нет этой обязательной тяжеловесной постройки, постройки, специально
для театра приспособленной, для меня также не существует специальной
телеги или тележек, нагроможденных большим запасом аксессуаров,
большим запасом разных тяжеловесных предметов, разных частей, которые
при помощи крюков собирают, и т.д. Я уже вам говорил, что я лично
мыслю театр как природу, приспособленную для сценической площадки.
Значит, любое место природы — будь то деревня, будь то берег моря, будь то
северный фиорд, будь то озеро, будь то городская площадка, улица,
бульвар и т.д., — все эти места, с моей точки зрения, могут быть
приспособлены для спектакля.
В прошлый раз, ссылаясь на историю, я вам говорил, что лучшие
театры возникали именно благодаря тому, что они опирались на определенные
данные, которые природа подсказывала. И вот эти данные умели хорошо
приспособлять для указанной цели, и возникали такие сценические
площадки, такие места, которые были подсказаны особенностями природы.
И не только умели пользоваться для этих целей природой, но и в городах,
как я вам опять-таки уже говорил, умели пользоваться тупиками, в
которых строили действие. Должен сказать (хотя об этом вам уже говорили
в классе истории театра или в классе истории сценических представлений,
а если не говорили, то будут говорить), что иногда спектакли
устраивались даже на паперти церковной. Такое, на первый взгляд,
неприспособленное здание, оно оказывается иногда весьма подходяще. Представьте
себе, что в Петрограде нет более удобного места, как площадка впереди
Казанского собора. Я думаю, на всем земном шаре не найти более лучшего
места для такой цели, как именно площадка Казанского собора, которую
можно изумительно использовать для представления. Во-первых, тут
особо замкнутые колоннады, которые двумя крыльями оцепляют среднюю
площадку. Затем, большая глубина между колоннами дает возможность
прятаться фигурам до выхода. Словом, если вы призадумаетесь над этим
зданием, вы увидите, как изумительно это здание могло быть
использовано для представления.
И вот такие места, следуя влажной английской природе, засевают
коврами зелени, устраивают извилистые дорожки, напоминающие дорожки садов
Версаля, безусловно, эстетически они весьма приятны, они составляют кра-
413
сивую обстановку, но, в сущности, когда городом будут пользоваться для
целей более возвышенной культуры, тогда, я думаю, будут предпочитать
оставлять гладкие поверхности для того, чтобы человеческие фигуры могли
здесь развернуться в большем просторе, или если, например, будут
устраиваться бега, своеобразное бросание мяча вверх или метание диска и т.п.
В этом отношении, пожалуй, Петроград остается самым интересным
городом, подсказывающим нам, какие города будут впоследствии. Если мы
посмотрим на так называемые пустые места, которые мы часто находим
в античной культуре, например, в Афинах, которые нас так поражают и так
особенно восхищают, то мы подобные пустые места найдем и в
Петербурге, взять хотя бы то же Марсово поле. Сейчас оно будет изменено
благодаря памятнику, который ставится посредине его, но все же особенность
Марсова поля была именно в том, что это была гладкая поверхность,
другим не занятая. Это была гладкая поверхность, на которой отдыхал глаз,
и действительно представляла собою площадку, которая могла быть
использована для своеобразных олимпиад, для своеобразных народных
увеселений, и правда, тут, мы знаем, периодически устраивались балаганы,
которые, конечно, теперь уже на этом месте устроить не удастся в силу тех
причин, о которых я вам говорил. Таким образом, я соскальзываю к другой
теме, которую я непосредственно связываю с той темой, которой я
коснулся в первой беседе с вами.
Вторая тема состоит в том, что когда я говорил относительно
походного театра или вообще относительно театра, что его, в сущности говоря,
нет в том смысле, как я вам говорил, то мне хочется особенно поддержать
мое утверждение тем, что я обращаю особое внимание на тело
человеческое и говорю, что театр есть взаимоотношение между природой, которая
приспособляет человека для представления, и между его телом, которое
он вкомпоновывает в удачно выбранное место. Когда товарищ описывал
нам реку Волгу, то мы видели, что это место как бы ждет прихода
человека. Он описывал нам берег, освещенный лучами солнца, и лесок, который
расположился по ту сторону реки Волги, говорил о блеске воды на
солнце, о лодках рыбаков, и чем же он закончил свое описание? Свое описание
он закончил тем, что пришел пароход и с парохода стали выходить
фигуры пассажиров, и там где-то он отмечает рыбацкие лодки и рыбаков,
присутствие которых он чувствует на фоне этой природы. Я считаю, его
сообщение значительно тем, что оно замечательно совпало с той темой,
которой я хочу коснуться. Я именно утверждаю, что когда мы говорим о
театре, о том, как его соорудить, то мы все это делаем в ожидании, что все
это уготавливается для того, чтобы человек мог здесь проявить свое
искусство, и основное наше внимание, когда мы говорим о театре, центр
тяжести его не в декорациях, не в сценической площадке, не в этой области
должно находиться, а в актере или, правильнее сказать, в теле человечес-
414
ком, которое в этом уготованном пространстве должно действовать.
Поэтому если меня спросят, что такое театр намечаемый, то я скажу, что это
человек, человек или целая группа людей, которые хотят показать нам
свое искусство.
В чем это искусство? Разве в том это искусство, чтобы только
нарядиться, разве это искусство только в том, чтобы устроить какие-то
подвесы, какие-то декорации, поставить какую-то мебель и т.д.? Чтобы
разряженная кукла в этой украшенной обстановке что-то говорила? Нет, мы
прежде всего должны иметь такую обстановку, чтобы тело человеческое
с его движениями, с его эмоциональными, как принято теперь говорить,
движениями, действительно нас волновало как таковое, то есть чтобы мы
чувствовали, что природа — не только эти прекрасные деревья, это
превосходное солнце, эти скалы, это море, но что помимо этого она дала еще
и зверя и человека.
И вот сейчас я умышленно в свою беседу втиснул новую тему, тему
о звере, сделал я это недаром, потому что зверь так оклеветан... Когда нам
говорят, что «человек как зверь», это говорят для того, чтобы показать
отрицательное в человеке, между тем это неверно, потому что нет зверя
злого, хищнического, нет такового. В сущности говоря, если мы вглядимся
в психологию любого животного, то увидим, что это животное абсолютно
не хищническое и превосходно настроено. Такой опыт произвел Павел
Трубецкой, наш соотечественник, который большею частью жил в Париже
и Италии, он скульптор. Он брал глину или мрамор и из этого материала
создавал произведения искусства, он привык любить форму. И вот
благодаря этой особенности — любить форму — он и животный мир
воспринимал только с точки зрения любви к форме, и он утверждал, что волк,
которого человек так боится, может быть человеком приручен совершенно так
же, как собака, кошка, лошадь и т.п. И его слова были не только пустое
фразерство, он это показал на деле. Однажды в Стокгольме он приехал в
зоологический сад во время кормления зверей, и когда к волку вошел человек,
который кормил этого волка, — он вошел в клетку с какой-то железной
рогаткой и осторожничал, приготовляя клетку, — то Трубецкой попросил его
впустить, разрешить войти вместе с ним в клетку. Надсмотрщик был
изумлен подобного рода просьбой и говорил, что Трубецкой весьма рискует,
потому что волк очень злой и с ним должно быть очень осторожным.
Кроме того, он указывал, что к нему волк до известной степени привык, и
показал на железную палку, которой он укрощал зверя. Трубецкой сказал:
«Однако же я попробую». И вот когда он вошел в клетку, то волк
моментально попятился в угол, для того чтобы произвести на него прыжок,
оскалил зубы... Трубецкой пошел ему навстречу, то есть он уловил ту секунду,
когда зверь должен был на него броситься, и сам двинулся на него
совершенно спокойно и затем, засучив рукав и сжав крепко кулак, он совершен-
415
но спокойно, не волнуясь, подставил свой кулак под его раскрытую пасть.
Спокойствие Трубецкого в этот момент было поразительное. Волк
бросился и отскочил, как от гуттаперчи, потому что его зубы встретились с
твердым предметом, если бы встретилась мягкая часть и показалась кровь,
конечно, картина получилась бы совершенно иная, здесь именно встретился
крепко сжатый кулак, столкнулись две силы, которые друг друга
уничтожили в какую-то секунду и — волк попятился назад, посмотрел на него
с изумлением и дальнейшей борьбы с ним не повел.
Мне самому пришлось встречаться с П.Трубецким и довелось видеть
такое явление, которым я был сильно изумлен после того, как мне
рассказали об этом, настолько глаз не привык к тому явлению, о котором я хочу
теперь рассказать. Дело было в Петербурге, я встретил П.Трубецкого
в одном кружке, который он посетил в один из своих приездов в этот
город. Он вошел в комнату, ведя на цепочке собаку, я был убежден, что это
собака, но потом мне сказали, что это не собака, а волк. Я стал
рассматривать, действительно, оказывается — волк. Он просто-напросто водил на
цепочке с собою волка, и не то чтобы все время держал на цепочке, нет,
пришедши, он его отвязал и пустил, и он тут же бегал. Но долгое время те,
кто не знали, принимали его за собаку. Мало ли какие породы бывают
собак, похожих на волка, взять хотя бы ту же самую овчарку, которая имеет
вид волка.
Я рассказываю это вам для того, чтобы сказать, что я лично эти два