«Последовательность — суеверие недалеких умов» — эти известные слова приписываются Ральфу Уолдо Эмерсону. Но что он имел в виду, говоря это? Оглядываясь вокруг себя, мы ясно видим, что, вопреки утверждению Эмерсона, внутренняя последовательность является критерием логичности и интеллектуальной силы, в то время как ее отсутствие характерно для неорганизованных и ограниченных индивидов. Почему же Эмерсон, выдающийся мыслитель, считал последовательность чертой, присущей мелким умам? Я был достаточно заинтригован и поэтому обратился к оригинальному источнику этого утверждения, эссе «Уверенность в себе» (Self-Reliance). В результате мне стало ясно, что слова Эмерсона были недостаточно точно переданы. На самом деле он написал так: «Глупая последовательность является суеверием недалеких умов». Таким образом, по неизвестным причинам главное в этом высказывании было с годами утрачено, и оно потеряло свой первоначальный смысл.
Однако для нас этот смысл не должен потеряться. Единственная известная мне эффективная защита от мощного орудия влияния, представляющего собой сочетание принципа принятия обязательства и присущего человеку стремления к последовательности, заключается в осознании следующего. Хотя в целом последовательность необходима, даже жизненно важна, существует ее глупая, жесткая модификация, которой следует остерегаться. Эмерсон имеет в виду именно тенденцию быть последовательным автоматически, бездумно. Именно в отношении тенденции быть автоматически и бездумно последовательными нам следует быть осмотрительными, ибо она делает нас открытыми для маневров тех, кто использует механический ряд обязательство — последовательность для своей выгоды.
Однако, поскольку автоматическая последовательность в целом весьма полезна — благодаря ей мы можем вести себя адекватно и рационально большую часть времени — ее нельзя совсем «убрать» из нашей жизни. Результаты были бы ужасными. Если вместо того чтобы жужжать в соответствии с нашими предыдущими решениями и делами, мы стали бы каждую минуту останавливаться, чтобы обдумывать всякое новое действие, прежде чем его совершить, у нас никогда бы не хватало времени на осуществление чего-либо значительного. Нам необходима даже эта механическая форма последовательности. Единственный выход — научиться определять момент, когда такая последовательность начинает вести к плохому выбору.
Психологи давно обнаружили, что большинство людей стремятся быть и выглядеть последовательными в своих словах, мыслях и делах. В основе этой склонности к последовательности лежат три фактора. Во-первых, последовательность в поведении высоко оценивается обществом. Во-вторых, последовательное поведение способствует решению самых разных задач в повседневной жизни. В-третьих, ориентация на последовательность создает возможности для формирования ценных стереотипов в сложных условиях современного существования. Последовательно придерживаясь ранее принятых решений, человек может не обрабатывать всю имеющую отношение к делу информацию в стандартных ситуациях; вместо этого он должен просто вспомнить ранее принятое решение и отреагировать в соответствии с ним.
Чрезвычайно большое значение имеет начальное обязательство. Взяв на себя обязательство (то есть заняв определенную позицию), люди склонны соглашаться с требованиями, которые соответствуют данному обязательству. Поэтому многие «профессионалы уступчивости» стараются побудить людей изначально занять позицию, соответствующую тому поведению, которого они позднее будут от этих людей добиваться. Однако не все обязательства одинаково эффективно порождают последовательные действия в будущем. Наиболее эффективны активные, публичные обязательства. Кроме того, обязательства должны быть внутренне мотивированными (не навязанными извне) и на их выполнение должны затрачиваться определенные усилия.
Решения о принятии обязательств, даже ошибочные, имеют тенденцию к «самосохранению», поскольку могут «создавать собственные точки опоры». Люди часто придумывают новые причины и оправдания, чтобы убедить самих себя в необходимости выполнения уже принятых обязательств. В результате некоторые обязательства продолжают действовать даже после того, как «породившие» их обстоятельства меняются. Этот феномен лежит в основе чрезвычайно эффективной тактики «выбрасывания низкого мяча», которую часто применяют «профессионалы уступчивости».
Роберт Чалдини, "Психология влияния"
Средний групповой вклад при совместной работе не совпадает с суммой средних продуктивностей всех вместе взятых отдельных членов группы и выражается зависимостью:
С=100 - х (к-1), где
С - средняя групповая результирующая в % от идеала, равного 100%, к - число членов группы.
Эффект Рингельмана социопсихологи и социотерапевты знают. Но пишут о нем не все и не часто.
Первые эксперименты, в которых отмечается "нащупывание" интересующего нас явления, относятся к 1927 году.
Первые эксперименты, в которых отмечается "нащупывание" интересующего нас явления относятся к 1927 году.
Тогда, в ходе экспериментов с поднятием тяжестей в группах разной величины было обнаружено, что по мере увеличения количества участников происходит постепенное уменьшение средних индивидуальных вкладов в итоги групповой работы. Так, если продуктивность одного человека, поднимающего штангу, принять за 100%, то двое в среднем "в четыре руки" преодолевают не в два раза больший вес, а лишь 93% от суммы весов, которые могут поднять два человека по отдельности. КПД индивида в группе из трех человек составит уже 85%, а в группе из восьми человек — только 49%.
Интересны в связи с этим и опыты немецкого исследователя О. Келера. Им было показано, что при решении задачи на перетягивание каната каждый из участников сравнительно небольшой по величине команды прилагает больше усилий, чем каждый из членов многочисленной команды, то есть суммарная сила команды возрастает не в прямой зависимости от количества участников, а криволинейно. При увеличении группы от 1 до 12 человек средние усилия, прилагаемые каждым, уменьшаются примерно на 10%.
Следует иметь в виду, что до вышеназванных исследований в науке и практике стойко бытовало мнение, что группа превосходит индивида.
Вот почему, когда В. Меде, Ф. Олпорт и Г. Трипплет по отдельности, но исторически одномоментно, в исследованиях сравнительной эффективности индивидуальной и групповой работы открыли явление, обозначенное В. Меде как "эффект Рингельмана", это вызвало в ученой среде сложную и противоречивую реакцию.
Наука о группах и коллективах, до того стройная, строгая и почти завершенная, совершенно растерялась.
Простой вопрос: "Превосходит ли группа сумму индивидуальных достижений одинакового качества независимо друг от друга работающих людей?" — вызвал настоящее и всеобщее смущение.
Разбираясь с загадками эффекта, суть которого состояла в том, что "по мере увеличения количества членов в группе происходит описываемое достаточно строгой математической закономерностью уменьшение среднего вклада каждого участника в итоги групповой работы", исследователи вынуждены были отвечать и на еще один, прямо скажем, повышенной каверзности вопрос: "При каких условиях группа, как целое, способна превзойти сумму достижений равных по количеству, но независимо друг от друга работающих индивидов?"
Усилия, предпринятые для нахождения ответа на этот вопрос ни тогда, ни сейчас не дали и не дают удовлетворительных результатов. И не случайно в первой части нами приводится выстраданная сентенция Абела Гезевича Аганбегяна: "Хорошую голову ничем заменить нельзя". Чем же объяснить снижение средней продуктивности работы индивида по мере увеличения группы? Может быть, решающим здесь является то обстоятельство, что при численном росте группы снижаются возможности для полновесного и активного участия каждого члена в работе? Например, при ограниченном объеме групповой работы и увеличении количества членов группы на каждого участника будет приходиться все меньшее число трудовых операций. А может быть, дело в том, что рост количества физически присутствующих людей ведет к снижению доли ответственности каждого и прилагаемых им усилий? Такое объяснение тоже вполне вероятно, особенно если учесть, что в рассмотренных экспериментах группы были в основном случайные. В таких группах по мере их увеличения действительно может снижаться индивидуальный вклад каждого.
Так или иначе, но — и здесь можно целиком согласиться с резюмирующим замечанием Р. С. Немова — "однозначного ответа на вопрос о причинах проявления ярфекта Рингельмана до сих пор не получено".
Вопрос - ответ
Фрагмент из книги: Дэвид Майерс, "Социальная психология". - СПб.: Питер, 2007.
Рассмотрим, как Я влияет на память (это явление известно как "эффект ссылки на себя"): информация, релевантная нашим Я-концепциям, быстро обрабатывается и хорошо запоминается (Higgins & Bargh, 1987; Kuiper & Rogers, 1979; Symons & Johnson, 1977). Возьмем, например, такое слово, как "общительный". Если вас спросят, подходит ли это определение к вам, вы лучше запомните его, чем если вас спросят, насколько оно подходит к кому-нибудь другому. Если нас попросят сравнить себя с каким-нибудь персонажем короткого рассказа, мы лучше запомним этот персонаж. Через два дня после разговора с кем-либо мы лучше всего вспоминаем то, что наш собеседник сказал про нас (Kahan & Johnson, 1992). Следовательно, воспоминания формируются вокруг наиболее интересного для нас "предмета" - нас самих. Когда мы думаем о чем-то, что имеет к нам прямое отношение, мы лучше это запоминаем.