Такое разрешение всех конфликтов, непреодолимых в долгие предшествующие годы и давно ставших практически безнадежными, отдает простотой и гениальностью. Прямые предки Адольфа Гитлера вовсе неплохо управлялись с нелегкими условиями собственной жизни, не вырывавшейся из заданных социальных рамок, которые, конечно, сами же друг другу и создавали!
Вот теперь-то, похоже, Георг и был-таки посвящен тестем в тайну клада и стал его хранителем.
Иоганнес Шиккельгрубер умер относительно вскоре после дочери – 12 ноября того же 1847 года, уже на восемьдесят четвертом году жизни. Остается лишь уповать на то, что за совершенное соглашение он не расплатился насильственным лишением жизни!
Понятно, что Георгу теперь заведомо хватило средств еще на десяток лет жизни – уже безо всяких упоминаний о ночлеге в корыте! Но где он жил, что делал, поддерживал ли отношения с сыном и какие именно – ничего об этом не известно: он был и остается слишком неинтересной фигурой для историков, совершенно неконкурентноспособной в этом отношении по сравнению с какой-нибудь Штефани из Линца!
Вот Церковь позднее проявляла явно заинтересованное внимание к этому семейству – мы будем иметь возможность неоднократно отмечать это. Еще бы: если Католическая церковь вообще проявляла и проявляет какое-либо внимание к тайной жизни незаурядных семейств, богатых и влиятельных – в данную минуту или потенциально (а в принципе в этом, вроде бы, сомневаться не приходится!), то было бы просто грехом с ее стороны пройти мимо семейных тайн Шикльгруберов и Гитлеров! Тем более, напоминаем, что это были семейства, тесно связанные с католическим духовенством предшествующими веками взаимовыгодного, тайного и опасного сотрудничества!
Будущее же уже десятилетнего Алоиза сложилось все же заведомо не так, как это очевидно было обговорено между его родственниками в последние дни жизни Иоганнеса Шиккельгрубера. Последнему все же не удалось достичь окончательных надежных гарантий безопасности и обеспеченности внука: Иоганн Непомук ухитрился переиграть в свою пользу и эту ситуацию!
2.2. Алоиз Шикльгрубер спасается бегством.
В 1838 году, когда маленькому Алоизу Шикльгруберу исполнился только год, австрийское правительство, устрашенное многочисленными жалобами производителей и донесениями таможенных чиновников об усиливающейся год от года контрабанде, было, наконец, вынужденным отменить прежние постановления, и издать новый тариф.
Сущность его заключалась в следующем: 10 предметов, большей частью малозначительных в торговле, были в нем запрещены безусловно (главные из них: суррогаты кофе и хинины, соль и искусственные воды), а 72 дозволялось ввозить с выплатой огромной пошлины (не ниже 60 % от стоимости), но не иначе, как за особым разрешением министра финансов (модные товары, железные, стальные, глиняные, шерстяные, льняные и некоторые бумажные изделия, готовое платье, писчая бумага, разные металлы, металлические изделия и т.д.). Кроме того, тариф содержал в себе еще 651 статью, в которых обозначились все остальные товары и величина взимаемой с них пошлины.
Но некоторые из этих статей обнимали такое множество специальных названий и допускали столько бесполезных различий, что применение их к практике было или невозможно, или в высшей степени стеснительно для торговли.
Так, например, предметы, известные под названием москательных и аптекарских, кроме родовых наименований, имели особо еще 200 специальных, с отдельным налогом на каждый, и многие из них настолько редко встречались в торговле, столь мало употреблялись в общежитии, что казна получала от них самый незначительный доход. А между тем, чтобы их отличить, необходимо предполагать в таможенных чиновниках весьма обширные химические и аптекарские познания. Рыбы и моллюски подведены были под пять категорий, но для них находилось 50 различных названий; для зерновых хлебов и бобовых растений было 14 названий и т.п.[310]
На практике все это мощнейшее бюрократическое творчество не привело ни к каким существенным улучшениям: граница по-прежнему была почти непроходима для множества товаров, необходимых населению.
А контрабанда была обречена развиваться и процветать!
С 1840 года множество весьма важных экономических и статистических сочинений, вышедших в Германии, было посвящено рассмотрению вопроса о присоединении Австрии к Германскому таможенному союзу. В них представлялись выгоды, которые могли бы произойти от этого для всех немецких государств, разбирались обстоятельства, препятствующие такому соединению и во всех находилось одинаковое заключение, что неудобства могут быть только временные, между тем как польза представлялась всеобщей и постоянной[311]. Но эта проблема, как и множество других, так и не находила практического разрешения.
Европа, освободившись от диктата Наполеона I и пережив навязанные им реформы, тщетно пыталась закрепить устаревшие остатки прежних обветшавших монархических форм и порядков – и революционная ситуация неудержимо катилась к подлинной революции, разразившейся в феврале 1848 года в Париже и охватившей в течение последующих двух лет почти всю континентальную Западную Европу.
Изо дня в день, из недели в неделю что-то ломалось, а что-то другое не успевало установиться.
К 1851 году спокойствие и порядок восстановились если не по всей Европе, то, во всяком случае, в пределах Австрийской империи – за исключением ее итальянских провинций.
Что происходило с контрабандной торговлей в период революционных пертурбаций – этого не отметили хроникеры Европейской революции: их интересовали иные проблемы и события.
Но с 1851 года, когда прежние таможенные порядки так и не претерпели никаких формальных изменений, должна была восстанавливаться регулярная деятельность и таможенных служб, и их антиподов – контрабандистов.
О детстве Алоиза Шикльгрубера, повторяем, никаких подробностей не сохранилось. По-видимому, оно никак не вырывалось из заданных социальных рамок.
Не будем, однако, забывать и о том, что рос он в католической семье – и должен был проходить, по мере взросления, целую цепь обязательных религиозных обрядов. Он, таким образом, постоянно находился в поле зрения местных служителей церкви, в свою очередь, как мы полагаем, достаточно подробно посвященных в особенности его существования. Этот контроль, повторяем, был дополнительной страховкой его жизни, согласно замыслу его покойного деда.
В 1851 году Алоизу исполнилось уже четырнадцать лет – и пора было начинать самостоятельно зарабатывать на свой кусок хлеба.
О периоде 1851-1853 годов Мазер сообщает про него: «Работа учеником сапожника у родственника Ледермюллера в Шпитале» – и далее прибавляется совершенно загадочная фраза: «Встречи с таможенными служащими в Шпитале и окрестностях»[312] – безо всяких дальнейших комментариев!
Попробуем высказать некоторые возможные предположения.
Например: Алоиз Шикльгрубер встречался с таможенными служащими в окрестностях Шпиталя на совместных пикниках. Вполне, конечно, возможно, но к чему это было бы для обеих сторон?
Или: ученик сапожника Алоиз Шикльгрубер гонялся за таможенными служащими по окрестным горам, чтобы изловить их и отремонтировать им обувь. В этом, согласитесь, уже больше смысла!
Истинный же смысл обозначенной ситуации Мазер, конечно, прекрасно понимает, но сознательно не хочет ни разъяснять его, ни комментировать, дабы ненароком не скомпрометировать ни своего любимого героя, Адольфа Гитлера, ни его почтенного отца, Алоиза Шикльгрубера.
Понятно, что за витиеватой формулировкой Мазера скрывается нечто иное и вполне очевидное: скорее всего, это таможенники гонялись за учеником сапожника, который свое сапожное творчество уже сочетал с потомственной деятельностью контрабандиста.
Но и тут возникает некоторая несуразица: почему мальчишке, выдвигаемому, возможно, старшими родственниками на будущие ведущие роли в контрабандном ремесле, понадобилось учиться именно на сапожника? Это ведь совсем не подходящее занятие для того, чтобы болтаться по окрестным горам, стараясь не привлекать внимания властей!
Ниже мы дадим мотивированный ответ и на такой вопрос, а также постараемся дать вовсе безукоризненное объяснение странным контактам юного сапожника с таможенными чиновниками.
Но вот затем произошло нечто, что действительно вырывается из заданных социальных рамок, соблюдавшихся бесчисленными поколениями предков Гитлера: в 1853 году шестнадцатилетний Алоиз переезжает в Вену – и уже там продолжает трудиться подмастерьем сапожника[313].
Мало того: с этого момента он разрывает все связи со своими многочисленными родственниками в Шпитале и не появляется в родных местах порядка двадцати лет.
Что же произошло?
1853 год снова оказался переломным для всей контрабандистской деятельности в Австрии.
Молодой австрийский император Франц-Иосиф I приезжал в Берлин на переговоры с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом IV. Следствием свидания был торговый трактат, заключенный между этими государствами 19 февраля 1853 года, основными принципами которого было провозглашено:
«Договаривающиеся стороны обязались не стеснять торговых сношений между своими подданными при ввозе, вывозе или провозе товаров»;
«С 1 января 1854 г. сырые произведения при вывозе их из одного государства в другое освобождены от всякой пошлины; с мануфактурных же изделий полагалось взимать уменьшенную в сравнении с существующими на них до сих пор пошлинами»;
«Провозимые иностранные товары через одно из договаривающихся государств в другое и не подлежащие в последнем таможенному сбору освобождены от всякой пошлины»;