Смекни!
smekni.com

По Истории зарубежной литературы средних веков и эпохи Возрождения «Образ Гамлета в трагедии У. Шекспира «Гамлет» (стр. 3 из 6)

Монолог, завершающий второй акт, полон укоров в бездействии. И опять в нем поражает возмущение, на этот раз направленное против самого себя. Какую толь­ко брань не обрушивает на свою голову Гамлет: «Ту­пой и малодушный дурень», «ротозей», «трус», «осел», «баба», «судомойка». Мы видели раньше, как он суров по отношению к матери, как полон вражды к Клавдию. Но Гамлет не из тех, кто находит дурное только в других. Не менее суров и беспощаден он по отношению к себе, и эта осо­бенность его еще больше подтверждает благородство его натуры. Нужна предельная честность, чтобы судить себя столь же, если не более строго, чем других.

Конец монолога, в котором Гамлет излагает свой план, опровергает мнение о том, будто он не хочет ни­чего делать для осуществления мести. Прежде чем дей­ствовать, Гамлет хочет подготовить для этого подходя­щие условия (1; С.100).

Этика мести Гамлета. Кульминация трагедии.

У Гамлета есть своя этика мести. Он хочет, чтобы Клавдий узнал, за что его ожидает кара. Он стремится возбу­дить в Клавдии сознание его вины. Этой цели посвящены все действия героя вплоть до сцены «мышеловки». Нам такая психология может показаться странной. Но надо знать историю кровавой мести эпохи; когда возникла особая изощренность отплаты врагу, и тогда станет понятной тактика Гамлета. Ему надо, чтобы Клавдий проникся сознанием своей преступности, он хочет покарать врага сначала внутренними терзания­ми, муками совести, если она у него есть, и лишь по­том нанести роковой удар так, чтобы он знал, что его карает не только Гамлет, а нравственный закон, все­человеческая справедливость.

Много позже, в спальне королевы, сразив мечом спрятавшегося за занавесом Полония, Гамлет в том, что кажется случайностью, видит про­явление высшей воли, воли небес. Они возложили на него миссию быть Scourge and minister — бичом и ис­полнителем их предначертания. Именно так смотрит Гамлет на дело мести. А что означают слова: «им покарав меня и мной его»? (1 ;С.101)

Что Полоний наказан за свое вмешательство в борьбу между Гамлетом и Клавдием, явствует из слов Гам­лета: «Вот как опасно быть не в меру шустрым» А за что же наказан Гамлет? За то, что действо­вал необдуманно и сразил не того, кого хотел, и тем самым дал понять королю, в кого он метил.

Наша следующая встреча с Гамлетом происходит в галерее замка, куда его вызвали. Гамлет приходит, не зная, кто и зачем ожидает его, весь во власти своих мыслей, выражает их в своем самом знаменитом монологе.

Монолог «Быть иль не быть» — высшая точка сом­нений Гамлета. Он выражает умонастроение героя, момент наивысшего разлада в его сознании. Уже по одному этому было бы неверно искать в нем строго логики. Ее нет здесь. Мысль героя переносится с одного предмета на другой. Он начинает размышлять об одном, переходит к другому, третьему и ни на один из

вопросов, им самим же поставленных перед собой, не полу­чает ответа.

Означает ли для Гамлета «быть» только жизнь вообще? Взятые сами по себе первые слова монолога могут быть истолкованы в этом смысле. Но не требу­ется особого внимания, чтобы увидеть незаконченность первой строки, тогда как следующие строки раскры­вают смысл вопроса и противопоставление двух поня­тий - что значит «быть» и что - «не быть»:

Что благородней духом -покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством ?

Здесь дилемма выражена совершенно ясно: «быть»— значит восстать на море смут и сразить их, «не быть» — покоряться «пращам и стрелам яростной судьбы».

Постановка вопроса имеет прямое отношение к си­туации Гамлета: сражаться ли против моря зла или уклониться от борьбы? Здесь, наконец, с большой силой проявляется противоречие, выражения которого встречались и раньше. Но в начале третьего акта Гамлет опять оказывается власти сомнений. Эти перемены настроений крайне характерны для Гамлета. Мы не знаем, свойственны ли ему колебания и сомнения в счастливую пору его жизни. Но теперь эта неустойчивость проявляется со всей несомненностью.

Какую же из двух возможностей выбирает Гамлет? «Быть», бороться — таков удел, принятый им на себя. Мысль Гамлета забегает вперед, и он видит один из исходов борьбы — смерть! Здесь в нем просыпается мыслитель, задающийся новым вопросом: что такое смерть? Гамлету снова видятся две возможности того, что ожидает человека после кончины. Смерть есть погружение в небытие при полном отсутствии сознания:

Умереть, уснуть —

И только: и сказать, что сном кончаешь

Тоску и тысячу природных мук…

Но есть и страшная опасность: «Какие сны приснятся в смертном сне,//Когда мы сбросим этот бренный шум…». Может быть, ужасы загробной ни похуже всех бед земных: «Вот что сбивает нас; где причина// Того, что бедствия столь долговечны…». И дальше:

Вчитаемся в мо­нолог и станет ясно, что Гамлет рассуждает вообще — обо всех людях, а им не доводилось встречаться с выходцами из потустороннего мира. Мысль Гамлета вер­на, но с фабулой пьесы она расходится.

Второе, что бросается в глаза в этом монологе,— мысль о том, что от тягот жизни легко избавиться, если «Дать себе расчет простым кинжалом».

Теперь обратимся к той части монолога, в которой перечисляются бедствия людей в этом мире:

Кто снес бы плети и глумленье века,

Гнет сильного, насмешку гордеца,

Боль презренной любви, судей медливость,

Заносчивость властей и оскорбленья.

Чинимые безропотной заслуге,

Когда б он сам мог дать себе расчет…

Заметим: ни одно из этих бедствий не касается Гам­лета. Он рассуждает здесь не о себе, а обо всем на­роде, для которого Дания действительно тюрьма. Гам­лет предстает здесь как мыслитель, озабоченный тяж­кой судьбой всех людей, страдающих от несправедли­востей. (1;С.104)

Но то, что Гамлет думает обо всем человечестве,— ещё одна черта, говорящая о его благородстве. Но как же быть нам с мыслью героя о том, что все­му можно положить конец простым ударом кинжала? Монолог «Быть иль не быть» от начала до конца про­низан тяжким сознанием горестей бытия. Можно смело сказать, что уже начиная с первого монолога героя ясно: жизнь не дает радостей, она полна горя, неспра­ведливости, разных форм поругания человечности. Жить в таком мире тяжело и не хочется. Но Гамлет не должен расстаться с жизнью, ибо на нем лежит задача мести. Расчет кинжалом он должен произвести, но не над собой!

Монолог Гамлета заканчивается мыслью о природе раздумий. В данном случае Гамлет приходит к неутешитель­ному выводу. Обстоятельства требуют от него действия, а раздумья парализуют волю. Гамлет признает, что избыток мысли ослабляет спо­собность к действию (1;С. 105).

Как уже сказано, монолог «Быть иль не быть» — выс­шая точка раздумий и сомнений героя. Он приоткрывает нам душу героя, которому непомерно тяжело в мире лжи, зла, обмана, злодейства, но который тем не менее не утратил спо­собности к действию.

В этом мы убеждаемся, наблюдая его встречу с Офелией. Как только он замечает ее, его тон сразу ме­няется. Перед нами уже не задумчивый Гамлет, раз­мышляющий о жизни и смерти, не человек, полный сомнений. Он сразу надевает личину безумия и гово­рит с Офелией жестко. Выполняя волю отца, она за­вершает их разрыв и хочет вернуть подарки, некогда полученные от него. Гамлет тоже делает все, чтобы оттолкнуть от себя Офелию. «Я вас любил когда-то»,— говорит он сначала, а потом отрицает и это: «я не лю­бил вас». Речи Гамлета, обращенные к Офелии, полны изде­вок. Он советует ей идти в монастырь: «Уйди в мона­стырь; к чему тебе плодить грешников?» «Или, если уж ты непременно хочешь замуж, выходи замуж за ду­рака, потому что умные люди хорошо знают, каких чу­довищ вы из них делаете». Король и Полоний, подслушивавшие их разговор, лишний раз убеждаются в безумии Гамлета (1; С. 106).

Сразу после этого Гамлет дает наставления акте­рам, и в его речи нет и следа умопомешательства. Наоборот, сказанное им вплоть до нашего времени цитируется как бесспорная основа эстетики те­атра. Нет следов безумия и в следующей речи Гамле­та, обращенной к Горацио, в которой герой выражает свой идеал человека, а затем просит друга понаблю­дать за Клавдием во время представления. Новые штрихи, которые появились в образе Гамлета в сцене беседы с актерами - теплота души, вдохновение художника, рассчитывающего на взаимопонимание (3; С. 87)

Играть безумного Гамлет начинает опять лишь тог­да, когда весь двор во главе с царственными особами приходит посмотреть заказанный принцем спектакль.

На вопрос короля, как он поживает, принц резко отвечает: «питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями; так не откармливают и каплунов» Смысл этой реплики становится понятным, если мы вспомним, что Клавдий объявил Гамлета своим наслед­ником, и это подтверждает Розенкранц. Но Гамлет понимает, что король, убивший своего брата, преспокойно может расправить­ся и с ним. Недаром принц говорит Розенкранцу: «пока трава растет…» За этим началом пословицы следует: «…лошадь может сдохнуть».

Но заметнее всего вызывающий характер поведе­ния Гамлета, когда он отвечает на вопрос короля, нет ли чего-нибудь предосудительного в пьесе: «Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене; имя гер­цога — Гонзаго; его жена — Баптиста; вы сейчас уви­дите; это подлая история; но не все ли равно? Вашего величества и нас, у которых душа чиста, это не касается…». Еще резче и прямее звучат слова, когда на сцене Луциан вливает яд в ухо спящего короля (актера); «комментарий» Гамлета не оставляет сомнений: «Он отравляет его в саду ради его державы. Его зовут Гон­заго. Такая повесть имеется и написана отменнейшим итальянским языком. Сейчас вы увидите, как убийца снискивает любовь Гонзаговой жены» . Здесь сарказм имеет уже два адреса. Впрочем, и вся пьеса, разыгрываемая актерами, метит одновременно и в Клавдия; и в Гертруду! (1; С. 107)