Широко использовалась «историческая память» и традиции. Например, традиционная любовь и забота российского православного народа о «меньших братьях» - балканских славянах, к тому же единоверцах. Или воспоминания о борьбе с «неверными» на Кавказе, в Крыму. Русские традиционно уважали немцев как народ рабочий, гордый «трудами», строгий в нравах, но не доверяли «легкомысленным» французам и англичанам, о которых даже возникло в художественной литературе особое клише: «англичанка гадит».
«Образ врага» был создан особыми усилиями национальной пропаганды, пронизавший всю политику, идеологию (то есть общественное сознание) и менталитет (частное сознание отдельного «обыкновенного» человека), человека, культуру европейцев.
Особую роль играл главный инструмент воспитания масс в то время – газеты, журналы, пресса. Во всех странах без исключения почти все органы печати, кроме революционно-социалистической и пацифистской, распространяли националистические и милитаристские идеи и настроения. Во всех странах тон газет направляли министерство иностранных дел, военные ведомства и их главы. Наиболее агрессивна была пресса Германии. Германию пугал подъем российской экономики и угроза ее усиления после выполнения соответствующих военных программ. Страх перед русским колоссом сочетался с презрением к «полуазиатскому варварству русских». Убежденность в экономической, военной, культурной отсталости России дополнялось чувством превосходства германской нации, которая со своим особым духовным складом может якобы обновить «дряхлую Европу» и остановить «азиатские орды». Пангерманские идеологи открыто говорили, что славянские народы являются «этническим материалом» или еще проще «… навозом для произрастания германской культуры». Широко и открыто обсуждали планы раздела, выселения и эксплуатации славянских народов в составе Российской империи. Идеологи и пропагандисты пангерманизма звали к превентивной войне с Россией для решения векового конфликта «высокой и отсталой культуры».5
Авангардную роль в антирусской кампании играли также многочисленные выходцы из Прибалтики, прибалтийские немцы, многие из которых занимали в Германии высокое положение.6
Германская печать требовала от правительства решительного тона, каким должно говорить государство, имеющее первую армию в мире. В ней усиливалась нота вражды к Антанте, особенно к России.
Германская пресса выдвинула лозунг: «Бороться за берега Черного моря». Как метко отметил Е.В. Тарле, «в Германии и других странах размышление стало уступать место воображению, увлечениям, надеждам».7 Большую роль играла идеология пангерманизма и представлявшего его Пангерманского союза, созданного в 1891 г., с ее агрессивностью и ненавистью к целым народам, например, русскому и славянам вообще. Последние предвоенные годы в Германии не утихала антирусская кампания под лозунгом спасения мира, мировой культуры и европейской цивилизации от русских варваров, которых олицетворяла фигура казака на коне с саблей или пикой в руках, невероятным чубом на голове и зверским оскалом огромных зубов. Пресса требовала защиты «Фатерланда» (Отечества) с помощью превентивной, то есть предупредительной войны с Россией.8 «Наши патриотические задачи не будут выполнены и не разрешимы без удара меча», - говорил уже известный немецкий генерал Бернгарди.9
Пропагандировались идеи шовинизма и расизма. Они принимались населением, особенно в средних слоях. Они издавна легко впитывали проповеди превосходства тевтонов и арийской нации. Здесь верили, что немцы – «первые рыцари». Примечательно, что первые идеологи расизма англичанин Х. Чемберлен и француз Ж. Де Гобино нашли приют и поддержку при дворе Вильгельма II и были популярны у нацистов.10
Выступления прессы все время поддерживались воинственными призывами «вождей нации» во главе с императором. В апреле 1913 г. канцлер Т. Бетман-Гольвег произнес вызывающую речь в Рейхстаге о вражде германцев и славян и о росте антигерманских настроений во Франции.11 Немецкие газеты, особенно с началом 1913 г. усилили атаки на французов, Францию, ее политику и армию. Они обвиняли Пуанкаре в увеличении своей армии. Их дружные и резкие выступления должны были отвлечь внимание от мероприятий Берлина по усилению своей армии. Большой шум подняла немецкая пресса в связи с инцидентом в Нанси в 1913 г., где французы избили группу немцев, которых полиция фактически не стала защищать. Германская пресса раздула этот случай изо всех сил и несколько дней подряд требовала предъявить Франции ультиматум.12 Французская пресса в свою очередь подняла антигерманскую кампанию в связи с инцидентом в Цаберне.
Германская пресса утверждала, что немцы принесут с готовностью любые жертвы ради престижа империи, если правительство пустит, наконец, в ход «могучую армию, второй в мире флот, богатство страны и патриотизм всего народа, чтобы разбить удушающую цепь, которой Антанта окружила Германию». Большое значение имела для милитаристской и национальной пропаганды открытое выступление с патриотических позиций части германских социал-демократических лидеров и прессы, заявлявших, что «возьмут ружье, чтобы защитить Отечество от русского деспотизма».13 Русский посол в Берлине С.Н. Свербеев в мае 1914 г. отметил «воинственное настроение некоторых слоев германского общества». «В последнее время, - говорил посол журналистам», - шовинизм пустил глубокие корни в Германии. Им заражены все слои, армия, флот, агитационная деятельность разных патриотических союзов, военных корпораций и печати.14 В таком состоянии было нетрудно толкнуть немецкий народ на войну.
Необычайный подъем, просто «выброс» националистической и милитаристской пропаганды, огромная волна шовинизма появились после Марокканского кризиса 1911 г., когда в главных странах Европы руководство уяснило, что без войны не обойтись, что она неизбежна и – более того - необходима. Все средства массовой информации бросились воспевать свою страну, ее историю, героев, традиции, поднимать на щит достоинства и достижения и всячески хулить страну противника, уже четко определенного и открыто объявленного. Широко тиражировался без всякой маскировки «образ врага» с его действительными в редакциях недостатками и пороками.
Яростный характер эта пропаганда приняла в Германии, болезненно пережившей Агадирское поражение. Все три предвоенные года нагнеталась военная истерия через газеты, журналы, книги, брошюры, отдельные статьи, листовки. Воспевался «бронированный кулак», ставший во всем мире символом германской политики. Распространялись лозунги и призывы типа «Сила выше права!», «Бог – великий бог войны» и т.п.
В газетах писали: «Только в наступательной войне найдет Германия свое спасение!» или «Для нас, наконец, должен пробить радостный час великой победы».15
Празднование в 1913 г. столетней годовщины освобождения Германии от наполеоновского завоевания превратилось в непрерывную антифранцузскую демонстрацию, и населению империи внушалось, что скоро опять придется воевать с тем же «наследственным врагом».16 Франции не простили поражения «при Агадире», а ее переход к трехлетней воинской службе был принят как шаг, требующий возмездия.
Активную идеологическую работу вела русская пресса. Она чутко следила за развитием международных событий и довольно полно отображала их. Пропаганда велась в умеренных тонах. Но после событий 1911 г. и резкого подъема антирусской, антиславянской пропаганды в Германии усилилась и антигерманская и антиавстрийская нацеленность российских партий и газет. Они стали открыто поддерживать идею национального возрождения южных славян под эгидой России, идеи славянской солидарности, панславизма и покровительства братьев-славян.
В печати и Государственной думе жарко обсуждались проблема проливов, положение на Балканах и в Турции. Раздавались призывы перейти от «обороны к наступлению» и защищать религиозные святыни в Константинополе от турок-мусульман. Подогревались имперские амбиции и претензии на верховенство на Балканах, требовали «освободить Царьград», что было давней мечтой определенных слоев русского общества.17
Русские буржуазные партии, бывшая опора внешней политики П.А. Столыпина, теперь требовали не «покоя», но «активной политики», отбрасывая сдержанность. Открыто писали и говорили, что «настал час свести счеты с нашим историческим врагом». При дворе усилилась антигерманская «партия», и Николай II явственно поддавался ее давлению.18
Газеты и в Думе резко критиковали политику Германии и Австро-Венгрии.
После событий 1911 г. и особенно после известий о миссии германского генерала Ф. Лимана фон Сандерса между Россией и Германией началась настоящая «газетная война», статью о которой написала Е.Г. Кострикова.19 «Война» эта проходила в 1913-1914 гг. Русская печать в основном проводила «крикливо-патриотическую линию», которую поддерживали патриотические выступления в Государственной Думе. Особого накала эта кампания достигла в связи с миссией Лимана фон Сандерса в Турцию. Поднялись требования пересмотреть невыгодный России торговый договор с Германией. Кампания в прессе приняла весьма острую форму. Противника критиковали, не скрываясь. Даже журнал «Нива» поместил обзор, в котором утверждалось, что «немецкая гегемония» на юге Европы держится на искусственном разделении и натравливании местных народов, на максимальном развязывании вражды между ними и является «синонимом торжества глупости и зверства». «Новое время» в номере от 23 декабря 1913 г. потребовала «разорвать тевтонское кольцо» вокруг России и всего славянства». Полемика приняла особо жесткую форму в начале 1914 г., когда посыпались с обеих сторон откровенные угрозы. 27 февраля этого года «Биржевые новости» поместили статью «анонимного автора» (по слухам это был военный министр В.А. Сухомлинов) «Россия готовая», в которой заявлялось, что Россия готова к войне и ставился вопрос о готовности Франции. В статье подчеркивалось, что Россия «не боится угроз и окриков и полностью готова к войне». Аналогичная статья «Россия хочет мира, но готова к войне» была опубликована в газете «Русский инвалид». Тон полемики двух стран, инициатором которой была германская сторона (провокационная статья в газете «Кёльнише Цайтунг» от 18 февраля 1914 года), все время повышался, пока не превысил предел, установленный «верхами». Правительства с обеих сторон постарались унять яростные нападки газет. Страсти в печати утихли, но свой вклад в создание накаленной предвоенной атмосферы «газетные войска» внесли, ускорив приготовления к схватке.