Новые свидетельства о контакте между великим жупаном и Римом относятся к середине второго десятилетия XIII в. К сожалению, сохранившиеся сведения крайне скупы. Главным из них является сообщение хорватского хрониста Фомы Сплитского (1216 г.) о том, что Стефан Неманич направил послов к преемнику Иннокентия папе Гонорию III с просьбой прислать ему королевскую корону. В ответ на его просьбу папа отправил в Сербию своего легата, который и возложил на сербского правителя королевский венец[18]. Лишь незначительно эти данные дополняет венецианская хроника Дандоло, сохранившая известие о том, что обращению великого жупана в Рим предшествовал его брак с одной из представительниц рода Дандоло, ее влиянию венецианский хронист и приписывал перемены в политике великого жупана[19].
То, что в этих источниках речь идет прежде всего о королевской короне, показывает, что новый поворот великого жупана в сторону Рима также преследовал в первую очередь политические цели. Какие именно, можно выяснить, рассмотрев особенности международного положения Сербии в это время. В середине второго десятилетия XIII в. Сербия стала объектом совместных нападений ряда своих соседей. В 1214 г. на нее одновременно напали болгарский царь Борил, латинский император Генрих и деспот Михаил Эпирский, которых поддержал родственник Борила, севастократор Стрез, владевший землями в районе Охрида. В 1215 г. готовился совместный поход на Сербию латинского императора и венгерского короля Эндре II. По свидетельству сербского правителя, они стремились захватить Сербию и отстранить великого жупана от власти[20]. Правда, первое нападение Стефану удалось отбить, второе — предотвратить, добившись соглашения с венгерским королем, но сербские правящие круги были, конечно, встревожены. Поэтому вполне естественной в этих условиях представляется попытка поставить страну под покровительство римского престола (оградив себя от враждебных выступлений по крайней мере католических соседей). Инициатива сербской стороны, очевидно, диктовалась политическими, а не какими-либо иными соображениями.
Отсутствие других данных о переговорах не позволяет точно охарактеризовать мотивы действий курии. Лишь в общем виде можно утверждать, что наметившееся к этому времени усиление греческих православных государств на Балканах и в Малой Азии делало актуальной задачу привлечения сербского правителя в лагерь приверженцев Римской Церкви, тем более что после подчинения Зеты власти Стефана других путей, ведущих к достижению этой цели, не имелось[21].
Хотя наш главный источник — хроника Фомы Сплитского — не сообщает ничего о церковной унии, вряд ли можно сомневаться в том, что получение королевской короны из Рима сопровождалось формальным подчинением Сербской Церкви верховной власти папы. Дальше этого дело, по-видимому, не пошло. Сближение Стефана Неманича с Римом определялось политической конъюнктурой, и когда эта конъюнктура изменилась, Латинская империя ослабела, а угрожавшая Сербии коалиция распалась, сербский король резко изменил свою политику, вступив в сношения с главным противником и Латинской империи, и папства на Ближнем Востоке — никейским императором Феодором Ласкарем. После поездки в Никею брата Стефана Неманича Саввы в 1219 г. было принято решение о создании в Сербии автокефального архиепископства, во главе которого встал Савва. Такой шаг означал разрыв с Римом, поскольку признание авторитета православного патриарха, сидевшего в Никее, было равносильно отрицанию законности власти находившегося в Константинополе латинского патриарха, зависимого от папы. Практическое осуществление принятого в 1219 г. решения наносило ущерб интересам латинской Церкви на территории Сербского королевства. Два из учрежденных королем Стефаном и архиепископом Саввой епископств на территории Зеты и Захумья находились в традиционной сфере влияния католической Церкви сербского Приморья. Правда, католические епископы Захумья, спасаясь от богомилов, в начале XIII в. оставили свою резиденцию в Стоне и удалились на остров Корчулу, но передачу православному епископу их кафедрального собора в Стоне вряд ли можно считать дружественным актом по отношению к католической Церкви[22].
Резиденция же православных епископов Зеты не только находилась на южном берегу Которского залива, в непосредственной близости от одного из главных центров католической Церкви в Приморье, но и размещалась на месте католического монастыря святого Михаила, по-видимому в связи с этим отобранного сербским королем у Котора[23]. Политика ограничения позиций католической Церкви в Приморье продолжалась и в дальнейшем. Так, известно, что в 60-х гг. XIII в. католический епископ Травунии Сальвий вынужден был удалиться в Дубровник, «лишенный схизматиками епископства Травунии и всего своего имущества»[24].
По каким-то соображениям сербский король старался скрыть перемены в своей политике. В марте 1220 г. он обращался к Гонорию III как покорный сын Римской Церкви, уверяя папу в своей верности и прося благословения[25], но это уже не могло изменить создавшегося положения. Таким образом попытки сближения Сербии с Римом представляют собой политическую акцию, связанную как с международной ситуацией, сложившейся накануне падения Византийской империи, так и с развитием отношений Сербии с католическими государствами на Балканах в последующее время. Впрочем, немногочисленность и отрывочность имеющихся данных не позволяют формулировать такой вывод с полной уверенностью.
В этом отношении гораздо более обширный материал для наблюдений дает история взаимоотношений между папским престолом и Болгарией в 1-й половине XIII в. Так, сохранился обширный комплекс документов о контактах папы Иннокентия III с болгарским царем, начавшихся по инициативе курии в январе 1200 г. Их анализ позволяет довольно точно судить и о мотивах, побуждавших южнославянских правителей к контактам с Римом, и о характере церковной унии, явившейся одним из результатов этих контактов.
Еще В. Н. Златарский, изучая переписку Калояна с папой[26], пришел к выводу, что болгарским правителем руководили прежде всего политические мотивы — желание получить королевскую корону и сделать главу Болгарской Церкви, архиепископа Тырновского, патриархом, т. е. обеспечить своей стране политическую и церковную самостоятельность. Ради достижения этих целей Калоян был готов включить Болгарию в сферу влияния Римской Церкви. Какие-либо вопросы, связанные с чисто церковными аспектами отношений с Римом, правитель не поднимал, а его намеки на то, что он мог бы получить корону и патриарший сан от греков[27], говорят о том, что существенна для него была именно эта цель, которую можно было бы достичь разными путями, например используя ставшую заметной слабость Византийской империи. Существенное значение для болгарского царя имел и другой, но также политический мотив: заручившись покровительством курии, добиться приемлемого «модус вивенди» с католическими соседями, прежде всего с Венгрией, которая с точки зрения южнославянских правителей опасно усилилась с упадком византийского влияния на Балканах.
Правда, наряду с болгарским правителем в контактах с Римом участвовали болгарские епископы, прежде всего глава Болгарской Церкви Тырновский архиепископ Василий. Однако знакомство с материалом, отразившим их участие в этих контактах, показывает отсутствие у них какой-либо самостоятельной позиции. В письме архиепископа Василия папе Иннокентию III высказывалась лишь просьба выполнить пожелания болгарского монарха[28]. Таким образом, эти архиереи выступали на переговорах не как выразители интересов болгарского духовенства, а как приближенные своего правителя. Об интересе болгарского духовенства к какой-либо части наследия католической Церкви в сохранившихся источниках нет никаких данных. Все же является бесспорным фактом, что одновременно с коронацией Калояна в 1204 г. было без особых трудностей осуществлено соединение Болгарской Церкви с католической. Это событие станет понятнее, если учесть, в каких формах и каким путем папская курия стремилась осуществить церковную унию накануне и в первые годы после взятия Константинополя. Позиция курии в этом вопросе проясняется из сведений о ее политике по отношению к греческому духовенству на территориях, захваченных крестоносцами. Хотя посылавшиеся в эти годы в Константинополь и в Грецию папские легаты и вели споры с греческими богословами по догматическим вопросам, однако их усилия концентрировались на решении другой проблемы. Латинские духовные власти не требовали ни каких-либо изменений сложившихся в Греческой Церкви обычаев и обрядов (включая, например, служение на квасном хлебе), ни каких-либо перемен в традиционном Символе веры, они лишь жестко настаивали на принесении присяги повиновения папе, что означало его поминовение в молитвах и внесение его имени в диптихи. Уния церквей на этом этапе понималась правившими в Ватикане канонистами прежде всего как установление административно-юридического единства. В такой ситуации становятся понятными высказывания греческих духовных лиц Кипра о том, что они лишь принесли присягу, но ни в чем не отступили ни от учения святых отцов, ни от канонов[29]. Разумеется, в Ватикане не собирались мириться с существующими различиями, но их устранение откладывалось на будущее.
Такой подход нашел выражение и в политике Ватикана по отношению к Болгарии. В переписке Иннокентия III с архиепископом Василием не обсуждались какие-либо догматические вопросы, но подчеркивалась необходимость принести клятву верности апостольскому престолу и указывалось, что все решения о поставлении новых епископов должны получать санкцию в Риме[30]. Небольшое отступление от этого принципа в пользу болгарской стороны состояло лишь в том, что соответствующих присяг в этой стране, столь удаленной от Рима и лишенной присутствия латинского духовенства, требовали только от архиепископа, главы местной церковной организации, и новопоставленных архиереев. Особое значение придавалось присяге Калояна, который обязывался не только повиноваться Риму и не отступать от него, но и подчинить власти папского престола все когда-либо им занятые языческие или христианские земли[31]. Можно не сомневаться, что после принесения этих присяг в жизни Болгарской Церкви продолжали сохраняться старые традиционные порядки, и именно поэтому принятие унии не сопровождалось серьезными конфликтами.