Более того, интеллект трактуется академиком «как информация, как свойство, по-видимому, — «специальная субстанция (?)», полевая организация (поток) неизвестной формы жизни живого вещества», представляющая собой «первичную основу всех витальных функций материального организма, реализующую не только локальные (внутриорганизменные), но и дистантные информационные взаимодействия с живым косным(?) веществом. Взаимодействуя с живым пространством Космоса, с организованностью биосферы и человеком, оно образует бесконечное начало живого Космоса, пространства, в котором мы видим себя как наблюдатели» [3, 11].
Обосновывая эти взгляды, В. П. Казначеев ссылается не только на результаты своих экспериментальных работ, но и на работы других исследователей — В. И. Вернадского, Н. А. Козырева, В. В. Налимова, Р. Вирхова, Г. М. Франка, А. Л. Чижевского, Е. Сегала, на археологические открытия Ю. А. Молчанова и на чрезвычайно обширный круг философов — от Гераклита, Платона и Аристотеля до Гердера, Ницше, П. Флоренского, Т. де Шардена, Л. Н. Гумилева. Столь широкий подход и универсализм весьма уместны при изучении проблем такого масштаба. Однако мировоззренческие и исходные методологические позиции автора от этого не становятся более убедительными по сравнению с гилозоизмом (учением о всеобщности жизни) натурфилософских схем некоторых античных мыслителей или с предложенным в 1977 г. голландцем В. Вердениусом учением о над елейности всей материи сознанием, названным им гилоноизмом.
Идею о «вездесущности сознания» пропагандирует также В. В. Налимов, ссылаясь на то, что грани между живым и неживым, обладающим и необладающим сознанием становится определять все труднее [6]. Однако возрастающие трудности познания граней не могут быть основанием для отрицания объективного существования таковых. В лучшем случае утверждения об универсальности сознания можно принять как чрезвычайно смелую, хотя весьма сомнительную гипотезу, но никак не в качестве философско-методологической основы, пригодной для постановки и решения актуальных научных и практических проблем перехода к равновесному природопользованию.
Прежде чем всерьез обсуждать проблемы такого рода, необходимо решить ключевые философско-методологические вопросы данной темы: как эмпирически интерпретировать понятия «живое», «интеллект», чтобы истинность связанных с ними высказываний была проверяемой. В противном случае можно утверждать все, что угодно, и дискуссия будет бессмысленной. Причем прояснение смысла терминов здесь имеет не только абстрактно-теоретическое, но и важное практическое значение.
Так, в случае возникновения угрозы глобальной катастрофы при приближении к Земле крупного астероида или кометы В. П. Казначеев призывает, прежде чем решать технический вопрос о возможности предотвращения катастрофы путем уничтожения приближающегося тела ядерными зарядами, установить: «кто летит, живое или косное?» [3, 11]. Бесспорно, знать возможные экологические и психологические последствия подобных акций крайне важно, но выяснять перед лицом такого рода опасности: не является ли приближающийся астероид живым и, чего доброго, разумным существом — равнозначно выяснению: не разумна ли надвигающаяся с гор на поселок каменная или селевая лавина, вместо того чтобы предпринимать соответствующие меры.
Отвергая концепцию устойчивого развития, В. П. Казначеев противопоставляет ей концепцию, основанную на весьма интересных и фундаментальных, но крайне общих идеях, практическая реализация которых гораздо проблематичнее, чем даже идеи симбиотического пути развития, выдвинутые И. Гительзоном. «По-видимому, — пишет он, — на поверхности Земли существуют различные гетерогенные потоки и завихрения, протуберанцы, связывающие живой мир нашей Земли с живым космическим пространством, и организация таких потоков по параллелям и меридианам. Наличие соответствующих станций с установленными на них большими системами из зеркал Козырева и других источников энергии может существенно реконструировать саму планету с точки зрения стратегии сохранения и выживания на ней живого вещества. Значит, мы подходим к проблемам геокосмической геогигиены, о чем говорил в свое время П. Лазарев, но уже на новой концептуальной основе. По-видимому, она и будет той базой для выживания в будущем в противоположность концепции так называемого «стабильного развития», где теория Мальтуса как будто бы становится сегодня даже руководящей идеей». Вместо этого В. П. Казначеев предлагает переходить на «новую космическую ступень автотрофности человечества по В. И. Вернадскому» [3, 22]. Иначе говоря, людям предлагается научиться питаться путем прямого синтеза необходимых для жизни органических веществ из неорганических и путем прямого поглощения солнечной и космической энергии (без употребления или при минимизации потребления растительной и животной пищи). К сожалению, предложения пока относятся, скорее, к научной фантастике, чем к актуальным научным и практическим задачам преодоления глобального экологического кризиса. Приходится констатировать: сегодня каких-либо достаточно реалистичных альтернатив концепции устойчивого развития в научном арсенале человечества просто нет.
Вместе с тем, действительно философский подход к проблемам научного познания состоит в том, чтобы не отвергать «с порога» даже самые смелые, пусть, на первый взгляд, фантастические, «сумасшедшие» идеи и гипотезы, если они недостаточно еще обоснованы, чтобы быть принятыми в качестве рабочих. Творческая составляющая науки — процесс выдвижения новых гипотез, как справедливо заметил К. Поппер, не обладает какими-то особыми чертами, присущими только науке, и при широкой постановке задачи (особенно такой масштабной, как задача преодоления глобального экологического кризиса) гипотезы могут только подвергаться сомнению и опровергаться, но не быть верифицированными (в смысле установления их истинности или ложности в результате эмпирической проверки). Однако нельзя согласиться с тем, что процесс выдвижения новых гипотез «мы не можем отличить от мифотворчества» [7].
Принципиальное отличие постановки научной гипотезы от создания мифа состоит в требовании обоснованности выдвигаемого положения эмпирически проверяемыми фактами и (или) уже доказанными теоретическими утверждениями, которых в совокупности достаточно, чтобы признать вероятной истинность данного положения. К сожалению, пока ни одна из концепций, предлагаемых в качестве альтернативы устойчивому развитию, не отвечает такому методологическому требованию. Вернее, альтернатива есть — глобальная экологическая катастрофа, которая может разразиться еще при ныне живущих поколениях.
Необходимо, однако, признать, что критика оппонентов идеи устойчивого развития во многом заслуживает внимания. Как отмечалось выше, дискуссионным является само это понятие. Большие трудности вызывает его содержание и, особенно, эмпирическая интерпретация даже на самом общем «технологическом» уровне, которая многократно усложняется в связи с необходимостью выходов на социальные и политические аспекты.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вознюк В. Общественное развитие и экология: взаимосвязь, противоречия, кризис // Вопросы экономики. 1995. № 2. С. 129-134.
2. Гительзон И. И. и др. Какой должна быть стратегия развития?//Вестник РАН. 1997. Т. 67. № 5.
3. Казначеев В. П. Проблемы живого вещества и интеллекта: этюды к теории и практике медицины III тысячелетия // Вестник МИКА. 1995. Вып. 2. С. 22.
4. Казначеев В. П. Институт человека или человечества? // Вестник МИКА. 1994. Вып. 1.
5. Казначеев В. П., Михайлова В. П. Клеточные цивилизации // Вестник МИКА. 1996. Вып. 3.
6. Налимов В. В. Астрономия и современная картина мира. М.: ИФ РАН, 1996.
7. Popper К. Р. The Logic of Scientific Discovery. Huthinson of London.1965.
1.6. Возможна ли деполитизированная стратегия устойчивого развития?
При всех различиях методологии исследователи выделяют два формальных подхода — теории «слабой» и «сильной» устойчивости. В первой природа и различные формы производственного капитала рассматриваются как взаимозаменяемые блага (теоретически и практически). Поэтому развитие производства неограниченно, так как научно-технический прогресс дает возможность изменять технологии в сторону уменьшения потребления природных ресурсов при сохранении объемов выпуска продукции. Эколого-экономическое развитие считается устойчивым, если общий запас ресурсов (человеческого интеллекта, производственного капитала и природы) не уменьшается во времени.
Теория «сильной» («строгой») устойчивости предполагает максимизацию чистых выгод от экономического развития при увеличении качества и количества природных ресурсов во времени. Ее сторонники считают невозможной взаимозамену между производственным и природным капиталом, а тем самым существенно сокращают возможности использовать математический аппарат, позволяющий оценивать варианты устойчивого развития с точки зрения формальных критериев. Развитие считается устойчивым при выполнении следующих условий:
1) вовлечение возобновляемых природных ресурсов меньше или равно их естественному приросту;
2) уровень загрязнения меньше или равен способности самовосстановления природы;
3) экологический риск нарушений п. 1-2 исключен;
4) использование невозобновляемых природных ресурсов допускается только в целях увеличения их удельного производственного потребления и при экономическом росте с одновременным снижением абсолютных объемов потребления невозобновляемых ресурсов;
5) поддержание многообразия животного и растительного мира;
6) антропогенные изменения природы допускаются при возможности восстановления нарушений в ней;
7) поскольку природа способна трансформировать незначительные негативные воздействия в непредсказуемые катастрофические последствия, необходима повышенная осторожность и стратегия, направленная на снижение интенсивности антропогенных воздействий на природу [1].