. Поэтому изучение предварительного следствия, обязательное для защиты, должно привести к знанию, о чем могут показать лица, вызываемые по списку, утвержденному Палатою. Прокурору не следует скрывать от защиты того, чего она не в силах своевременно узнать помимо его, но он не обязан восполнять недостаточное знакомство защиты с подробностями дела.