См.: Шоню П. Цивилизации классической
Европы. — Екатеринбург, 2005
Общество и экономика «старого порядка». § 16
Сословная структура европейского общества, сложившаяся еще в Средние века и с тех пор непрерывно эволюционировавшая, была вообще сложна и запутанна. Пожалуй, лишь во Франции начала Нового времени она приобрела относительно ясные, даже можно сказать классические, очертания.
В «Трактате о сословиях и простых достоинствах», опубликованном в 1610 г., перечисляются: 1) «церковное сословие, клир, ибо в правах посланники Божии должны сохранять первый ранг почета»; 2) «дворянство, либо старинное с незапамятных времен благородство, происходящее от древних родов, либо дворянство звания, проистекающего от службы или от сеньории, которые сообщают те же самые привилегии»; 3) «третье сословие, которое составляет остальной народ».
Но каждое из этих основных сословий имеет свою собственную иерархию. Во главе первого сословия стояли три высших ранга — кардиналы, примасы, архиепископы и епископы; прочие духовные лица принадлежали к четырем низшим рангам.
Дворянство подразделялось сверху вниз на принцев крови, принцев — родственников короля, состоявших в более отдаленном родстве с королем, «высокое рыцарское дворянство», различающееся между собой достоинством своих феодов в нисходящем порядке: герцог, маркиз, граф, барон, шателен (кастелян, т. е. владелец замка), наконец, «простое дворянство рядовых благородных, профессиональных военных». Второе сословие включало также чиновников судебного и финансового ведомств, принадлежавших к дворянству по должности и званию.
К высшему слою третьего сословия принадлежали люди образованные, имеющие дипломы факультетов теологии, юриспруденции, медицины, искусств, — адвокаты, финансисты, «практикующие врачи и дельцы» (секретари суда, нотариусы, прокуроры, судейские длинной мантии, судебные приставы короткой мантии), т. е. чиновники, должности которых не давали права на принадлежность к дворянству. Следующими за ними по степени важности считались купцы, «как по причине полезности, даже общественной необходимости, так и из-за обыкновенного богатства, которое приносит им доверие и уважение». Купцы были предпоследним слоем третьего сословия, если считать от его верхних уровней, который имел право на некоторые знаки почета и уважения: их называли «почтенными людьми» или «честными персонами» и «городскими буржуа». Этим же правом пользовались стоявшие ниже их в сословной иерархии аптекари, ювелиры, золотых и серебряных дел мастера, о которых говорилось: «Ежели они обитают в городе и причастны к почестям, должностям и привилегиям города, все могут претендовать на титул буржуа».
Ниже буржуа в сословной иерархии находились хлебопашцы, земледельцы или арендаторы. За ними следовали «ремесленники и мастеровые, которые занимаются искусствами механическими, а потому именуются ради отличия от свободных искусств механиками, подлыми и грязными». Еще ниже — «простые подсобные поденные рабочие, самые подлые из простолюдинов». В самом низу — категория «узаконенных нищих, бродяг и оборванцев, пребывающих в праздности и беззаботности за счет других».
См.: Шоню П. Цивилизации классической Европы
Индустриальное общество. § 18
В связи с демографическими процессами, происходившими в XVIII—XIX вв., полезно и интересно будет рассказать ученикам, какую опасность представляли для людей в начале Нового времени эпидемические заболевания.
«Избави нас, Господи, от чумы, голода и войны» — эти слова молитвы были отнюдь не данью вековой традиции. Еще 300—400 лет тому назад они выражали панический страх людей перед реальными бедствиями, с которыми не раз приходилось сталкиваться на протяжении жизни.
Вообще-то в начале Нового времени чумой (в память о катастрофической эпидемии XIV столетия) называли любую смертоносную эпидемию, например оспу — инфекционное заболевание, которое если не убивало человека в считанные дни, то оставляло глубокие следы на его лице. Знаками этой болезни были отмечены, в частности, такие известные деятели Французской революции конца XVIII в., как Дантон и Мирабо. Нередко эпидемический характер приобретал тиф. Он мог удерживаться в течение 10—15 лет на площади в несколько сотен квадратных километров. В болотистых местностях людей косила малярия. Она свирепствовала на трети территории Италии, была бичом окраинных районов Испании, сущим бедствием северной Германии, а также восточной Польши и Литвы.
И все же наибольший, просто мистический страх люди испытывали в начале Нового времени перед проказой (лепрой). Хотя в Европе пик этого заболевания пришелся на XII—XIII вв., когда весь христианский Запад покрылся многочисленными лепрозориями (лечебницами или, скорее, приютами для больных проказой), содержавшимися на счет церкви и властей.
Между концом XVI и началом XVII в. заболеваемость проказой быстро пошла на спад. Пустующие лепрозории, всегда внушавшие людям панический ужас, стали привлекать нищих и бродяг, готовых смириться с положением изгоев общества ради бесплатной кормежки. Власти многих стран стремились очистить лепрозории от мнимых прокаженных и сэкономить на средствах, отпускаемых на их лечение и содержание. Во Франции семь ордонансов 1543—1612 гг. преследовали эту цель. Уже при Ришелье большое количество псевдопрокаженных было изгнано из лепрозориев, хотя сами они продолжали существовать. Кольбер завершил дело, начатое при Ришелье: лепрозории за отсутствием больных проказой были закрыты, а их имущество передано больницам и божьим домам.
Высказывается несколько предположений, почему в начале Нового времени проказа резко пошла на спад. Одно из них сводится к тому, что заболевание, разбуженное Крестовыми походами, исчерпало само себя благодаря тому, что улучшение питания и личной гигиены людей повысило их сопротивляемость инфекции. Еще одно объяснение заключается в том, что проказа отступила перед другими опасными заболеваниями, которые обрушились на европейцев в начале Нового времени, — сифилисом и туберкулезом. Наконец, нельзя исключать и того, что возымели действие те элементарные меры предосторожности, прибегать к которым обычных людей и власти заставлял панический страх перед проказой.
Но во второй четверти XVII в. на Западную Европу, в тесной связи с бедствиями Тридцатилетней войны, обрушилась бубонная чума. В 1625—1640 гг. она стремительно атаковала Францию. Большое количество больных отмечалось в этой стране почти повсеместно. На город с населением 12—15 тыс. современники насчитывали до 1,5—2 тыс. больных. Напуганные смертельным характером болезни, жители Амьена сообщали властям о трагедии невероятного масштаба: 25 тыс. смертей в 1632 г., 30 тыс. в 1668 г., что в сумме превышало численность населения этого крупного города на севере Франции. Даже в скромной деревне душ на 700 жертвами чумы за три летних месяца 1625 г. стали 50 человек.
Однако интенсивность эпидемии во Франции компенсировалась ее относительно скоротечным характером. Уже в 1640 г. заболеваемость заметно снижается, а начиная с 1670 г. приобретает локальный характер. Франция, равно как Англия и Голландия, самые процветающие государства Европы того времени, оказалась в меньшей опасности, чем другие, более бедные и отсталые районы, в особенности юг и восток Европы. Но если на востоке Европы эпидемия чумы была во многом обусловлена длительными войнами — Тридцатилетней, рядом австро-турецких, то на юге, в Италии и Испании, она распространялась как бы сама собой, подобно тому как это случилось в Европе XIV—XV вв.
В Италии эпидемия чумы была главной причиной значительного сокращения численности населения — на 1 млн 729 тыс. человек, или 14%, в 1650 г. (11 млн 543 тыс.) по сравнению с 1600 г. (13 млн 272 тыс.). Однако убыль населения была неравномерной. Острова (Сицилия, Сардиния, Корсика) были лучше защищены от эпидемии своим изолированным положением. Здесь наблюдалось лишь некоторое замедление демографического роста. Апеннинский полуостров испытал убыль средних масштабов (порядка 10% — с 6 млн 235 тыс. душ в 1600 г. до 5 млн 567 тыс. в 1650 г.). Зато настоящая катастрофа произошла в долине реки По, где пересеклись два основных направления распространения чумы — морским путем через Центральное Средиземноморье, ставшее связующим звеном между главным очагом эпидемии в Индии и Европой, а также по суше через великие восточные равнины. Особенно пострадали Венеция и Милан. Всего население Северной Италии сократилось с 5 млн 412 тыс. душ в 1600 г. до 4 млн 225 тыс. в 1650-м, т. е. убыль составила 22%.
Что касается Испании, то чума ее надолго никогда не покидала и периодически давала о себе знать, главным образом в портовых городах. Но в XVI в. она как бы затаилась, чем и объяснялся заметный прирост населения в это время. Снова эпидемия чумы вспыхнула в конце XVI в. Затем она на полстолетия опять взяла передышку, чтобы в 1647 г. нагрянуть с новой силой. Убыль населения от этих эпидемий была огромной. По одним оценкам, за 60 лет, с 1590 по 1650 г., население Испании сократилось с 8,5 до 6,5 млн человек; по другим — с 9 до 6 млн. Севилья, город с населением 110—120 тыс., потерял в 1649—1650 гг. 60 тыс. жителей. Более длительная, но менее жестокая эпидемия 1676—1685 гг. обошлась Пиренейскому полуострову примерно в 250 тыс. душ. Следовательно, по минимальным оценкам, общее число умерших в Испании от трех эпидемий чумы в XVII в. составляло 1 млн 250 тыс. человек.