2.
Между тем городская жизнь шла своим ходом, и этот её ход имел непосредственное отношение к нашей истории. Год за годом Москва усердно занималась центром города. Выполнялось много проектов, обсуждались даже самые неподъемные предложения. При этом очень часто, приближаясь к заколдованному месту, где раньше стоял храм, натыкались на гигантскую яму в центре - заброшенный бассейн, превратившийся в безобразную свалку. Стало ясно, что сделай хоть все в центре города, но оставь эту яму, Москва не вернет себе былой красоты и величия.
Я стал интересоваться историей возведения храма, его разрушения. Оказалось, с этим местом издавна было связано много событий и народных преданий. Касались они даже не названия Чертолье, которое народный язык увязывал с чертом, а прежде всего "стародевичьего" Алексеевского монастыря, который был выдворен отсюда в связи со строительством храма Христа Спасителя.
То была первая женская обитель, основанная еще в XIV веке, не раз перестраивавшаяся, горевшая, грабленая и татарами, и поляками, и французами, и наконец обосновавшаяся со всеми своими церквами, монашьими кельями, школой и кладбищем на берегу Москвы-реки возле Кремля. Такое положение делало монастырь весьма заметным в топографии православной Москвы. Ведь в тогдашнем городском укладе именно женские обители играли особую роль. Туда определяли одиноких девиц и старых дам, а то и просто неугодных или провинившихся жен. Находясь в самом центре, монастырь был весьма посещаемым и мирянами. А если учесть, что в нем находилась чудотворная икона, что от него шла прямая дорога к Новодевичьему - по ней двигались праздничные процессии и крестные ходы, - то можно себе представить, насколько все это казалось привычным и незыблемым. То была важнейшая часть московского городского уклада, освященная веками, то есть традицией.
При богобоязненном государе Александре I монастырь никто не решился бы тронуть: когда выбирали место для нового храма, говорили о любых вариантах, но не о нем. Другое дело - брат его, Николай I. Как человек насквозь петербургский он не выносил московского патриархального сантимента. Так что когда придворный архитектор, решив, что властная вертикаль важнее местной традиции, предложил снести "стародевичий", царь без колебаний принял это решение. Многие считали, что зря.
Говорят, больше всего проблем было с игуменьей. По слухам, когда хмурым утром 17 октября 1837 года солдаты силой выдворяли ее из монастыря, она что-то такое произнесла во гневе, что окружающие содрогнулись. В народе еще долго ходили слухи о страшном проклятии: мол, все, что выстроят на этом месте, будет порушено. И настолько глубоко вошло это поверье, что, когда почти через сто лет, 5 декабря 1931 года, взорвали "мрачный притон самодержавия", в народе вновь возродился слух о проклятье игуменьи. Поговаривали о том, что оно стало сбываться.
Да и как тут было сомневаться-то? Храм взорвали, а Дворец Советов, ради которого это сделали, не построили.
А уж когда на месте храма появился открытый бассейн с голыми грешниками, для верующих это выглядело просто как адское видение.
Впрочем, бассейн вскоре тоже прикрыли. Так что к 90-м годам на "нехорошем" месте, кроме развалин, не было вообще ничего.