Но этому необычайному подъему своих культурных сил, которые проявила Византия в период своего заката в середине XV в., турецкий разгром положил конец.
Территория, признававшая власть последнего византийского императора, ограничивалась Константинополем с его ближайшими окрестностями во Фракии и большею частью лежавшего в стороне от столицы Пелопоннеса или Мореи, где правили братья императора.
Сильным врагом Константина был молодой, двадцатиоднолетний султан Мухаммед II, соединяющий в своей натуре, наряду с грубыми порывами суровой жестокости жажды крови и низменными пороками, склонность к науке и образованию, энергию, военный, государственный и организаторский таланты. Византийский источник сообщает нам, что он занимался с увлечением науками, особенно астрологией, читал рассказы о подвигах и деяниях Александра Македонского, Юлия Цезаря и константинопольских государей, говорил, кроме турецкого, на пяти языках, может быть, и по-славянски. Восточные источники восхваляют его религиозность, правосудие, милосердие и покровительство ученым и поэтам. Историческая наука XIX - XX веков разноречиво оценивает Мухаммеда II, начиная от почти полного отрицания в нем каких-либо положительных сторон и кончая признанием в нем необыкновенной, чуть ли не гениальной личности. «Ночью и днем, ложась спать и вставая, в своем дворце и вне его всю свою заботу полагал на то, какими военными действиями и средствами овладеть Константинополем», в бессонные ночи на бумаге чертил план города и городских укреплений, намечая те места, откуда легче будет взять город.
Мухаммед на север от города, на европейском берегу Босфора, в самом узком месте, построил укрепление с башнями, величественные останки которого видны еще и теперь (Румели-Хисар); поставленные там пушки выбрасывали громадные для того времени каменные ядра.
Возведенное укрепление прекратило сообщение столицы с севером и с портами Черного моря, так как все иностранные суда, входившие с Босфора и выходившие из него, перехватывались турками, из-за чего Константинополь, в случае осады, лишался подвоза хлеба, шедшего из черноморских портов. Для турок это было тем более легко сделать, что против европейского укрепления возвышались на азиатском берегу Босфора укрепления, построенные еще в конце XIV в. султаном Баязидом (Анатоли-Хиссар). Затем султан сделал опустошительное нападение на греческие владения в Морее (Пелопоннесе), чтобы этим самым лишить морейского деспота возможности прийти на помощь Константинополю. После подготовительных мер Мухаммед приступил к осаде великого города.
Император приказал из окрестностей столицы свезти в город возможные запасы хлеба и сделать некоторые исправления в городских стенах. Греческий гарнизон города не превышал нескольких тысяч. Ввиду приближения смертельной опасности Константин обратился за помощью к Западу. Но вместо военной помощи в Константинополь прибыл римский кардинал, грек по происхождению, Исидор, бывший московский митрополит и участник Флорентийского собора. В ознаменование восстановленного мира между восточною и западною церквами он отслужил униатскую обедню в храме св. Софии, что вызвало сильнейшее возбуждение среди городского населения. Тогда один из виднейших византийских сановников Лука Нотара произнес знаменитые слова: «Лучше видеть в городе власть турецкого тюрбана, чем латинские тиары».
В защите столицы участвовали венецианцы и генуэзцы. Особенно большие надежды возлагались на прибывшего с двумя большими судами с о. Хиоса начальника генуэзского испытанного в боях отряда Джовании Джустиниани. Доступ в Золотой Рог был прегражден, что уже не раз случалось в опасные минуты прежнего времени, массивною железною цепью.
Военные силы Мухаммеда, сухопутные и морские, в состав которых входили, кроме турок, представители разнообразных покоренных ими народов, в том числе и славян, бесконечно превосходил скромное число защитников Константинополя из греков и латинян, преимущественно итальянцев.
Факт осады и взятие турками «богохранимого» Константинополя оставил глубокий след в источниках, которые на разных языках с разнообразных точек зрения описывают последние моменты Византийского государства и позволяют нам иногда буквально по дням и часам следить за развитием последнего акта захватывающей исторической драмы.
Дошедшие до нас источники написаны на греческом, латинском, итальянском, славянском и турецком языках. Главнейшие греческие источники различно относятся к событию. Участник осады, близкий друг последнего императора, известный дипломат, занимавший высокие посты в государстве, Георгий Франдизи, охваченный любовью к своему императору - герою и вообще к дому Палеологов и будучи противником унии, описал последние времена Византии с целью восстановить честь побежденного Константина, поруганной родины и оскорбленного греческого православия. Другой современник эпохи грек Критовул, перешедший на сторону турок и пожелавший доказать свою преданность Мухаммеду II, посвятил свою, написанную императору царю царей Мехемету, где он излагает последние судьбы Византии уже с точки зрения подданного нового османского государства, хотя, к его чести, и не подвергает нападкам своих соотечественников. Грек из Малой Азии Дука, будучи сторонником унии, в которой он видел единственное спасение, писал с точки зрения благоприятной Западу, выставляя в критический момент заслуги и достоинства генуэзского вождя Джустиниани и умаляя роль Константина, но вместе с тем продолжая любить и жалеть греков. Четвертый греческий историк последнего периода Византии, единственный афинянин, которого знает вообще византийская литература, Лаоник Халкокондил (или Халкондил), ставивший в центре своего изложения уже не Византию, а турецкое государство, задался темой изобразить «необыкновенное развитие мощи молодого османского государства, возникавшего на развалинах греческих, франкских и славянских держав», почему сочинение Лаоника, не бывшего к тому же очевидцем последних дней Константинополя, имеет для осады и взятия его турками, среди других источников, второстепенное значение. Из наиболее ценных источников, написанных на латинском языке, авторы которых пережили в Константинополе все время осады, можно назвать воззвание «во всем верным Христу» с трудом избегнувшего турецкого плена известного уже нам кардинала Исидора, умолявшее всех христиан подняться на защиту гибнувшей христианской веры; затем донесение папе архиепископа Хиосского, также спасшегося от пленения турками и видевшего в постигшем Византию великом бедствии кару за отступление греков от заветов католической церкви.
На древнерусском языке написана важная для нашего вопроса историческая повесть о взятии Царьграда «о сем великом и страшном деле», «многогрешным и беззаконным Нестером Искиндером (Искандером)[56], почти, наверное, русским по происхождению, бывшим в войске султана, правдиво и, по возможности, ежедневно описывавшего действия турок после падения города. О падении Константинополя рассказано также в русских хронографах и летописях. Наконец, существуют и турецкие источники, оценивающие великое событие с точки зрения торжествующего, победоносного ислама и его блестящего представителя Мухаммеда II Завоевателя, а иногда представляющие собою собрание турецких народных легенд о Константине и Босфоре. Из только что сделанного перечня главных источников видно, каким богатым и разнообразным материалом мы обладаем для изучения вопроса об осаде и взятии турками Константинополя.
В начале апреля 1453 г. началась осада великого города. Успеху последней помогали не только несравненно более крупные военные силы турок. Мухаммед II был первым государем в истории, который имел в своем распоряжении настоящий артиллерийский полк. Усовершенствованные, гигантских для своего времени размеров, бронзовые турецкие пушки выбрасывали на далекое расстояние гигантские каменные ядра, против сокрушительных ударов которых не могли устоять вековые константинопольские стены. Отмеченная выше русская повесть о Царьграде замечает, что «окаянный Махмет» прикатил к городским стенам «пушки и пищали и туры и лестницы и грады деревянные и ины козни стенобитные».[57]
Современный осаде греческий историк (Критовул) прекрасно уже понимал всю решающую силу артиллерии, когда писал, что все сделанные турками подкопы под стены и подземные ходы «оказались излишними и только вызвали бесполезные расходы, так как пушки решили все». 20 апреля произошло единственное, можно сказать, счастливое для христиан событие за все время осады: в этот день прибывшие на помощь к Константинополю четыре генуэзских судна разбили во много раз превосходящий их силы турецкий флот. 22 апреля город во главе с императором был поражен необычайным и устрашающим зрелищем: турецкие суда находились в верхней части Золотого Рога. В ночь на это число султану удалось переправить по суше, минуя железную цепь, корабли из Босфора в Золотой Рог. Для этого был специально устроен в долине между возвышенностей деревянный помост, по которому суда на поставленных под ним колесах и были перетащены при помощи большого числа находившихся в распоряжении султана, по выражению Барбаро, «каналий». Находившийся в Золотом Роге за цепью греко-итальянский флот оказался после этого между двух огней. Положение города стало критическим. План осажденного гарнизона сжечь ночью турецкие суда в Золотом Роге был изменнически открыт султану и предупрежден последним.