Смекни!
smekni.com

Психическая саморегуляция (стр. 24 из 124)

Внутренний разум - наш верный страж. Одна из важнейших функций подсознания - защитная. Бодрствуете ли вы, спите ли или лежите без сознания - внутренний разум не теряет бдительности ни на минуту. Крепко спящая мать пробуждается от первого же крика своего младенца. "Проснись, - командует ей подсознание, - ребенку плохо!" Вы ухватились за горячее и в тот же самый момент отдернули руку, даже не успев сообразить как следует, что произошло, - и вновь подсознательный сигнал опасности пришел раньше самой первой мысли. Как ни странно, защитник наш, денно и нощно несущий свою вахту, иногда бывает не прочь, оказывается, запустить в действие механизм болезнетворных, разрушительных процессов. Во всяком случае, все дурные наши привычки и наклонности, неврозы, психозы и психосоматические заболевания зарождаются и формируются при самом непосредственном его участии. Эффективнейший путь борьбы с нарушениями такого рода лежит через осознание всех скрытых причин и мотивов с последующим изменением как сознательного отношения к ним, так и соответствующих подсознательных установок.

Дочитав до этого места, иной проницательный читатель спросит себя: да уж не сидит ли случайно в каждом из нас некто

посторонний? Нет, конечно. Правильнее, наверное, было бы сравнить человеческий разум с айсбергом: сознание - это лишь крошечная его верхушка, основная же часть скрыта глубоко Представления, внезапно всплывающие из области бессознательного, нередко дают повод думать - как и при сновидениях - что человек обладает такими более или менее ценными знаниями, которые он не мог получить обычным путем. Такие проявления бессознательного легко приобретают характер прозорливости во времени и пространстве, и почти нет сомнения, что у пророков, гадателей и ясновидящих всех времен в значительной мере имело место это действие бессознательного на сознательную психическую жизнь.

Чтобы сразу установить отличительные черты этого феномена, обратимся к примеру, который, вероятно, знаком каждому из собственного опыта. Если мы забыли, например, какое-нибудь имя и стараемся его припомнить, то направляем всю силу внимания на то или иное представление, которое, как нам кажется, должно иметь связь с этим именем. Это представление по законам ассоциации влечет за собой целый ряд других, из которых наше внимание опять выбирает некоторые, наиболее подходящие к данному случаю, и т. д. Таким образом, мы подвергаем просмотру определенный ряд представлений. Если цель не достигнута, то мы или снова возвращаемся к исходному пункту, или выбираем другой и опять проделываем весь процесс, пока забытое имя снова не вынырнет в сознании. Если это удастся, то мы, конечно, не можем говорить о вторжении бессознательного в поле сознания. Хотя, конечно, имя было забыто и потонуло в пучине бессознательного, но все активные усилия ума снова вызвать его оттуда происходили под контролем сознания. Однако бывает и так, что все усилия припомнить оказываются неудачными. Тогда мы оставляем попытку, начинаем думать о другом, и вдруг в это время совершенно неожиданно требуемое имя само всплывает в сознании.

Как было сказано, многие причины могут возбудить бессознательную деятельность, которая потом входит в сознание. Таким образом может случиться, что в сознании нашем появляется нечто такое, чему мы не можем найти исходной точки в ряде наших сознательных представлений. Такие явления ежедневно бывают с нами, но именно по своей обыденности они проходят незамеченными, хотя иногда между ними бывают совершенно необыкновенные случаи.

Предчувствия, то есть представления, внезапно появляющиеся в сознании безо всякого очевидного повода, бывают у многих людей весьма нередко.

Так как самая характерная черта предчувствия есть его неожиданное, беспричинное появление, то, разумеется, в каждом частном случае можно только делать предположения относительно первоначального импульса к бессознательной психической работе, заключительным звеном которой явилось предчувствие. Надо думать, что всего чаще предчувствие является результатом представлений, протекающих вне сознания, но имеющих свои начала в какой-нибудь точке сознательного процесса.

Так, например, возвращаясь домой после работы, я нередко имел в пути предчувствие, что для меня получены из-за границы новые книги. Часто это предчувствие оправдывалось. Хотя я не помнил точно времени, когда мною выписаны были книги, но все лее я знал, что они выписаны, а между выпиской и получением проходило приблизительно одно и то же время. Мысль о доме, о предстоящей домашней работе вызывала, естественно, бессознательную цепь представлений, которая разрешалась в форме вышеописанного предчувствия о прибытии ожидаемых книг. Такие тривиальные предчувствия всякий может припомнить у себя, и кто пожелает вести соответствующую запись, тот увидит, что они постоянно сбываются тогда, когда для них имелись бессознательные, но определенные основания. В противном случае они по большей части бывают ошибочными.

Чувства и настроения также могут служить исходной точкой предчувствий.

В своей книге "Мое отношение к Фердинанду Лассалю" Елена Раковиц говорит о многих таких предчувствиях. Мы выбираем, например, следующее описание: "Когда я уходила из бального зала, под руку с Гольтгофом, он прошептал мне: "Посмотрим, дитя, здесь ли он". Не подумав, я отвечала спокойно: "Нет, он еще не пришел, я это чувствую". Как эти слова ни были странны и как Гольтгоф ни был ими удивлен, но это была правда: я не чувствовала того тревожного и радостного ощущения, которое овладевало мною всякий раз, когда Лассаль находился в одной со мной комнате. Но Гольтгоф ничего не знал об этом и потому возразил мне в несколько сердитом и ироническом тоне: "Ради Бога, дитя, не пускайтесь в эти нервно-мистические истории;" если вы начнете изображать из себя сомнамбулу, то я сейчас увезу вас домой". Не успел он проговорить эти слова, как я почувствовала знакомое блаженное ощущение и невольно прошептала, дрожа: "Вот он идет". Гольтгоф оглянулся и почти рассердился, когда увидел, что я права. Удивляясь моему состоянию, он сказал: "Да, вы правы, вот он идет"".

О ложных галлюцинациях говорят, что это явление очень редкое и во всяком случае оно еще мало изучено. Впрочем, это еще вопрос, точно ли так редки псевдогаллюцинации; по моему мнению, большинство предчувствий, встречающихся в обыденной жизни, суть ложные галлюцинации. От предчувствий последние отличаются тем, что они столько же отчетливы, как и чувственные восприятия; а их различие от настоящих галлюцинаций состоит в том, что вызванный ими образ не имеет полной отчетливости действительности и представляется не как реальный предмет, занимающий место в пространстве, а лишь как очень яркое воспоминание. В большинстве случаев такие видения и признаются фантастическими картинами, а не действительностью. Таким образом граница между истинными и ложными галлюцинациями проводится довольно легко, чего нельзя сказать о границе между ложными галлюцинациями и предчувствиями. Тут все зависит от большей или меньшей яркости впечатлений и очень трудно поддается точному определению. Лично у меня предчувствия всегда суть ясные и отчетливые зрительные образы, скорее видения, рисующие определенные положения, чем отвлеченные мысли, так что их можно назвать ложными галлюцинациями. Несомненно, то же бывает и у многих других людей. Ввиду такой неразграниченности двух понятий сказанное о предчувствиях вполне приложимо к псевдогаллюцинациям.

Уже давно известно, что люди, по-видимому, вполне здоровые и нормальные во всех отношениях, могут иметь галлюцинации безо всякого особого к тому повода. Однако статистический материал для определения того, насколько часты эти галлюцинации и при каких обстоятельствах они возникают, до сих пор отсутствовал. Гартмановская гипотеза о причинах галлюцинаций и вызванные ею оживленные прения побудили первый международный конгресс экспериментальной физиологии в Париже в 1889 году постановить о собирании сведений о галлюцинациях, чтобы получить точный материал для суждения о значении этого явления для суеверий. Итоги такого исследования заключены в двух очень интересных работах. Англичане, доставившие самый большой материал, обработали и издали его отдельно в "Reports on the Census of Hallucinations. Proceedings of S. P. R. Vol. 10". Это объемистая книга, редактированная целою комиссией под председательством профессора Сиджвика. Здесь мы находим очень обширную статистическую разработку материала и множество подробных данных о самих галлюцинациях и сопровождающих их явлениях. Другое сочинение издано в Лейпциге в 1894 году Паришем под заглавием "liber die Trugwahrnehmungen". Здесь также собран и обработан материал, добытый в неанглийских странах, но в книге теории отведено гораздо больше места, и автор обнаруживает удивительную склонность подробно обсуждать каждое различие между двумя совершенно разнородными явлениями: иллюзией и галлюцинацией.

Содержанием галлюцинаций почти всегда служат человеческие существа. Из 1112 зрительных галлюцинаций 973 были в образе человеческих лиц. Половина всех случаев слуховых галлюцинаций состояла в том, что люди слышали свое имя, в большинстве прочих случаев слышались другие, совершенно определенные слова. Понятно, что такие явления весьма способствуют укреплению веры в духов и привидения. Можно без сомнения принять, что и в прежние времена галлюцинации бывали так же часто, как и теперь, и имели такое же содержание.

Мне нечего особенно распространяться о внешних условиях, при которых возникают галлюцинации. Они бывают во всякое время дня и при самом различном состоянии духа. Статистика, однако, показывает, что около 40% всех случаев приходится на время пребывания в постели, но в бодрствующем состоянии. Это обстоятельство заслуживает внимания, потому что объясняет, что благоприятные внешние условия в значительной мере способствуют появлению галлюцинаций. Образ, произведенный галлюцинацией, гораздо легче смешивается с действительностью в полутьме, чем при ярком солнечном свете: явление, получающее в темноте характер полной галлюцинации, при свете дня, вероятно, достигло бы только силы псевдогаллюцинации.