попечении которого находилось стадо коров, и только что нанятый пахарь
Кадди со своей матерью. Остальные работники поместья Милнвуд жили своим
хозяйством и были счастливы хотя бы уже потому, что свою столь же простую
еду могли есть спокойно и досыта, избавленные от наблюдения острых и жадных
серых глазок Милнвуда, которые измеряли, казалось, количество пищи,
проглатываемой каждым из его подчиненных, и следили за каждым куском ее от
губ до желудка. Это пристальное наблюдение было явно не в пользу Кадди,
который вследствие быстроты, с какою исчезало перед ним все съестное,
вызвал неприязнь в своем новом хозяине. Милнвуд то и дело отводил глаза от
не в меру усердного едока, чтобы устремить негодующий взгляд на племянника,
отвращение которого к сельским работам было главной причиной необходимости
в пахаре и на которого ложилась прямая ответственность за наем этого
чудовищного обжоры.
"И еще платить тебе жалованье? Черта с два! - думал Милнвуд. - За
неделю ты у меня наешь больше, чем наработаешь в месяц".
Эти невеселые размышления были прерваны громким и настойчивым стуком в
ворота. Повсюду в Шотландии было принято во время обеда держать ворота
усадьбы, а если их не было, то входную дверь в доме накрепко запертыми, и
только важные гости или те, кого привело неотложное дело, позволяли себе
домогаться, чтобы их приняли в эту пору*. Вот почему и хозяев, и домочадцев
удивил неожиданный стук, и так как времена были смутные, он даже немного
встревожил их, тем более что колотили в ворота властно и очень настойчиво.
Миссис Уилсон встала из-за стола и собственною персоной поспешила к
воротам; но, разглядев через щелку, которая для этого прорезалась в дверях
большинства шотландских домов, кто виновники грохота, торопливо
возвратилась назад, объятая ужасом и всплескивая руками: "Красные куртки,
красные куртки!"
______________
* Это было правилом хорошего тона. (Прим. автора.)
- Эй, Робин! Пахарь, как тебя там? Молотильщик! Племянник Гарри!
Откройте ворота, да поскорее! - восклицал старый Милнвуд, поспешно хватая и
засовывая в карман две-три серебряные ложки, которыми был сервирован
верхний конец стола, тогда как ниже солонки полагались лишь честные
роговые. - Будьте приветливы, господа, ради самого Бога, будьте приветливы
с ними; им недолго и покалечить нас. О, мы ограблены, мы ограблены!
Пока слуги отворяли ворота и впускали солдат, отводивших душу
проклятиями и угрозами по адресу тех, кто заставил их зря прождать столько
времени, Кадди успел шепнуть на ухо матери:
- А теперь, сумасшедшая вы старуха, молчите, как рыба или как я молчал
до этой поры, и дайте мне говорить за вас. Я не желаю совать свою шею в
петлю из-за болтовни старой бабы, даже если она моя мать.
- Я помолчу, золотко, чтобы не напортить тебе, - зашептала в ответ
старая Моз. - Но помни, золотко мое, кто отречется от слова, от того и
слово отречется...
Поток ее увещаний был остановлен появлением четырех лейб-гвардейцев во
главе с Босуэлом.
Они вошли, производя страшный грохот подкованными каблуками необъятных
ботфортов и волочащимися по каменному полу длинными, с широким эфесом,
тяжелыми палашами. Милнвуд и домоправительница тряслись от страха, так как
хорошо знали, что такие вторжения обычно сопровождаются насилиями и
грабежами. Генри Мортону было не по себе в силу особых причин: он твердо
помнил, что отвечает перед законом за предоставление убежища Берли. Сирая и
обездоленная вдова Моз Хедриг, опасаясь за жизнь сына и одновременно
подхлестываемая своим неугасимым ни при каких обстоятельствах пылом,
упрекала себя за обещание молча сносить надругательства над ее религиозными
чувствами и потому волновалась и мучилась. Остальные слуги дрожали,
поддавшись безотчетному страху. Один Кадди, сохраняя на лице выражение
полнейшего безразличия и непроницаемой тупости, чем шотландские крестьяне
пользуются порою как маской, за которой обычно скрываются сметливость и
хитрость, продолжал усердно расправляться с похлебкой. Придвинув миску, он
оказался полновластным хозяином ее содержимого и вознаградил себя среди
всеобщего замешательства семикратною порцией.
- Что вам угодно, джентльмены? - спросил Милнвуд, униженно обращаясь к
представителям власти.
- Мы прибыли сюда именем короля, - ответил Босуэл. - Какого же черта
вы заставили нас так долго торчать у ворот?
- Мы обедали, и дверь была на запоре, как это принято у здешних
хозяев. Когда бы я знал, что у ворот - верные слуги нашего доброго
короля... Но не угодно ли отведать элю, или, быть может, бренди, или чарку
канарского, или кларета? - спросил он, делая паузу после каждого
предложения не менее продолжительную, чем скаредный покупщик на торгах,
опасающийся переплатить за облюбованную им вещь.
- Мне кларета, - сказал один из солдат.
- А я предпочел бы элю, - сказал второй, - разумеется, если этот
напиток и впрямь в близком родстве с Джоном Ячменным Зерном.
- Лучшего не бывает, - ответил Милнвуд, - вот о кларете я не могу, к
несчастью, сказать то же самое. Он жидковат и к тому же слишком холодный.
- Дело легко поправимое, - вмешался третий солдат, - стакан бренди на
три стакана вина начисто снимает урчание в животе.
- Бренди, эль, Канарское или кларет? А мы отведаем всего понемногу, -
изрек Босуэл, - и присосемся к тому, что окажется лучшим. Это не лишено
смысла, хоть и сказано каким-то распроклятым шотландским вигом.
Поспешно, хотя и не без дрожи в руках, Милнвуд вытащил из кармана два
увесистых, громадных ключа и вручил их домоправительнице.
- Домоправительница, - заявил Босуэл, придвигая стул и бесцеремонно
усаживаясь, - не слишком молода и не такая уж раскрасавица, чтобы
кто-нибудь испытывал искушение сопровождать ее в погреб, и, черт меня
побери, не вижу тут никого, кто бы мог ее заменить. Это что? (Шаря вилкой в
миске с похлебкой и вылавливая баранье ребрышко.) Никак, мясо? Я возьму,
пожалуй, кусочек-другой! Но оно жесткое, словно его произвела на свет сама
чертова матушка!
- Если в доме найдется что-нибудь получше, сэр... - забеспокоился
Милнвуд, встревоженный этими симптомами неудовольствия.
- Нет, нет, нам не до этого, - сказал Босуэл, - пора переходить к
делу. Вы посещаете Паундтекста, пресвитерианского пастора, не так ли,
мистер Мортон?
Мистер Мортон поспешил утвердительно ответить на этот вопрос и начал
торопливо оправдываться:
- Согласно индульгенции, дарованной его всемилостивейшим величеством и
нашим правительством, - ведь я ни за что не сделал бы ничего не
дозволенного законом; и потом, знаете, я вовсе не против умеренного
епископства: я человек деревенский, а наши пасторы будут попроще, так что
их проповеди как-то понятнее; и, с вашего разрешения, сэр, эта мера
правительства сберегла немало денег стране.
- Ладно, меня это нисколько не касается, - отозвался Босуэл, - они
получили индульгенцию, и делу конец; что до меня, то, если бы я сочинял
законы, ни один лопоухий поп изо всей этой своры никогда бы не лаял с
кафедры в нашей Шотландии. Впрочем, я повинуюсь приказам. А, вот и напитки:
ставьте-ка их сюда, матушка, да поближе.
Он вылил добрую половину бутылки, вмещавшей целую кварту кларета, в
деревянную чашку и осушил ее до последней капли.
- Вы зря хулили свое вино, друг мой; оно превосходно и лучше вашего
бренди, но и бренди совсем недурное. Давайте-ка выпьем с вами за здоровье
его величества короля!
- С удовольствием, - сказал Милнвуд, - но я, знаете, не пью ничего,
кроме эля, кларета держу самую малость для моих достопочтенных друзей.
- Вроде меня, не так ли? - заметил Босуэл. - Раз так, - продолжал он,
протягивая бутылку Генри, - раз так, молодой человек, за здоровье его
величества короля!
Генри молча наполнил вином стакан средних размеров, не обратив
внимания на толчки и намеки дяди, как видно желавшего, чтоб он последовал
его примеру и предпочел пиво кларету.
- Превосходно, - сказал Босуэл. - Ну, а как обстоят дела с остальными?
Что там за старуха? Дайте и ей стакан бренди, пусть и она выпьет за
здоровье его величества.
- С позволения вашей чести, - произнес Кадди, устремив на Босуэла
тупой и непроницаемый взгляд, - это моя матушка, сударь; она такая же
глухая, как Кора-Линн, и, как ни бейся, ей все равно ничего не втолкуешь. С
позволения вашей чести, я охотно выпью вместо нее за здоровье нашего короля
и пропущу столько стаканчиков бренди, сколько вам будет угодно.
- Готов поклясться, парень говорит сущую правду! - воскликнул Босуэл.
- Ты и впрямь похож на любителя пососать бренди. Вот и отлично, не теряйся,
приятель! Где я, там всего вволю. Том, налей-ка девчонке добрую чарочку,
хоть она, как мне сдается, неряха и недотрога. Ну что ж, выпьем еще и эту
чарку - за нашего командира, полковника Грэма Клеверхауза! Какого черта
ворчит эта старая? По виду она из самых отъявленных вигов, какие когда-либо
жили в горах. Ну как, матушка, отрекаетесь ли вы от своего ковенанта?
- Какой ковенант изволит ваша честь разуметь? Существует ковенант
труда, существует и ковенант искупления. - поторопился вмешаться Кадди.
- Любой ковенант, все ковенанты, какие только ни затевались, - ответил
сержант.
- Матушка! - закричал Кадди в самое ухо Моз, изображая, будто имеет
дело с глухою. - Матушка, джентльмен хочет узнать, отрекаетесь ли вы от
ковенанта труда?
- Всей душой, Кадди, - ответила Моз, - и молю Господа Бога, чтобы он
уберег меня от сокрытой в нем западни.
- Вот тебе на, - заметил Босуэл, - не ожидал, что старуха так здорово
вывернется. Ну... выпьем еще разок круговую, а потом к делу. Вы уже