Протестантский теолог и философ Райнхольд Нибур называет современный христианский пацифизм, который сохранил ренессансную веру в добрую природу человека, ересью. Христианские идеалисты, проповедующие закон любви, представители религиозного абсолютизма, рационалисты и мистики, как Б. Рассел и О. Хаксли, по убеждению Р. Нибура, являются сторонниками тирании, восхваляют мир тирании, не имеющий ничего общего с Царством Божьим, не понимают всей сложности проблемы справедливости: "Они думают, что их "если" оставляет в стороне все основные проблемы человеческой истории"2, и "нужно благодарить Бога за то, что в такие времена, как сейчас, простые люди сохраняют достаточно "здравого смысла", чтобы по-человечески реагировать на несправедливость, жестокость и расизм"3. Он делает вывод о том, что современный пацифизм слишком обременен секулярными и моралистическими иллюзиями. Пацифистский абсолютизм напоминает об истинных целях человечества. Однако секулярный пацифизм не может предложить никакой альтернативы конфликтам. Р. Нибур отмечает, что "примитивное христианское морализирование бессмысленно и ведет к путанице", нельзя считать, будто мы "можем действовать в истории, лишь будучи невиновными", зло тирании иногда можно устранить "кратковременной анархией", или анархией войны, а сентиментальные иллюзии ведут к капитуляции перед тиранией, представления пацифистов о человеческой природе целиком строятся на иллюзиях, христиане должны защищать твердыни цивилизации, а пацифизм не понимает трагизма истории.
Критика пацифизма обычно представляется как скандальная, аморальная, злобная клевета, порочащая респектабельную и гуманную идею. И все же возражения против философии и морали пацифизма заслуживают внимания. Прежде всего пацифизм исходит из абстрактной и идеальной справедливости, которая не годится ни для осуждения, ни для оправдания войны. Нельзя руководствоваться абстрактной справедливостью. Невозможно понять ее. Война и есть борьба за определенное понимание справедливости, за то, какая конкретная форма справедливости возобладает или будет навязана, утвердится и будет защищена. Далее, моральные ценности не могут быть локализованы в индивидуальном сознании. Они требуют себе существования в форме государственных институтов, законов, религии и обычаев. Институционально не подкрепленные ценности, лишенные пространства (ойкос) для развития, ведут нелегальное, призрачное существование и умирают. Геноцид народа или некоторой группы людей есть способ уничтожить их ценности. В некотором смысле пацифизм "абсурден и морально неприемлем", так как "желающие жить во что бы то ни стало теряют право на моральное оправдание. Они сами отказались от достойной и почетной жизни, своей свободы и свободы соратников, поскольку побоялись убить врага"1. Война, может статься, тоже школа добродетели (мужества, самопожертвования, бескорыстия, товарищества и т.п.), хотя пацифисты утверждают обратное. Компрометирует ли война и сопряженные с нею смерть, страдание, бедность идеальное значение добродетелей? Может ли идеология ненасилия, имеющая целью "просто жить" и не причинять страданий, мечта о защищенной индивидуальности предложить что-либо равноценное этим добродетелям? Отчего модели поведения в гражданском обществе в мирный период демонстрируют бессмысленность существования, тоску, скуку, чувство вины и страха?
Помимо неумолкающих дискуссий об этическом статусе войны, обсуждается вопрос о юридическом и нравственном регулировании военных действий, о соблюдении справедливости и сохранении морального человеческого облика воюющих. Эту проблему формулируют и называют по-разному, как закон о войне и военных преступлениях, предусматривающий уголовное наказание государственных деятелей, установление виновности политиков, а также степень коллективной вины1, как "филантропию войны", выводящую из-под удара невинные жертвы, исключающую умышленное убийство невинных, применение такого оружия, которое вызывает гибель мирного населения2; законы чести офицера и солдата, которые не позволяют глумиться над ранеными, препятствуют превращению необходимых действий в резню и мясорубку; как "проблему грязных рук" и "стерильной совести", какую имел Г. Трумэн. Прежде "доктрина военной необходимости" могла сама регулировать размеры насилия и разрушений. В современном обществе эта доктрина играет роль оправдания насилия, недопустимое делает допустимым. Стратегия войны больше не сдерживает техники убийства, не определяет способа убийства. Примитивная техника убийства не может оправдаться, а высокотехнологичная с успехом оправдывается. Заметим, что никто не был осужден в Нюрнберге за массовые бомбардировки мирного населения и гражданских объектов. Пока еще война в современном контексте плохо осмыслена. М. Уолцер, известный американский политолог, предлагая свою моральную теорию войны, отмечает, что об этой важнейшей и тяжелой стороне общественной жизни, о военном конфликте человеческий разум судит трусливо и приспособительно. Он вводит понятие "демократия войны", объясняющее современное поведение людей в войне, которое регулируется абстракциями, но не человеческими конкретными побуждениями3. Т. Тэйлор в своей знаменитой книге "Нюрнберг и Вьетнам. Американская трагедия" повторяет слова о том, что война - это не лицензия на убийство, что даже на войне моральные различия имеют место. И все-таки, с моральной точки зрения война есть ретроградное явление. Законы войны предполагают более низкий стандарт требований и ответственности, чем уголовное право. Пускай неофициально, но на войне применяется правило "если ты победил, тебе нечего бояться, а если тебя постигло поражение, готовься умереть, виновен ты или нет"4.
Итак, является ли война освобождением подавленной человечности или, наоборот, могилой гуманизма? Оправдана ли редукция войны к безнаказанному и санкционированному убийству? Влияют ли на этическую опенку войны ее цели? Надо ли различать на войне виновных, подлинных виновников и невиновных? Какая этическая версия войны верна - победителей или побежденных, сражающихся или наблюдателей? Если элементарными и общими свойствами человеческой природы являются эгоизм и нужда, разве не война наилучшим образом им соответствует? Если самосохранение является первой целью индивида, как возможна война и как возможно самопожертвование на войне? Если человеческие цели так возвышенны и благородны, как о них говорит философия морали, почему к ним приходится идти через ужас и бедствия? Зачем напоминать воюющим о морали, запрещать им делать зло? Чтобы угодить самым чувствительным или сохранить в людях способность сожалеть о содеянном? Можно ли гордиться участием в войне? Эти и подобные вопросы не имеют однозначного и общепринятого ответа.
4.3. ТЕРРОРИЗМ И МОРАЛЬ
Терроризм (от лат. слова terror - страх, ужас) является политической идеологией и методом политической борьбы с применением насилия вплоть до физического уничтожения противника, синонимом кампании нелегитимного насилия, осуществляемого никем не избранными и не уполномоченными группами. Проблема терроризма, имеющая глубокие корни и историю, вновь актуализировалась в 1960-1970 гг. в связи с деятельностью "новых левых", интернационализацией террористического движения, активизацией неофашизма. Для решения проблемы терроризма потребовались межправительственные органы и специальные соглашения типа Женевской, Токийской, Гаагской, Монреальской и других конвенций (1963-1976). Антисистемный террор имеет плохую репутацию в современных демократиях и осуждается официальными кругами. Естественно, никто не намерен поощрять насилие и кровопролитие и солидаризироваться с террористическими движениями. Против терроризма нацелена вся артиллерия негодования и морализирования, вся либеральная и гуманистическая риторика. Проблема терроризма искажается средствами массовой информации. Правительства решают ее полицейскими мерами и техническими средствами, стремятся "вычислить" потенциальных террористов и предотвратить террористические акты. Между тем природа терроризма по-настоящему не изучена.
Как правило, терроризм включают в традицию насилия, которая выглядит сегодня как варварство и анахронизм. При этом необходимо отличать терроризм от исторической традиции революционного насилия, которое ассоциируется с борьбой против прогнившего репрессивного режима деспотического, милитаристского и фашистского типа. Ведь, например, французское движение Сопротивления вполне укладывается в определения терроризма. Борьба с авторитарным режимом признается в демократиях законной и оправданной. Историей борьбы с тиранами западный мир всегда гордился. Террористическая идеология считается во многом эклектичной, восходящей к социал-анархизму, мессианским идеям, историческому волюнтаризму Подчеркивается, что идеология терроризма может быть использована разными политическими силами, так как она камуфлирует, а не раскрывает подлинные интересы, что нельзя полагаться на идеологические высказывания самих террористов, принимать на веру их самооценку. Вместе с тем нельзя и отбрасывать идейные предпосылки современного терроризма, может быть, и слабые, и ошибочные, и устаревшие, и недостаточно разработанные. Их можно интерпретировать по-разному: и как романтический след революционной антитиранической борьбы, и как приложение учения о катарсисе и ритуальном кровопускании, и как просто дурной вкус в политике, и как самосознание политических маргиналов, или даже как притязания бедных в обществе изобилия ("террористы, как и бедняки, всегда тут, с нами"), и как проводников религиозной идеологии, например в Ирландии, в Иране. Некоторые террористические организации, например в ФРГ, выступают против фашизма, под лозунгом, что фашизм не преодолен и замаскирован властями. Террористы обвиняют западное "общество потребления" в том, что оно подменило существенные цели людей предложением товаров. Себя они изображают "отказниками от изобилия" и "испорченными детьми экономического чуда". Безусловно, терроризм является созданием идеологического стиля в политике, который возник в конце ХVIII в. и приобрел практическое значение в Великой французской революции, стиля, который включает в программу разрушения общества и идею "пробуждения народа" от долгого исторического сна, призывает сбросить угнетателей и отождествляет зло и некоторые мертвые социальные структуры, выдвигает требование действовать во имя людей. Террористы фактически апеллируют к нереализованному "праву народа" сопротивляться всем установлениям, с которыми он не согласен. Поэтому о терроризме вряд ли можно рассуждать вне идеологии, определенных убеждений и образа жизни, даже не восторгаясь качеством его идейного фундамента. Большей частью терроризм является морально неприемлемым, политически ошибочным и нежелательным образом действий, этически спорным, требующим уточнения позиций и оценок, более внимательного и взвешенного отношения. Современный терроризм бросает вызов институтам и нормам либерально-демократического общества, берет под прицел существующую мораль.