Понятия «концепт» и «лейтмотив», являясь ключевыми, опорными для постижения поэтики того или иного автора, непосредственно связаны с понятием мотив. Теория мотива достаточно полно разработана в литературоведении. Существуют разные подходы к осмыслению мотива в художественном произведении. Основное отличие мотива от лейтмотива заключается в том, что под лейтмотивом понимается семантический повтор в пределах текста произведения (или – шире – творчества автора), мотив же представляет собой семантический повтор за пределами текста. В «Литературном энциклопедическом словаре» мотив, топос, архетип рассматриваются как обобщенные «по условной, культурно выработанной и закрепленной форме; поэтому они характеризуются устойчивостью своего собственного употребления, выходящего за рамки одного произведения. Мотив – это образ, повторяющийся в нескольких произведениях одного или многих авторов, выявляющий творческие пристрастия писателя или целого художественного направления… Топос («общее место») – это образ, характерный уже для целой культуры данного периода или данной нации. В топике, т.е. совокупности образов-топосов, выражает себя художественное сознание целой эпохи или нации. Наконец, образ-архетип заключает в себе наиболее устойчивые и вездесущие «схемы» или «формулы» человеческого воображения. Пронизывая всю художественную литературу от ее мифологических истоков до современности, архетипы образуют постоянный фонд сюжетов и ситуаций, передающийся от писателя к писателю»[19]. Образ Енисея М. Тарковского можно рассмотреть и как мотив (в традиции поэтического освещения реки), и как топос (преодолевая значение конкретного географического объекта, Енисей становится символом величия русской природы, вечности, миропорядка), и как архетип (река, вода во все времена понималась человеком как источник жизни, обновления, красоты).
Енисей является ключевым образом поэтики М. Тарковского, потому что он соединяет в себе конкретные черты лейтмотива, концепта, мотива, топоса, архетипа; кроме того, выполняет ряд эстетических функций, характерных, по наблюдениям Е. Н. Себиной[20], всем пейзажным образам:
1. Функция обозначения места и времени действия. С помощью пейзажа можно представить, где (в деревне, на борту теплохода, в тайге, на реке) и когда происходят события. Как отмечает литературовед, «иногда об этой роли пейзажа говорит заглавие произведения». В творчестве М. Тарковского указание на Енисей содержится в заглавии «Енисейских очерков»[21], рассказа «Ледоход»[22], первоначальном названия повести «С высоты» - «На Енисее»[23], повести «Кондромо», в примечаниях к которой автор замечает, что «точного перевода этого эвенкийского слова не знает никто… «Кондо» означает мыс, и речная природа этого слова очевидна»[24]. Важно отметить, что в произведениях М. Тарковского даже конкретные географические реалии не воспроизводятся скупо, но представляют собой развернутые описания, а не просто указывают на место и время действия. Конкретная топонимика енисейских мест в творчестве М. Тарковского не только не вытесняет развернутых описаний природы, но, напротив, по мысли автора, пробуждает, открывает «родничок поразительной восприимчивости к природе»[25].
2. Сюжетная мотивика. Движение Енисея в прозе М. Тарковского предполагает развитие определенных событий: во время весеннего ледохода начинаются заботы о рыбалке, покосе; замерзает Енисей, и охотники отправляются в тайгу за пушниной. Ритм жизни человека зависит от движения реки. При анализе сюжетной мотивики пейзажа в прозе М. Тарковского следует учитывать, что основной жанр, в котором творит писатель, - лирическая проза, характерным признаком которой является ослабление внешнего сюжета и движение внутренних чувств, переживаний, размышлений главного героя.
3. Из представленных в классификации Е. Н. Себиной функций пейзажа в прозе М. Тарковского наиболее отчетливо выделяется пейзаж как форма присутствия автора. Литературовед выделяет два способа передачи авторского отношения к происходящему. Первый - точка зрения автора и героя сливаются. Подобное сближение точек зрения характерно для прозы М. Тарковского, повести и рассказы которого становятся многоголосым гимном Енисею. Второй способ – пейзаж, данный глазами автора и одновременно психологически близких ему героев, «закрыт» для персонажей – носителей чуждого автору мировоззрения. Так, ни потерявшие контакт с природой столичные жители, ни иностранцы не способны постичь все таинство, красоту и богатство великой сибирской реки. Воспевание величия и красоты Енисея сродни народному представлению о земле обетованной, сулящей и дарующей все необходимое, но требующей, чтобы человек не забывал о своей нравственной сути.
4. С внутренним миром героя непосредственно связана форма психологизма – наиболее частая функция пейзажа. В том случае, когда пейзажный образ является знаком определенного чувства, повторяющегося в рамках одного произведения, он может стать мотивом или лейтмотивом. Приобретая богатую символику, эти образы становятся многозначными[26]. Именно пейзаж создает психологический настрой для восприятия текста, помогает раскрыть внутреннее состояние героев, является знаком его психологического состояния в конкретный момент действия, а также, будучи дан через ощущения, становится знаком его устойчивого мировосприятия.
Осмыслить художественную функцию пейзажа в тексте представляется целесообразным через анализ точек зрения различных персонажей, так или иначе проявляющих свое отношение к изображаемому пейзажу.
Енисей – образ многозначный, многоликий, в сознании разных персонажей он воплощает разные представления о мире. В предлагаемой таблице мы рассматриваем основной ассоциативный ряд, возникающий в сознании читателя под воздействием разных точек зрения о Енисее.
| Носитель точки зрения | Образ | Ассоциативный ряд, возникающий у читателя |
| Сергей Никифоров, «С высоты» | Стальной трехкилометровый Енисей. | Простор, масштаб, бесконечность, близость к миру человека определяется прилагательным, выражающим меру длины; отстраненность от человека, свобода, недоступность – цвето-осязательной метафорой «стальной». |
| Алексей, «Шыштындыр» | Они ехали северней и северней, Енисей становился шире и шире, становясь морем. | Бесконечность, необъятность, простор. |
| Рассказчик, «Лерочка» | Я представлял себе бескрайнее полотно Енисея. | |
| Владимир Иванович, журналист, «С высоты» | В. И. глядел на волнистые берега, на ровную белую воду и думал: разве разглядишь с палубы теплохода что-нибудь…? Разве за неделю узнаешь человека? | Способствует философскому размышлению о мире, жизни, человеке, себе. |
| Владимир Иванович | Из-под ровной каймы поднявшихся туч сверкнула нежная и студеная синь и налилась металлом каждая волна на Енисее, вспыхнула, загорелась ржавыми лиственями тайга. | Переменчивость, идея всеобщности, взаимозависимости, взаимовлияния всего сущего; оксюморонные с точки зрения тактильного восприятия эпитеты «нежная и студеная» свидетельствуют о том, что к миру можно относиться по-разному; «металл» волны и «ржавые» листвени (цвето-тактильные метафоры) объединяют в сознании героя мир природы и человека. |
| Паша, «Паша» | Паша гордился деревней, Енисеем, тайгой. | Объект гордости, восхищения, благодарности. |
| Рассказчик, «Паша» | Для меня Енисей – это примерно то же самое, что для Криса Москва. | Символ России, взгляд на страну «изнутри», а не глазами иностранца, для которого настоящая Россия связана с Москвой. |
| Рассказчик, «Паша» | Паши нет; течет Енисей мимо Бахты в Ледовитый океан. | Образ вечности, временной необъятности по сравнению с человеческой жизнью; грусть, философские размышления о жизни и смерти. |
| Рассказчик и В. П. Астафьев, «Пешком по лестнице» | Я сказал, что, когда Енисей начинаешь сравнивать с другими местами, они проигрывают, и Виктор Петрович согласился: Урал вроде тоже похож на наши места, тоже вроде тайга, горы, вода, а не то – другое. | Символ малой родины, бесконечной любви к ней, в то же время Енисей воспринимается не изолированно от мира, а как лучшая его часть. |
| Горечь и боль о загаженном Енисее, природе, вообще всей нашей планете. … Писал [он]… о захоронении радиоактивных отходов под Енисеем | Боль, вина человека, несогласованность его с миром природы. | |
| Андрей, «Лес» | За полгода он истосковался по Енисею… Долгая разлука с Енисеем. | Параллель с человеком, близким, родным, бесконечно любимым; ностальгия по малой родине. |
| Рассказчик, «Таня» | Хочется… встать на колени и, глядя в морскую даль Енисея, благодарить небо. | Языческое отношение к Енисею, характерное для местных жителей, передается рассказчику. Река становится адресатом щемящей исповеди, чем-то, вроде иконы, на которую хочется молиться. |
| Тетя Надя, «Ледоход» | Она выбежит на крыльцо с биноклем, глядит на Енисей: что там за черная точка, не Юра ли едет. | Ожидание, волнение, даль, разделяющая родных людей, надежда. |
| Володя, «Лерочка» | Эти места можно было только дарить и только близким людям. | Родное, интимное, сокровенное, бесценное, доступное и недосягаемое одновременно. |
| Катя, «Шыштындыр» | Пришлось полоскать белье в уже холодном сентябрьском Енисее и таскать его в тазу на высоченный угор. | Перед хрупкой городской женщиной Енисей предстает суровой рекой, требующей терпения, напряжения и бесконечного труда. |
| Алексей, «Шыштындыр» | Охотники были в тайге. Алексей возил воду их женам и думал о том, каково женщине одной… когда муж где-то там и неизвестно, что с ним, а за окном … сизый провал Енисея. | Неизвестность, тревога, тяжелый труд, верность; оценивший тяжесть участи жен охотников, Алексей понимает, как им тяжело, и разные точки зрения – мужская и женская – соединяются в его внутреннем монологе. |
Безусловно, мир Енисея и разные взгляды представлены в таблице с большой долей условности. Ассоциативный ряд, возникающий в сознании читателя только намечен, он может продолжаться до бесконечности. В таблице были приведены точки зрения, перекликающиеся с авторской позиций: для писателя Енисей также является символом Родины, вечности, бесконечности, надежды, любви, мерилом человечности… Контрастной по сравнению с этой многоголосной одой Енисею является точка зрения героев, случайно оказавшихся в этих местах. Например, Зайца из рассказа «Пимы и Заяц» «занесло на Енисей», он как будто привык к таежной жизни, так же, как и другие мужики, охотился, рыбачил, «по экспедициям таскался», но все это кажется рассказчику ненастоящим, неестественным, наигранным, как и енисейское наречие, которое Заяц «впитал без остатка». Но если по отношению к Зайцу рассказчик ироничен, более того, в конце рассказа он сомневается в собственном праве на подобное высокомерие, то в повести «Стройка бани» отношение к чужой точке зрения иное. Серега, сын Петровича, родился в тайге, но не впитал от отца ни любви к охотничьему делу, ни привязанности к родному дому, ни способности кропотливо трудиться, ни восхищения Енисеем. Погоня за легкой жизнью, показным шиком, которой одержим Серега, вызывает чувство горького сожаления у автора.