Сам Полак, несмотря на свою «национальную безответственность», отчасти осознавал эту проблему и пытался подсластить преподнесенную им горькую пилюлю утешительными этноцентрическими высказываниями: «В этой стране были еврейские поселения еще до обращения хазар в иудаизм и даже до начала хазарских завоеваний. Здесь имел место процесс перехода в иудаизм нехазарского населения. Происходила и иммиграция евреев из других стран, в особенности из мусульманской Центральной Азии, восточного Ирана и Византии. Таким образом, там появилось многочисленное еврейское население, лишь отчасти состоявшее из хазарских прозелитов. Что же до культурного облика этого населения, он сформировался в основном под влиянием более древних иудейских общин, существовавших в Крыму и на северном Кавказе»[440].
В конце 40-х и начале 50-х годов такая формулировка более или менее удовлетворяла требованиям национальной историографии. Как мы уже видели, Динур также счел нужным одобрить «смелый» шаг Полака. Необходимо помнить, что Полак был ярым сионистом, задействовавшим свои таланты и языковые познания на службе в израильской военной разведке. В конце 50-х годов он возглавил кафедру изучения Ближнего Востока в Тель-Авивском университете и опубликовал ряд сочинений, посвященных арабскому миру. Однако этот независимо мыслящий исследователь не терпел компромиссов. Хотя по мере формирования еврейской исторической памяти его научный подход становился все более маргинальным, он до конца своих дней продолжал отстаивать свою новаторскую работу.
С 1951 года и до сего дня на иврите не было опубликовано ни одной исторической книги о хазарах. «Хазария» Полака также ни разу не была переиздана. До конца 50-х годов его сочинение продолжало оставаться легитимным источником ссылок для израильских исследователей, но и этот статус оно в последующие годы постепенно потеряло. Два исключения - скромная магистерская диссертация и проходная семинарская работа (которая все-таки была опубликована)[441]. Израильская академия полностью онемела; она бездействует уже более пятидесяти лет. Любое упоминание о хазарах воспринималось обществом как проявление лунатизма, а зачастую и как угроза. Только в 1997 году Эхуд Яари, известный телевизионный аналитик, долгие годы грезивший о могуществе хазар, выпустил документальный мини-сериал, хотя и очень осторожный, но все же насыщенный захватывающей информацией[442]. Еще раньше были написаны два художественных романа, смаковавшие военную мощь и величие Хазарии[443].
Чем же было вызвано столь длительное замалчивание хазарской темы? Помимо господствующею в израильском обществе этноцентрического восприятия истории, накладывающего свой отпечаток на все аспекты еврейского национального самосознания, можно предложить два дополнительных гипотетических мотива. Не исключено, что волны деколонизации, захлестнувшие мир в 50-60-е годы, побудили тогдашних израильских мифотворцев отмежеваться от хазарского прошлого. Опасение, что легитимность сионистского проекта может серьезно пострадать в случае, если еврейские поселенцы окажутся не исконными «сынами Израиля», а потомками хазар, сопровождалось и более глобальным страхом: делегитимация могла затронуть само право государства Израиль на существование! Можно выдвинуть и другое объяснение, вовсе не обязательно исключающее первое (хотя и несколько отодвигающее момент, когда израильское общество «остыло» к хазарам). Установление военного контроля над многочисленным палестинским населением, представлявшим реальную опасность для израильского национального мифа, привело к усилению этнизации, что существенно сказалось на политике формирования национальной идентичности в 70-е годы. Необходимость придать четкость и незыблемость идентификационным границам означала абсолютную недопустимость любого упоминания о Хазарии. Как бы там ни было, во второй половине XX века связь между хазарами и «народом Израиля», вернувшимся, как известно, на «историческую родину» после двухтысячелетних скитаний по миру, становилась все слабее, пока не оборвалась окончательно.
Израильская «эпоха молчания» во многом напоминала ситуацию, сложившуюся в Советском Союзе, хотя в стране победившего социализма хазарскую тематику табуировали поколением раньше. С момента выхода в свет сочинения Артамонова в 1937 году и до 60-х годов здесь почти не было публикаций о хазарах; немногочисленные напечатанные статьи являлись в основном декларативными попытками отмежеваться от хазарской истории и представить ее в неприглядном свете. Вовсе не случайно существование странного восточного иудейского царства стало восприниматься как нарушение марксистско-ленинской исторической логики и вопиющее посягательство на «русский национальный характер», возрожденный Сталиным. «Пролетарский интернационализм» 20-х и первой половины 30-х годов еще до начала Второй мировой войны уступил место русскому национализму. А после 1945 года, в эпоху зарождения «холодной войны» и усиленной русификации районов, где жило нерусское население, эта идея приобрела жесткий этноцентрический характер.
Все русские, а затем и советские исследователи, ранее писавшие о Хазарии, были объявлены «буржуазными историками», игнорирующими славянский народный характер, а потому не придающими должного значения Киевской Руси. В конце 1951 года даже центральный партийный орган, газета «Правда», недвусмысленно заявил о необходимости предать общественной анафеме «паразитических» хазар и их сбивающих с толку апологетов. В обличительной статье, появившейся в этой газете, историк П. Иванов[444] проанализировал слабые стороны хазарской историографии и решительно заявил: «Нашим предкам не раз приходилось с оружием в руках защищать родную землю от набегов степных орд. Древняя Русь разгромила Хазарский каганат, освободила от его засилья исконные славянские земли и вызволила из-под хазарского ига вятичей и другие славянские племена»[445]. Наиболее жестким нападкам подвергся Артамонов, в прошлом демонстрировавший неуместную симпатию к хазарам и их культуре и отводивший им позитивную историческую роль в становлении русской государственности. На заседании ученого совета Института истории Академии наук СССР, состоявшемся вслед за этой публикацией, было решено, что газета «Правда» абсолютно права в своем подходе к хазарской проблеме. С этого момента тормоза были отпущены, и хазары превратились в нечистых и отвратительных существ, к несчастью, по чистой случайности соприкоснувшихся с русской историей. Только в 60-е годы, когда сталинистский лед отчасти оттаял, хазарские исследования начали осторожно возобновляться, однако и теперь они носили ярко выраженный националистический, а иногда и антисемитский характер[446].
В то время как в Израиле и Советском Союзе, странах, имеющих самое прямое отношение к хазарской истории, исследования на эту тему были жестко табуированы, на Западе продолжали выходить в свет новые материалы. Уже в 1954 году британский исследователь Дуглас М. Данлоп написал обширную и исчерпывающую монографию об иудейской Хазарии, опубликованную издательством Принстонского университета. В своем труде Данлоп, глубокий знаток арабской литературы, проявил чрезвычайную осторожность в том, что касается дальнейшей судьбы хазар после распада их империи[447]. В 1970 году Петер Гольдман представил обстоятельную докторскую диссертацию на тему: «Хазары — их история и язык в зеркале мусульманских, византийских, кавказских, еврейских и русских древних источников». Отдельные фрагменты этой диссертации увидели свет в 1980 году[448].
В 1976 году Артур Кестлер заложил литературную бомбу под названием «Тринадцатое колено», переведенную на многие языки и вызвавшую широчайший резонанс. В 1982 году появилось исследование Нормана Голба и Омельяна Прицака «Хазаро-еврейские документы X века», в котором представлен критический взгляд на хазарскую проблему. В 1999 году вышло в свет научно-популярное сочинение «Евреи Хазарии» Кевина Алана Брука. Этот автор, не принадлежавший к академическим кругам, создал подробный интернет-сайт, полностью посвященный Хазарии и его изысканиям в области хазароведения[449]. Появилось немало публикаций на испанском, французском и немецком языках. Кроме того, многие из упоминавшихся здесь книг были переведены в последние годы на русский, турецкий и персидский языки[450]. Тем не менее, ни одна из них не удостоилась перевода на иврит, если не считать сочинения Кестлера, опубликованного в 1999 году в Иерусалиме частным издательством. Но и оно намеренно не распространялось через книжные магазины — издатель попросту боялся за себя[451].
Помимо этих книг в прошедшие десятилетия появились десятки эссе и статей, не говоря уже об отдельных главах втех или иных трудах, и все они под разными углами рассматривали хазарскую историю и ее связь с историей евреев. В 1999 году в Иерусалиме даже состоялась научная конференция, в которой участвовали в основном зарубежные исследователи. Доклады, прочитанные на этой конференции, до сих пор не опубликованы, и само это мероприятие не вызвало особого интереса в местных научных кругах. Хотя в конце 80-х и 90-х годах прошлого века идеологическое давление ослабело, израильские историки не возобновили хазарские исследования и не пробудили у своих учеников интерес к этой тематике.
Хотя хазарская тема и отпугивала израильских историков и ни один из них не потрудился посвятить ей собственное исследование, сенсационная книга Кестлера «Тринадцатое колено» взбесила их и вызвала множество гневных откликов. Что до ивритоязычных читателей, то они в течение многих лет не имели доступа к самой книге и вынуждены были знакомиться с ней по этим ядовитым нападкам.