И об употреблении мяса – почти то же самое: «Мясо фюрер перестал практически полностью употреблять (исключение составляло традиционное австрийское блюдо – печеночные клецки) уже достаточно задолго до того, как его племянница приехала в Мюнхен. Многочисленные современники независимо друг от друга свидетельствуют о том, что Гитлер в мюнхенском ресторане, где часто собирались его соратники еще в 1922/23 годах, заказывал только вегетарианские блюда, а мясные блюда называл не иначе, как „пожирание трупов“»[801]; последние слова – необычайно выразительны!
Но действительно ли они произносились в 1922-1923 годах?
Свидетельства, относящиеся к тому же тюремному заключению 1924 года, говорят совсем о другом: «Камера Гитлера напоминала деликатесную лавку: во всех углах лежали окорока, шпик, колбасы, шоколадные конфеты и пироги. В результате тюремное заключение было единственным периодом в его жизни, когда он набрал лишний вес»[802] – это ведь целое кладбище трупов, предназначенных для пожирания!
А вот что, якобы, рассказывал сам Гитлер: «я спросила Гитлера: „Вы всегда были вегетарианцем?“ Он покачал головой и, колеблясь, рассказал, что не может есть мяса после тяжелого шока, который он испытал. /.../ Гитлер продолжал: „Я слишком любил Гели – мою племянницу, я думал, что не смогу без нее жить. Когда я потерял ее, то ничего не ел в течение нескольких дней, и с тех пор мой желудок противится любому мясу“»[803] – это свидетельство одной из знаменитейших женщин Третьего Рейха, кинорежиссера-документалиста Лени Рифеншталь.
Коль скоро происшествие 1931 года достаточно хорошо расписано, с него и продолжим наш анализ.
Гели Раубаль, напоминаем, родилась в Линце 4 июня 1908 года.
Племянница познакомилась со своим прославившимся дядюшкой в 1924 году, навещая его (вместе с матерью и братом) во время упоминавшегося тюремного заключения Гитлера и его приближенных. С 1925 года они общаются достаточно интенсивно. Затем с 1927 или 1928 года она вместе с матерью, ставшей домопровительницей резиденции Гитлера в Оберзальцберге (приобретенной затем, напоминаем, на имя этой матери), поселилась там с Гитлером под одной крышей. С 1929 года она жила и в упомянутой роскошной квартире Гитлера в Мюнхене, имея там собственную комнату.
Дядюшку с племянницей связали явно не только обычные родственные отношения: «Гели, как отмечали все близкие к Гитлеру люди, была частью его жизни»[804].
Гели довольно часто сопровождала Гитлера на различных мероприятиях, а он проявил неожиданное негодование, когда узнал о том, что в Рождество 1927 года произошла тайная помолвка Гели с лучшим другом фюрера, его шофером и телохранителем (и сокамерником в 1924 году) Эмилем Морисом[805]. На этом дружба Гитлера с его другом скандально прекратилась, а помолвка через полгода была расторгнута[806].
«Свита Гитлера сделала из этого свои выводы. Вскоре было сформировано мнение, что фюрер сам влюблен в свою племянницу и не допускает мысли о том, что она может достаться кому-либо еще.
А подруга Гели Генриетта[807] понимала ситуацию так: „Для Гитлера Гели была идеалом женщины. Красивая, стройная, неиспорченная. Но его забота сводилась к ограничению и принуждению“.»[808]
К осени 1931 года отношения между дядей и племянницей достигли критической остроты, закончившись ее гибелью: «в его мюнхенской квартире уходит из жизни его любимая женщина Гели Раубаль». Гитлер «страдает от тяжелой депрессии. /.../ Рудольф Гесс в последний момент хватает его за руку и вырывает из нее пистолет, которым он хочет застрелиться»[809].
«После смерти Гели у него пропала способность понимать других людей и поддерживать с ними глубокие душевные контакты. С тех пор он лишь в ограниченной мере был способен общаться с другими людьми, за исключением отношений с Евой Браун. Его всегда окружало одиночество»[810].
Все это звучит несколько преувеличенно.
Гестапо-Мюллер, познакомившийся лично с Гитлером существенно позднее 1931 года, свидетельствует совершенно об обратном в отношении способности Гитлера понимать других людей; мы и сами имели возможность в этом убедиться, рассматривая подробности смещения Геринга в апреле 1945.
Тем не менее одиночество Гитлера, усилившееся с 1931 года, – это, похоже, несомненный факт.
Причины смерти Гели до сих пор не ясны.
На эту тему ходили разнообразные слухи: Гели якобы собиралась уехать в Вену – либо учиться там пению, либо за кого-то (не за Гитлера!) выйти замуж[811].
В то время Гели брала уроки пения. Учителем ее был «Ганс Штрек, адъютант Людендорфа в дни путча [1923 года] /.../. У Штрека было довольно много учеников и студия». За 12 уроков в месяц Штреку платили 100 марок. «Гели – это самый ленивый ученик, которого я когда-либо видел, – жаловался он. – В половине случаев она звонит, чтобы сказать, что не может прийти, а когда приходит, то учит очень мало»; «главное впечатление на Штрека произвела безграничная терпимость Гитлера к бессмысленной трате денег»[812].
Патрик Гитлер (сын старшего брата Гитлера – Алоиза-младшего) утверждал позднее, что она была беременна от Гитлера[813], а его мать, «Бриджит Гитлер – первая жена /.../ брата Гитлера Алоиса, /.../ писала, что Гитлер приказал СС убить Гели, которя была беременна от одного еврейского студента и которая, как предполагалось, собиралась в Вене избавиться от ребенка»[814] – но эти родственники даже не были знакомы с Гели при ее жизни!
Мать Гели «Ангела Раубал редко высказывалась на эту печальную тему. Но американской секретной службе она не могла отказать в беседе на эту тему[815]. Во время допроса, который вела СИС в мае 1945 года в Берхтесгадене, она сказала, что Гели Раубал в сентябре 1931 года собиралась обручиться с виолончелистом из Линца, который был старше ее на 16 лет. Гитлер запретил ей общаться с ним, но мать поддерживала Гели. Новая разлука с любимым мужчиной не казалась Ангеле Раубал достаточной причиной для самоубийства. /.../ Она сказала: „Я не могу понять почему она сделала это. Возможно, это был несчастный случай, и Ангела убила себя, играя с пистолетом, который она взяла у него [Адольфа Гитлера]“.»[816]
Так или иначе, но имеющиеся свидетельства описывают нижеследующую картину вроде бы загадочного происшествия.
«Конец лета 1931 года Гели Раубал провела в Оберзальцберге. 8 сентября она вместе с братом Лео, который работал учителем, отправилась в поход на три дня в горы Берхтесгадена. Казалось, что у нее прекрасное настроение /.../. 16 сентября 1931 года Гели по настоятельному требованию дяди /.../ вернулась в Мюнхен. Прислуга в квартире Гитлера также не заметила изменений в Гели – не было ни малейшего признака надвигающейся трагедии»[817].
«Месяцы спустя я узнал от Штрека[818], что Гели звонила ему за пару дней до смерти и сказала, что больше не будет брать у него уроки в сентябре, поскольку уезжает в Вену, и сообщит ему, когда вернется»[819] – свидетельство Ханфштангля.
Однако утром 18 сентября 1931 года, за завтраком в упомянутой мюнхенской квартире Гитлера, между ним и племянницей возник жаркий скандал – не известно в точности, по какому поводу.
Прислуга Гитлера (часть жила в этой же квартире, а другие были приходящими) была «чрезвычайно лояльной к своему работодателю»[820]. Это усиленно поддерживалось самим Гитлером, старавшимся сохранять со слугами, от которых зависели его комфорт и безопасность, должные отношения – все они оказывались верны ему до самого конца собственных жизней. Это типично для разумных больших начальников: автор этих строк общался с охранниками и прислугой Сталина и Берии, а также с личным шофером моего собственного деда[821] в двадцатые годы – все они были в восторге от своих шефов!
В то же время к Гели слуги относились явно без симпатии: «Примечательно, что в доме Гитлера все слуги называли Гели между собой пренебрежительно по фамилии „Раубал“, что позволяет сделать вывод о подспудной враждебности, царящей в доме, тогда как в то время было принято употреблять более вежливое обращение как, например, „фройлейн Гели“ или „фройлейн Раубал“.»[822]
Однако журналисты и полиция узнали о скандале утром 18 сентября именно от слуг, хотя сведения об этом не попали (по-видимому – по просьбе тех же слуг) в полицейские протоколы. Поэтому не ясно, кто же из них протек на эту тему – и не ясно, насколько случайно это произошло.
Так или иначе, но Гитлеру пришлось отвечать об этом на следующий день: «Моя племянница /.../ начала брать уроки пения /.../ и потому собиралась продолжать обучение у одного профессора в Вене. Я согласился с этим при условии, что ее мать, которая сейчас живет в Берхтесгадене, поедет с ней в Вену. Но так как она была не согласна с этим, то я сказал, что я против ее планов отправиться в Вену. Вероятно, это рассердило ее»[823].
Таким образом, «Гитлер признался, что в день самоубийства Гели у них случился спор по поводу разногласий в профессиональных планах Гели. Примечательно, что дядя, если верить его данным, стремился диктовать своей племяннице, которой уже исполнилось 23 года, с кем она может поехать в Вену и может ли она вообще туда ехать. Фраза [Гитлера] „она попрощалась со мной совершенно спокойно“ позволяет предположить, что в доме Гитлера не всегда было спокойно»[824].