Мордорец слушал, сочувственно кивая головой, а когда наступила пауза, заговорил, имитируя воодушевление:
— Мне хорошо понятно ваше негодование, ваш духовный подъем. Многое, в чем сомневаются сегодня, завтра может стать фактом науки. Все относительно! Ведь что такое человек в конце концов?
Поставив сей риторический вопрос, мордорец выдержал паузу и элегически, что при его внешности выглядело довольно комично, сам на него ответил, процитировав Карлоса Кастанеду: — "Пузырь энергии"! А что такое Вселенная? Она возникла в результате расширения, которое длилось всего 10-30 секунды! "Разлетаясь, расширяясь во все стороны, — мордорец снова перешел на патетический тон, — материя отодвигала безбытие, творя пространство и начав отсчет времени..." Но некогда произойдет "схлопывание Вселенной. Она уже вступила в эпоху своей гибели". Она вернется в исходную точку. Разумеете? Вот откуда взялись разные апокалипсисы и прочее. А потом опять произойдет взрыв. "Праматерия ринется во все стороны, раздвигая и творя пространство. Опять возникнут галактики, звездные скопления, жизнь". А поскольку время движется по замкнутому кругу, то "значит, — он потряс пальцем, — число гибелей и возникновений" Вселенной бесконечно! Эта мысль была известна в Шумере, Риме, о ней знали Демокрит и Пифагор.
Мордорец жестом сдвинул всех в круг потеснее и заговорил Доверительно:
— Существует так называемое реликтовое излучение. Это волны миллиметрового диапазона — след сверхплотного, сверх-раскаленного состояния Вселенной. Излучение это. оказывается, приходит не только из прошлого, но и из будущего! Это отблеск "мирового пожара", — разумеете? — исходящего из следующего цикла, в котором рождается новая Вселенная. Исследователи уже говорят о "внутреннем опыте", о своего рода "памяти молекул", атомов, элементов, частиц. В момент схождения материи информация в ней не уничтожается. Вы понимаете, к чему мы подходим? "Мысль о вечном повторении, вечном возвращении всего сущего присутствовала в сознании человека практически всегда... В этом вечном повторении всего, бывшего некогда, все опять совершит свой круг, и опять начнутся новые войны, и снова могучий Ахилл отправится к Трое". Все уже было и будет несчетное число раз!
По мере того, как мордорец говорил, слушавшие все теснее смыкали круг. А он перешел на совсем интимный тон:
— "Знакомо ли вам ощущение, когда что-то происходящее кажется знакомым, словно все это вы уже видели?" "Путешествуя как-то из Страссбурга в Друзенгайм Гете на какой-то миг почувствовал себя в некоем сомнамбулическом состоянии и вдруг увидел себя со стороны. Однако в другом платье, которого никогда не носил. Через восемь лет он снова проезжал это место и с удивлением обнаружил, что одет точно так, как это привиделось ему некогда..." И таких примеров много. Все они дают повод к размышлениям, "как и слова Христа, будто бы произнесенные им накануне распятия: "Все же сие было". ...все происшедшее, происходящее и то, что еще должно произойти, — неисчезаемо, неуничтожимо и пребывает вечно. Как пребывают вечно все живущие сейчас и жившие когда-то"[11].
Мордорец умолк. Круг снова расширился. Волнение покрывало лица слушавших румянцем, глаза их блестели восторгом. Во мне же боролись два чувства: желание рассмеяться перемежалось волнами какой-то безысходной тоски. Тут я увидел, что в нескольких шагах от нас стоит служитель культа и, пытливо всматриваясь в наши лица, мерно поглаживает пышную курчавую бороду. Увлеченные рассказом мордорца, мы даже не заметили, как он подошел. А еще я увидел приближавшегося к нам другого мордорца. Оказывается, по ту сторону ворот была еще одна калитка. Из нее он и вышел. Этот мордорец был полной противоположностью первому. Элегантный серый костюм сидел на нем безупречно. Из-под узких, укороченных рукавов выглядывали накрахмаленные манжеты. У первого мордорца рукава мешковатого темного костюма закрывали кисти рук до половины. Отличались мордорцы и прической. У первого волосы располагались на голове как хотели, а виски были высоко застрижены. Второй, видимо, только что вышел из парикмахерской. Волосы его были уложены на пробор, а виски закрывали тщательно подстриженные седоватые бачки. Приближаясь к нам, он улыбался приветливой, но искусственной, словно у диктора телевидения, улыбкой. Пока он подходил, заговорил приверженец НЛО. Кося глазом на служителя культа и явно имея в виду его, он сказал:
— Во всех религиях мира имеются свидетельства, что космические пришельцы уже неоднократно бывали на Земле. Да и кто такие сами основатели религий, как не эти пришельцы? Их принимали за сверхлюдей, и они таковыми и были, поскольку владели более высокими энергиями.
— Йоги достигают того же с помощью дыхательных упражнений, — заметил последователь индийской философии.
— И не только они, — возразил приверженец НЛО. — С помощью аутотренинга тонкими энергиями может овладеть всякий. Но я хочу сказать о религии. Посудите сами, Христос в Евангелии то и дело читает мысли на расстоянии...
Но тут служитель культа перебил его. Нараспев и окая, он произнес:
— Словеса, словеса, словеса!
Все оживились.
— Напрасно вы так думаете, — игриво улыбаясь, как это делают взрослые, беседуя с детьми на недетские темы, сказал мордорец, — между нами возможно взаимопонимание, только для этого нужно идти на взаимные уступки. А главное — нужна терпимость. Пусть для вас Христос явился сверхъестественным путем, а для нас — естественным, как человек больших дарований, подобный, например, Конфуцию или Магомету.
— Кроме того, — поддержал первого мордорца второй, — нас сближают и социальные цели. Вы ожидаете, что он опять придет, чтобы утереть слезы униженным и угнетенным, накормить голодных, дать кров бесприютным, — но таковы и наши цели.
Служитель культа посмотрел на него с недоверием, и тот, заметив это, продолжал:
— Я понимаю, вам мешает опыт прошлого. Но мы живем в новой реальности. Перед церковью поставлены большие задачи: вести патриотическое воспитание, бороться за мир, заниматься благотворительностью.
Тут я опять не сдержался.
— Представим себе, — сказал я не без резкости, — православных, католиков, протестантов, как все они занимаются патриотическим воспитанием в Италии, Франции, Германии, России, а светская власть между тем вступает в политические конфронтации. Как тогда быть церквям? Испокон веков у церкви была одна задача: помогать людям находить связь с Богом.
— А как тогда быть с "кесарево кесарю"? — возразил мне первый мордорец.
— Церковь платит налоги. — ответил я.
— И немалые, — добавил слижитель культа.
— А еще, — продолжал я, явно горячась, — не замечаете ли вы, что, говоря о материи, вы перешли от науки к своеобразному вероучению? Вы наделили материю всеми свойствами духа. Вы уж простите меня, но из сказанного вами возникает тот самый фидеизм, в котором вы обвиняете всех духовно ищущих.
— Вы не правы, — холодно возразил мне первый мордорец. Он назидательно поднял свой похожий на сук палец. — Мы во всем основываемся на опыте, на эксперименте.
— Не об опыте речь, а о том, как вы его истолковываете, — сказал я. — Вот пример: лишь из математических вычислений следует, что при движении со скоростью света масса убывает до нуля. Вы же утверждаете, что живой человек при таком движении начнет молодеть, вернется к младенческому состоянию. А потом, что будет с ним? Он начнет минус-жизнь? И вообще, вы и откровенной магии уже придаете наукообразный вид. Ваши ученые "исследуют" всякие виды ворожбы и колдовства, нарекши их парапсихологией, даже "моделируют" новые виды заговоров и прочей чертовщины. Я не выдумываю — об этом пишут в газетах. А возьмем массовую культуру, что происходит в ней? Не магия ли это, не откровенный ли шаманизм? Однако вы нашлись и тут. С ученым видом вы объявили: "Рок-лаборатория"! Пройдет немного времени, и вы откроете "порно-академию".
— Ладно тебе устраивать охоту на ведьм! — дружно заворчали на меня люди умственного труда, и в их голосах я уловил знакомые интонации народного негодования. А самый молодой из них, видимо, десятикласник, так даже закричал на меня:
— Вам бы только запрещать! Чтобы кругом ходили, взявшись за ручки, подстриженные мальчики и девочки в платьицах.
— Да причем тут запреты! — сказал я с досадой, сбитый с толку его горячностью. Но потом я как-то вдруг сразу успокоился, и мне захотелось, чтобы он понял меня. Я стал рассказывать ему, какую роль в африканских культах играла ритуальная музыка, послужившая прообразом для всех экспериментов с поп-музыкой. Я попытался также объяснить ему, сколь могуч европейский музыкальный гений и как, будучи лишь направленным по ложному пути, он углубил суггестивное, разрушающее личность действие африканских ритмов и т. д.
— Вначале вам кажется, — сказал я, — что вы как-будто бы самоутверждаетесь, собираясь вокруг рок-ансамблей. Они для вас некие символы протеста против того, что в обществе уже отжило свой век. Но, скажи мне — это длится не одно десятилетие, — где плоды этого самоутверждения? Где яркие, сильные, независимые индивидуальности, воспитывавшиеся с детства на поп-музыке? Их нет. И речь все больше заходит о потерянных поколениях.
Пока я говорил, мордорец насмешливо посматривал на меня и не перебивал. Он был абсолютно уверен в провале моего намерения и, когда я закончил, небрежно обронил:
— Он заснул, слушая тебя.
— Но не его, а наша с тобой в том вина, — сказал я. — Ты отучил его мыслить, а я пока не нашел нужных слов, которые были бы ему понятны. Но я надеюсь их найти. Ибо и в нем, и во мне одна и та же искра Божия. Как, впрочем, и в тебе? — добавил я вопросительно.