Смекни!
smekni.com

Старовойтенко Е. Б. Современная психология : формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001 (стр. 33 из 101)

Картина судьбы оказалась неясной для героя, так как не был найден образ «живого леса», завершивший гештальт ситуации, изображенной в предсказании.

Указанный тип активности воображения относится к числу наиболее сложных и при этом наименее спонтанных. В других случаях деятельность воображения, хотя и не столь интеллектуальная, кажется выразительнее, богаче, свободнее. Она может, к примеру, состоять в избыточном, безудержном продуцировании множества элементов, до комизма перегружающих исходный образ ситуации. Этот прием воображения также можно найти в сказочных повествованиях. К его известным эффектам относятся нелепые царские фантазии из русской народной сказки «Волшебное кольцо» в пересказе А.Н. Афанасьева.

Царь, не отказывая Ивану - дураку в просьбе отдать за него дочь, приказывает сначала сослужить ему службу. «Дочь моя роду не простого, и потому венчаться ей надо как ни на есть лучше во всем народе. Сделай ты мне, чтобы от твоего дворца до моего дворца золотая дорога легла; а через реку чтобы был у меня мост, да не простой, а такой, чтобы одна сторона была золотая полоса, а другая сторона - серебряная полоса; а на реке чтобы плавали всякие птицы редкие, а по ту сторону реки пускай церковь стоит, да не простая, а вся восковая, а вокруг нее пускай зацветают восковые яблони, да спелые яблоки родят.» ( 99, с.254.)

В мифических и сказочных сюжетах обнаруживается и другой интересный опыт «абсурдного» воображения. Он состоит в преувеличении роли, размера, активности какой-то детали образной структуры вплоть до придания ей значения самостоятельного объекта, даже за счет разрушения исходного целого.

В разных вариантах европейских сказок, оказывая покровительство нежной девушке, которую будущий муж - король подвергает испытанию тяжелым трудом швеи, пряхи и ткачихи, три волшебницы принимают образы женщин - страшилищ с уродливо увеличенными глазами (чтобы шить в темноте), огромными распухшими руками (чтобы быстро прясть), громадной ногой ( чтобы ткать сутки напролет).

В фантастических произведениях великих мастеров вымысла встречается прием отделения и «одушевления» какой-то части человеческого тела. У Андерсена - пляшущие ноги в красных башмаках в сказке о тщеславной Карен; у Гофмана - человеческие глаза, оживленные колдовством Песочного человека; у Гоголя - Нос, разгуливающий по Петербургу, у Булгакова - приключения головы редактора Берлиоза.

В приведенных случаях «заполнения», «перегрузки», «частичной гипертрофии» и «изоляции элементов» образных структур воображение в целом придерживается обычных предметных координат. Иное дело, когда воображение - мечта, оттолкнувшись от ложной идеи, создает новую образную структуру с многими разумно соотносящимися компонентами, лишенными, однако, надежных корней в фактическом мире субъекта. Достигается недолгое приятное состояние подмены и подстановки образа бывшей или возможной чужой жизни на место образа собственной. В этом опыте «беспочвенного мечтания», перевоплощения, отчуждающей идентификации мечтатель может изощренно идеализировать и защищать свое «я», испытывая настоящий творческий подъем, будто и в самом деле образные действия прямо создают реальность.

Сошлемся на двух выдающихся исследователей человеческого воображения.

З. Фрейд: «Вообразите случай с бедным и осиротевшим юношей, которому вы сообщили адрес работодателя, у которого он скорее всего сможет получить должность. По дороге туда он скорее всего погрузится в грезы соответственно своему положению. Содержание этой фантазии выглядит примерно так: он получает должность, приходится по душе своему новому начальнику, становится необходимым для дела, входит в семью хозяина, женится на его пленительной дочке, а потом сам становится во главе как совладелец, а потом и как наследник дела.» ( 135, с. 132 )

Наверное, этот эскиз полон у юноши самых живых подробностей его пути наверх. Феноменально близкое описание находим у Марселя Пруста.

Его юный герой влюбляется в женщину из высшего света. «Я действительно любил герцогиню Г. Величайшим счастьем было бы для меня, если бы я мог умолить бога наслать на нее все напасти и если б она, нищая, отверженная, лишенная всех привилегий, которые прежде нас с ней разделяли, оставшаяся без крова, ни от кого не получающая ответа на поклоны, пришла ко мне просить пристанища. Я представлял себе, как это произойдет...Но на самом деле - увы! - я сделал своей избранницей женщину, у которой было столько всевозможных преимуществ, и для которой я вследствие этого ровно ничего не значил.» ( 107, с.. 60)

Творцы всех приведенных вымышленных картин - сказочники, фантасты, писатели, их герои - придерживаются, как правило, границы, разделяющей их образную активность и реально преобразующие действия в предметном мире; образные структуры не находят своего «действующего субъекта», непосредственно не руководят изменениями действительных отношений вещей. Этим целям служат другие типы образного продуцирования, например, моделирование. Но в мифах и сказочных историях есть подобия таких конструктивных образных форм, программирующие множество действий и поступков героя и выстраивающие строгие прогнозы тех ситуаций и условий, в которых он окажется в процессе действования.

Фантазийное проектирование деятельности и создание сценариев будущих событий. «Метаморфозы» Апулея в той части, где повествуется о скитаниях и испытаниях влюбленной Психеи, полны образных руководств ее деятельности. Задания Венеры являются детальными картинами действий, которые должна исполнить провинившаяся перед богиней девушка. Ряд проблемных для Психеи образных проектов выглядит так.

- «Она (Венера) берет рожь, ячмень, просо, чечевицу, бобы, - все это

перемешивает и, насыпав в одну большую кучу, говорит: - Разбери эту кучу смешанного зерна и, разложив все, как следует, зерно к зерну отдельно, до наступления вечера, представь мне свою работу на одобрение.»

- «Венера позвала Психею и обратилась к ней с такими словами: - Видишь рощу, что тянется вдоль берега текущей мимо речки? Кусты на краю ее расположены над соседним источником. Там, пасясь без надзора, бродят овцы, покрытые золотым руном. Принеси мне клочок этой драгоценной шерсти.»

- «Видишь высящуюся над скалой вершину крутой горы, где из сумрачного источника истекают темные воды? Они орошают стигийские болота и рокочущие волны Коцита питают. Оттуда, из самого истока глубокого родника, зачерпнув ледяной воды, немедленно принесешь ты ее мне в этой скляночке

- «Скорее отправляйся в преисподнюю, в загробное царство самого Орка. Там отдашь эту баночку Прозерпине и скажешь: - Венера просит тебя прислать ей немножечко твоей красоты, хотя бы на один денек, так как собственную она всю извела, покуда ухаживала за больным сыном.»

При выполнении каждого задания Психея получала помощь от различных волшебных существ: муравья, тростинки, орла, наконец, башни. По очереди развертывали они перед ней живые сцены ожидавших ее встреч, трудностей, опасностей и преодолений возникающих препятствий. Вот, например, образ будущего, нарисованный Психее говорящей башней перед путешествием девушки в царство мертвых.

«Вступить на смертоносную дорогу должна ты не с пустыми руками; в каждой держи по ячменной лепешке, замешанной на меду с вином, а во рту держи две монеты...

Пройдя часть дороги, встретишь ты хромого осла, нагруженного дровами, а при нем хромого погонщика: он обратится к тебе с просьбой поднять поленья, выпавшие из вязанки, но ты не скажешь ни слова и молча пойдешь дальше...

Дойдешь ты до реки мертвых, над которой начальником поставлен Харон, требующий пошлины и тогда перевозящий путников на другой берег в утлом челне. Этому старику ты дашь за перевоз один из медяков, который он вынет у тебя изо рта...

Когда будешь переправляться через медлительный поток, выплывет мертвый старик и будет просить, чтобы ты втащила его в лодку, но ты не поддашься жалости...

Переправившись через реку, ты увидишь старых ткачих, занятых тканьем, они попросят тебя помочь, но это не должно тебя касаться...

Огромный пес лежит у самого порога черных чертогов Прозерпины. Дав ему в добычу одну из двух лепешек, ты достигнешь самой Прозерпины, которая примет тебя милостиво и попросит отведать пышной трапезы. Но ты сядешь на землю и возьмешь простого хлеба. Приняв то, что тебе дадут, отправишься обратно...

Дав псу оставшуюся лепешку, а лодочнику - монетку, вступишь на прежнюю дорогу и увидишь хоровод небесных светил...Но не вздумай открывать баночку с сокровищами божественной красоты...» ( 6, с.с. 195 - 200)

«Задания Венеры» в воссоздающем воображении Психеи выступают операциональными структурами, которые синтезируют образы конкретных предметов, в состоянии которых девушка должна произвести заданные изменения, образы ее строго определенных будущих действий и образы ожидаемых однозначных результатов. Спецификой проектируемой активности, наряду с жесткой персональной и предметной детерминированностью, является ее сверхъестественный характер, предполагающий включение в образные модели - по ходу деятельности - новых воспринимаемых объектов с мистическими свойствами.

Сценарий визита Психеи к Прозерпине связывает в динамичный гештальт предметы и существа, которые создадут трудности или станут условиями успеха девушки, способы ожидаемых от нее рискованных поступков, запреты на действия и конечное событие достижения Психеей нечеловечески сложной цели.

И в том, и в другом случае образное продуцирование основано на фантазийном сведении, комбинировании, синтезе, разведении, устранении, замещении разнородных предметно - действенных компонентов. Так, в последнем отрывке находим загадочное последовательное соединение Психеи - двух медовых лепешек - двух монеток - осла - хромого погонщика - Харона - мертвеца - ткачих - свирепого пса - Прозерпины - роскошной трапезы - простого хлеба - божественной красоты.