Я полагаю, что не преуменьшил риск такого предприятия. Это похоже на строительство моста в никуда. Можно даже иронически возразить - и это нередко уже делалось, - что при таком подходе врач вместе с пациентом, в сущности, просто фантазирует.
Это возражение не является опровержением, а точно попадает в цель. Я всегда стараюсь фантазировать с пациентом. Ведь я не отношусь к фантазии пренебрежительно. Для меня она, в конечном счете, - материнская творческая сила мужского духа. Мы не можем стать выше своей фантазии. Конечно, есть пустые, беспомощные, болезненные и бесполезные фантазии, стерильную природу которых немедленно распознает здравый смысл, но дисфункция, как известно, ничего не говорит о функции. Все творения человека - порождения творческой фантазии. Как можно пренебрежительно относиться к силе воображения? Да обычно фантазия и не уводит на ложные пути, для этого она слишком глубоко и тесно связана с ядром человеческих и животных инстинктов. Удивительным образом она всегда находит правильный путь. Творческое использование силы воображения вырывает человека из его скованности в "только"*, возвышая до состояния игрока. А человек, по словам Шиллера, "только там вполне человек, где он играет"3.
См. Психология и алхимия. ч.1, пр.З. — Прим. ред.
Цели психотерапии
21
Эффект, к которому я стремлюсь, -добиться душевного состояния, в котором мой пациент начинает экспериментировать со своей сущностью, когда больше нет ничего раз и навсегда данного, безнадежно окаменелого, - состояния текучести, изменения и становления. Конечно, я могу рассказать о своей технике только в принципе. Те из моих читателей, кто случайно знаком с моими работами, могут представить себе необходимые параллели. Здесь я хочу лишь подчеркнуть, что мой подход не следует понимать как бесцельный и безудержный. Я придерживаюсь правила никогда не выходить за пределы смысла, заключенного в актуальном моменте, и стремлюсь к тому, чтобы дать пациенту осознать этот смысл по возможности полно, вместе со сверхличностными связями. Ведь принимая происходящее с ним за нечто сугубо индивидуальное, в то время как такое случается со всеми, индивид демонстрирует неверную, чересчур индивидуалистскую установку, исключая себя из человеческого сообщества. Необходимо иметь не только личное сознание настоящего, но и сверхличное сознание, дух которого ощущает историческую непрерывность. Как бы абстрактно это ни звучало, но ведь то, что многие неврозы вызываются фрустрацией религиозных потребностей души (из-за детской иллюзии просвещения) - тоже факт. Современный психолог должен, наконец понять что речь идет не о догмах и вероисповеданиях, а скорее о религиозной установке, являющейся психической функцией необозримой важности. И как раз для религиозной функции историческая непрерывность обязательна.
Вернувшись к проблеме моей техники, я спрашиваю себя, насколько я воспользовался авторитетом Фрейда при ее создании. Во всяком случае, я научился ей по фрейдовскому методу свободного ассоциирования, так что рассматриваю свою технику как прямое развитие последнего.
Пока я помогаю пациенту определить действенные моменты его снов и стремлюсь показать общий смысл символов, он психологически находится еще в детстве. Он зависит от своих снов и от того, даст ли ему следующий сон новый свет. Пациент зависим также от моих идей и знаний, помогающих понять новые образы. Он испытывает нежелательное пассивное состояние неуверенности, зыбкости. Ведь ни он, ни я не знаем, куда лежит путь. Мы бредем наощупь в египетской тьме. В этом состоянии не стоит ждать сильного воздействия - слишком велика неуверенность. А кроме того, существует опасность, что сотканную днем ткань снова разорвет ночь. Страшно, если ничего не состоится, и сновидец ни на чем не остановится. В таких ситуациях иногда появляется особенно яркий или странный сон и пациент говорит мне: "Если бы я был художником, я бы нарисовал об этом картину." Или сны говорят о фотографиях, живописных или рисованных картинах, иллюстрированных рукописях, о кино.
Я пользуюсь этим и предлагаю пациентам действительно нарисовать увиденное во сне или в фантазии. Как правило, пациент говорит, что он не художник, на что я обычно отвечаю, что современные художники - тоже, а посему живописью нынче может заниматься всякий, кому не лень. Сверх того, важна не красота, а старания, затрачиваемые на картину. Насколько это правда, я недавно увидел на примере одаренной профессиональной портретистки, которой пришлось начать с самых жалких детских попыток рисовать в моем жанре; буквально так, как если бы она никогда прежде не держала в руках кисти. Рисовать вовне - совсем другое искусство, нежели изнутри.
Таким образом, мои продвинутые пациенты начинают рисовать. Я понимаю, что можно поражаться бесполезности этого дилетантства. Но не нужно забывать, что речь идет не о людях, которым нужно доказывать свою социальную полезность, а о тех, кто перестал видеть в ней смысл и натолкнулся на более глубокий и опасный вопрос о смысле своей индивидуальной жизни. Быть частью массы хорошо и приятно лишь для того, кто еще этого не достиг, но отнюдь не для человека, насладившегося таким единством до полного отвращения. Значимость индивидуального смысла жизни отрицают люди, находящиеся ниже уровня социальной нормы, а также тот, кто любит чувствовать себя пастырем. Тот, кто не относится ни к первой, ни ко второй категории, рано или поздно натолкнется на этот мучительный вопрос.
Даже когда мои пациенты создают художественно прекрасные вещи, которые вполне можно было бы показать на современных "художественных" выставках, я все же рассматриваю их как полностью лишенные ценности в масштабе подлинного искусства. Это принципиально (отсутствие ценности), иначе пациенты вообразят себя художниками, а само упражнение утратит смысл. Об искусстве речь не идет и не должна идти, здесь перед нами нечто иное, нечто большее, чем искусство -живое воздействие на пациента. То, что с социальной точки
Цели психотерапии
23
зрения ничтожно, здесь стоит выше всего: смысл индивидуальной жизни, ради которого пациент старается перевести несказанное в детски беспомощную, но видимую форму.
Но почему я вообще заставляю пациентов на определенной ступени развития самовыражаться посредством кисти, карандаша или пера?
Главным образом, тоже для того, чтобы добиться воздействия. Психологически инфантильный пациент остается пассивным, здесь же он переходит к активности. Сначала он просто изображает увиденное и превращает это в собственное деяние. Он не только говорит, но и делает. Психологически есть колоссальное различие между ситуациями, когда человек несколько раз в неделю ведет интересные разговоры со своим врачом, результат которых повисает где-то в воздухе, или же часами борется с непослушными кистями и красками, чтобы создать нечто, на первый взгляд совершенно бессмысленное. Если бы это было и вправду бессмысленным, то собственные усилия вызывали бы у пациента такое отвращение, что его вряд ли удалось бы засадить за такое упражнение во второй раз. Но поскольку фантазия не кажется полностью бессмысленной, то претворение в жизнь еще больше усиливает ее действие. Кроме того, материализация картины принуждает длительно рассматривать ее во всех деталях, благодаря чему она может полностью проявить свое воздействие. Все это привносит в бесплотную фантазию момент действительности и придает ей больший вес. И вправду, от этих самодельных картин исходят воздействия, которые, впрочем, трудно описать. Например, пациенту достаточно несколько раз почувствовать, как он спасается из скверного душевного состояния, создавая символическую картину, чтобы вновь и вновь обращаться к этому средству, как только ему становится плохо. Достигнуто нечто бесценное, а именно - начало независимости, переход к психологической взрослости. С помощью этого метода - если вообще позволительно использовать это слово - пациент может стать творчески свободным. Теперь он не зависит более ни от своих снов, ни от знаний врача, но может создавать себя сам в процессе рисования. Его рисунки - действенные фантазии, то, что в нем действует. А это и есть он сам, но уже не в смысле прошлого заблуждения, когда он считал самостью свое личное Я, а в новом, до сих пор чуждом ему смысле, когда Я оказывается объектом действующего в пациенте начала. В бесчисленных картинах он пытается изобразить действующее в себе, чтобы в конце концов обнаружить: оно - вечно неизвестное и чуждое, глубочайшая основа нашей души.
Я бессилен изобразить, к какому изменению взглядов и ценностей, какому смещению центра тяжести личности это приводит. Похоже на то, как если бы Земля открыла для себя Солнце как центр планетных орбит, в том числе и своей собственной.
Но разве мы не знали этого раньше? Я тоже думаю, что знали. Но если я что-нибудь знаю, то другой во мне не обязательно знает это, ибо в действительности я живу так, словно ничего не знаю. Большинство моих пациентов знали, но не жили этим знанием. А почему? Да по той же причине, которая нас всех заставляет жить исходя из Я. Эта причина - переоценка сознания.
Для молодого, еще не добившегося успеха человека чрезвычайно важно сформировать свое сознательное Я активным и действенным, т.е. воспитать волю. Если он не совсем уж гений, то ему вообще не стоит верить во что-либо, не идентичное воле. Он должен ощущать себя волевым существом, а все остальное может обесценить или же мнить зависящим от воли, потому что без этой иллюзии ему не достичь социальной адаптации.