Переполнение пастбищ в то время разрушило множество рек и среду обитания лосося в них. Ручей Кэмп, приток реки Крукед в центральной части штата Орегон, наглядно демонстрирует, какие драматические перемены на земле произошли за двадцать пять лет интенсивного выпаса скота в конце девятнадцатого столетия.
Сегодня Кэмп-Крик течет по дну глубокого, с вертикальными стенами оврага, который тянется через бесплодную равнину, известную под названием долина Прайс. Ручей течет только весной; всю остальную часть года он остаётся сухим. В долине преобладает полынь, разросшаяся до краёв оврага. Нет никаких признаков здоровой экосистемы - бобров, заболоченных земель, травы, ив и осин - всего того, что евроамериканцы нашли, когда они впервые вступили в долину Прайс в начале девятнадцатого века.
Когда охотник Петер Скин Огден посетил область ручья Кэмп в 1826 году, лосось ещё возвращался в реку Крукед. Дневник Огдена содержит описание индейской рыбацкой плотины около северной вилки Крукед, которая находится вблизи устья Кэмпа.
Между 1826 и 1885 годами ивы и осины густо росли по берегам ручья. Первые визитеры отметили невысокую сложность пересечения потока, а это указывает, что ручей не лежал в овраге, в котором он течет сегодня. Ранние исследователи описали травянистые луга, обилие бобра и богатые растительностью заболоченные земли в пойме. Ещё в 1876 году Главный государственный комитет по регистрации земельных сделок в своём обзоре отмечал, что пойма Кэмп обеспечила богатое пространство для рыхлокустовых злаков, дикой ржи, и болотистых трав.
В конце девятнадцатого века число людей, живущих в области, увеличилось. По мере того, как росло население, росло и количество домашнего скота. За двадцать пять лет состояние Кэмпа резко изменилось. В 1903 исследователь описал долину как покрытую полынью равнину, пересеченную глубоким оврагом от 60 до 100 футов шириной и в 25 футов глубиной. Пышная трава, прибрежная растительность, заболоченные земли и бобры уже исчезли. Инспектор в своих заметках высказал предположение, что высохшее русло реки в овраге было результатом выпаса скота.58
Местные жители соглашались с этим. Как сказал один из жителей долины Прайс того времени: «было слишком много скота... он поел ивняк и всё, что мог, и вот, что получилось... Было слишком много людей и слишком много домашнего скота. Скот был у всех».59
Джефф Бакли, аспирант Университета штата Орегон, тщательно задокументировал изменения дренажа Кэмпа в то время. Он приписывал перемену ландшафта изменениям климата и выпасу скота. Как только домашний скот разрушил природную растительность в конце девятнадцатого века, земля и ручей стали уязвимы во время периодов сильных ливней и наводнений, которые впоследствии промыли и вырезали канал.60 Писатель Чарльз Уилкинсон сказал: «Свой Кэмп есть в любом месте американского Запада - их тысячи».61
К концу девятнадцатого столетия множество факторов, в том числе оскудение пастбищ, большие потери скота в суровые зимы, ирригация и сельскохозяйственное регулирование внесли свой вклад в сокращение масштабов скотоводства открытого типа. Массовый падеж рогатого скота в суровые зимы 1880-ых убедил большинство скотоводов отказаться от открытого выпаса и применять более консервативную практику. Животных выращивали на открытых пастбищах только в течение лета, а затем переводили в постоянные, закрепленные места, где кормили их сеном на протяжении зимних месяцев. Эта стратегия означала уменьшение стад до размеров, которые можно было содержать в течение зимы. Но в то время, как стада рогатого скота уменьшались, количество овец увеличивалось. В 1879 года в бассейне Якима паслось 5 тысяч овец, а к 1899 их число взлетело до 250 тысяч голов.62 К 1900 году в западных штатах овцы по численности превзошли рогатый скот.63 Маленькие города в высокогорной пустыне, типа Шанико, штат Орегон, внезапно оказались окружены морем пасущихся овец. Миллионы долларов, заработанные на продажах шерсти, дали право Шанико называться «Мировой Столицей Шерсти» в 1903 году.64
Движение больших скоплений пасущихся овец через горы Запада заставило защитника природных ресурсов Джона Муира назвать их «копытной саранчой».65 Но не только последствия выпаса породили такое презрение к овцам. Некоторые действия пастухов также наносили ущерб природе. Чтобы «улучшить» пастбища, пастухи поджигали леса, удаляли кусты, стимулируя рост нового фуража. Время от времени пожары серьёзно повреждали экологию пастбищ и рек.66 В бассейне реки Якима на стыке 19 и 20 веков пожары были столь обширны, что американское управление, руководящее изысканиями в области геологии, геодезии и гидрографии предсказало, что их воздействие нарушит нормальное функционирование водораздела и уменьшит летние потоки, угрожая поставке воды для ирригации.67
Пытаясь сохранить природные ресурсы общественных земель, Конгресс в 1891 году пропустил закон, который дал президенту Бенджамину Харрисону право создания федеральных запасов леса, что он и сделал. Но владельцы ранчо возражали. Они утверждали, что президент мог распоряжаться лишь запасами, созданными ранее, особенно в случаях, когда он мог далеко зайти в регулировании коммерческого использования лесов. В 1894 году, когда Министерство внутренних дел пыталось прекратить выпас скота на территории федеральных запасов леса, армия отказалась патрулировать территории, а западные скотовладельцы энергично протестовали против удаления овец и рогатого скота с пастбищ. Их протесты привели к изменениям в национальной политике, и в 1899 правительство начало выдавать разрешения на выпас рогатого скота на территориях большинства федеральных запасов леса. Овцы были запрещены везде, кроме штатов Орегон и Вашингтон.68 Это была первая попытка управлять выпасом на общественной земле - земле, которая примыкала к рекам и определяла качество сотен миль среды обитания лосося. Бесконтрольное использование пастбищ вне федеральных запасов леса и их истощение осталось нерешенной проблемой. Истощение пастбищ и изменения климата совместно усиливали разрушение экологии региона.
Серьезная засуха в 1930-ых вкупе с неограниченным выпасом ухудшила состояние общественных земель достаточно, чтобы сподвигнуть Конгресс к дальнейшему регулированию эксплуатации земель законом «О Пастбищах» Тейлора от 1934 года.69 Закон создавал американскую Службу Пастбищ, которая позже стала Комитетом Управления Землей. Хотя доступ к землям уже не был открыт и неограничен, регулирование выпаса сделало мало для обуздания разрушения прибрежных зон и среды обитания лосося. В том виде, в котором закон выполнялся, он не мог защитить среду обитания рек. До 1950 года исполнение закона на местах было во власти интересов скотоводов.70 Движение в защиту окружающей среды в 1960-ые и 1970-ые годы постепенно ослабило власть владельцев ранчо. В 1975 году, однако, через пятьдесят лет «управления», лишь 17 процентов общественных земель были в хорошем или превосходном состоянии.71
В наши дни в июне, до того, как фермеры отведут большую часть воды к полям с зерновыми культурами, в Джон-Дей ещё достаточно воды, чтобы мирно течь через зачаровывающую пустынную страну каньонов. Двигаясь по каньону, трудно вообразить, что эти холмы когда-то были покрыты миллионными стадами овец и рогатого скота. Ещё труднее представить эту пустынную реку такой, какой её видели первые поселенцы. Большие стада рогатого скота и скопления овец ушли в прошлое, но они оставили свои следы, сто лет назад пройдя через эту страну. Холмы покрыты старыми тропами, прорезавшими крутые склоны. Эти маленькие горные хребты и полки настолько постоянны и повсеместны, что сначала кажутся естественной частью пейзажа, хотя на самом деле - это следы, прорезанные в холмах миллионами копыт. Тропы, которые охватывают стены каньона Джон-Дей - молчаливое напоминание о том, что случилось в горных долинах Запада сто лет назад. Стада коров и овец оставили после себя следы, которые продолжают напоминать нам об их историческом присутствии здесь, в этих пустынных краях. Что тяжелее найти - так это следы прибрежных зон, обширных галерей тополя и ив с отделкой из бобровых плотин и заболоченных земель. Экосистемы, которые когда-то помогали питать миллионы лососей в этих реках пустыни, надолго стали забытой частью истории Запада.
Ирригация
В начале двадцатого столетия Лестер Кэмпбелл нанялся на сезонные работы на сельскохозяйственную экспериментальную станцию орегонского Университета. Он часто уезжал из своего дома в Корваллис, что на западе Орегона, на полевую станцию в Юнион, находящуюся восточной границе штата. Во время своих поездок между Корваллисом и Юнионом Кэмпбелл обычно останавливался в маленькой гостинице в Боардмене, городке в высокогорной пустыне близ реки Уматилла. В то время в Уматиллу заходили на нерест большие стада весенней и осенней чавычи, кижуча и стилхеда. И годы спустя Кэмпбелл прекрасно помнил вид, открывавшийся из этой небольшой гостиницы. Весной и летом он окидывал взглядом близлежащие сельхозугодья и видел обработанные поля, покрытые мерцающим слоем серебра, которым сияли миллионы смолтов лосося, сохнущие под солнцем пустыни.72 Ирригационные отводы на Уматилле перехватывали молодь стилхеда и лосося в период, когда она мигрировала в море, и направляли её в оросительные каналы. Оттуда уже рыба попадала на поля фермеров, где и погибала. К 1904 году фермеры забирали из Уматиллы столько воды, что время от времени река пересыхала в нижнем течении. Молодой лосось, избежавший ирригационных отводов, обнаруживал, что путь к морю ему блокирован сухим руслом реки. В результате, немногая рыба попадала в океан. Чавыча в Уматилле исчезла вскоре после последнего «большого» захода 1914-го года.73