В осязании мы больше не связаны, как в трех предыдущих чувствах, с нашим внутренним непосредственно, а лишь с проекцией его на внешнее. Вещи бывают твердые или мягкие, гладкие или шероховатые, — о чем нам говорит внешний мир; но это лишь их поверхность; внутрь вещей мы в осязании не проникаем; также и в нас ничто не проникает извне через осязание. Мы наталкиваемся на предметы, но дело имеем с тем, что происходит в нас самих, внутри границ нашей кожи. Переживание осязания по своей природе, как и чувства жизни, движения, равновесия, также дано внутренне-телесно, а потому будет правомерно поставить их в один ряд. Но, в то же время, в первых трех чувствах все процессы восприятия не только протекают внутри нас, но и вызываются нашим внутренним. В осязании же мы приходим нашим внутренним в соприкосновение с разными областями внешнего мира. К тому, что в чувстве жизни, движения, равновесия мне дано как переживание моих сугубо внутренних процессов, добавляется новая область, однако лишь в ее действии на мое внутреннее. Чувство осязания одновременно и внутреннее и периферийное. Поскольку мы заключены в кожный покров, мы заключены в осязание.
У животных осязание не выделено в особый род восприятий — они осязают всеми органами чувств. И если, например, мы видим, как кошка трогает что-то лапой, то абсурдно думать, что у нее тогда возникает ощущение твердого, шелковистого и т. д. (Любовь кошек к поглаживанию основана на сверхчувственных переживаниях.) В человеке осязание стало самостоятельным чувством лишь благодаря наличию "я". В прошлом же, согласно сообщениям Духовной науки, осязание хотя и существовало, но было предназначено для восприятия не внешнего мира, а только духовного, для внутреннего восприятия высшего Я, пронизывавшего всю телесную организацию с того момента, как оно было даровано нам Духами Формы. Но позже, в Лемурийскую эпоху, чувство осязания претерпело метаморфозу и было обращено на внешний мир. Не свершись она, мы и поныне, наталкиваясь на предметы, узнавали бы лишь нечто о своем "я". Происшедшая метаморфоза носила многоступенчатый характер, а в результате между "я", ставшим индивидуальным "я", и осязанием развились три вышеприведенные чувства; они отодвинули осязание от "я", и оно стало своего рода первым "посланцем" "я" во внешнем мире. Благодаря ему же "я" и во внутренней жизни смогло дистанцироваться от чувства жизни, чувства движения и чувства равновесия, объективировать их по отношению к себе, как внешние восприятия, а вследствие этого — осознать их, преодолеть в себе животную природу. Так, примерно, можно понять переход осязания с первого на четвертое место в кругу двенадцати чувств [* Рудольф Штайнер в одних случаях начинает круг восприятий с осязания, в других оно стоит на четвертом месте. Попыткой дать этому объяснение и было вышеприведенное изложение.].
Имеется и еще один аргумент в пользу такого вывода. Предмет, оказывающий на меня давление, меняет положение частей моей телесности, что переживается первыми тремя чувствами. Следовательно, чувство осязания присутствует и в них. Но отличие состоит в том, что в осязании, как говорит Рудольф Штайнер, в скрытом виде всегда присутствует элемент суждения. Его произносит наше "я". Оно не только наталкивается на предметы, но и говорит себе: этот предмет твердый. Таким образом, получается интересная взаимосвязь, объединяющая первые четыре чувства. Индивидуальное "я", пробиваясь сквозь смутность внутренних восприятий всеобщей телесности и сводя их к синтезу в элементарном отношении с внешним миром благодаря связи чувства равновесия (через полукружные каналы в ухе) с тремя направлениями пространства, приходит в чувстве осязания в многообразное соприкосновение с внешним миром.
Не следует удивляться, обнаружив в эволюции чувств действие все того же закона метаморфозы. Чувства занимают среднее положение между биологической и духовной эволюцией. В далеком прошлом чувство осязания замкнуло человека в кожу и дало телу облик, сложную конфигурацию за счет его неодинакового реагирования на внешние воздействия в разных его частях. Оно тогда играло роль инструмента высшего Я — творца земного человека. Через осязание высшее Я излучало свои действия вплоть до соприкосновения тела с внешними предметами. Высшее Я формировало тело человека на основе внешнего опыта, где к нему возвращалась его же собственная сущность, но с отпечатком, полученным от внешнего мира. Нечто подобное происходит и в настоящее время. Только теперь, параллельно деятельности высшего Я, слагается еще я-ощущение. Оно воплощается не одновременно с физическим рождением, а постепенно, в течение первых трех семилетий жизни. В его онтогенезе повторяются древние эволюционные процессы. Поэтому осязание хотя и пробуждается после рождения первым, но — в своей древней (внутренней) форме, как орган осязания творящего Я, как его земной противополюс.
По мере индивидуального развития осязание высшего, т.е. интеллигибельного Я распространяется и на его мыслительную природу. Деятельность осязания уподобляется интеллектуальному созерцанию, отчего и входит в него в скрытом виде суждение, которое всегда тетической природы. И через это скрытое суждение осязание, будучи внутренним чувством, приобретает отношение к внешнему миру. Через осязание "я" начинает на уровне ощущения интеллектуально созерцать идеальное в вещах.
Так мы вновь подошли к тесной связи "я" с осязанием, только на этот раз уже не высшего, а низшего "я". Для него первая триада чувств дается чисто филогенетически. "Я" просто застает их в себе; а начиная с осязания оно осознает противостояние внутреннего и внешнего миров, что рождает в нем первую форму самосознания. В то же время, отношение внутреннего и внешнего в восприятиях чувств носит не только идеальный и временной, но также физический и пространственный характер. Поэтому следует думать, что метаморфоза чувств соединяет в себе и семичленный, и двенадцатичленный принципы развития.
Обнаружив в осязании элементы восприятия и суждения, можно было бы ожидать, что далее они пойдут разными путями. И так это отчасти и происходит. Но, кроме того, продолжается и их совместное развитие через органы восприятия, что необходимо для многосторонней связи "я" с миром, только и способной приводить его к подлинной автономии. Особенно ярко это выражено в чувстве обоняния.
Эволюционно мышление тесно связано с обонянием. У животных — собак, слонов — в переднем мозгу находится гигантский обонятельный нерв. С его помощью они познают внешний мир, т. е. ориентируются в нем. У человека этот нерв имеет чахлый вид. Зато в том же месте у него находится благороднейшая часть мозга, ибо "передний мозг у человека обладает органом для сочувствия, для понимания людей вообще" (348; 16.XII). И основание, по которому, скажем, собака виляет хвостом, у человека облагорожено. "Умность" собаки, слона находится в носу; человеческая умность развилась благодаря преодолению чрезмерной деятельности чувства обоняния.
В чувстве обоняния мы приходим в значительно большую связь с внешним миром, чем в осязании; настолько большую, что соединяемся с его веществами, находящимися в газообразном состоянии. Однако и здесь преобладающим остается опыт, который мы получаем относительно самих себя. Мы испытываем некий натиск на нас внешней материи, и реакцию нашего "я" на этот натиск мы переживаем как обоняние. В результате в нас рождается образ от полученного опыта восприятия. Таково существенное отличие обоняния и последующих чувств от осязания. — В них возникают не скрытые суждения, а образы окружающего мира. В логике созерцание привело нас к восприятию идеи из объекта. В восприятиях чувств скрытое суждение метаморфизируется в образ. Образ же — это чувственный представитель сверхчувственного. Все мифологическое мышление древних было образным, основанным на имагинативных переживаниях. Из них родилась творческая фантазия. В восприятиях чувств, дающих образы мира, к нам из чувственного возвращаются застывшие в нем имагинации. О том, что они же есть и идеи, свидетельствует обоняние.
Появление "запахов", как мы знаем, имело место уже на древнем Сатурне. Духи Воли сделали тогда человеческую монаду отпечатком самой жизни Сатурна благодаря тому, что напечатлели ей зачатки Духочеловека, т. е. напечатлели физической тепловой телесности свойства своей воли. Этим было положено начало дуализму внутреннего и внешнего, и первый опыт их соприкосновения явился тем, что мы называем запахом. В дальнейшем пепрвоначальный дуализм был углублен действием люциферических существ, низведших переживание запаха из сверхчувственного в чувственный мир. И здесь испускание материей запахов выражает ее борьбу с отвердением, стремление вновь одухотвориться. Человек, обоняя, противопоставляет свою волю ариманической воле материи. Иными словами, в обонянии мы имеем дело с дифференцированной, метаморфизированной, вплоть до действия отпавших духов, волей Престолов. Сама по себе субстанция обоняния высочайшего происхождения. Когда она через отпавших духов является в чувственном мире, минуя необходимый ряд опосредовании, то она производит то впечатление, по поводу которого говорится, что падшие ангелы узнаются по отвратительному запаху.