В советской историографии считалось общепризнанным, что «холодную войну» развязали США и их союзники, а СССР был вынужден принимать ответные, чаще всего адекватные, меры. Но в самом конце 80-х и в 90-е годы в освещении «холодной войны» обнаружились и иные подходы. Одни авторы стали утверждать, что вообще нельзя определить ее хронологические рамки и установить, кто ее начал. Другие называют виновниками возникновения «холодной войны» обе стороны - США и СССР. Некоторые обвиняют Советский Союз во внешнеполитических ошибках, приведших если не к прямому развязыванию, то к расширению, обострению и длительному продолжению противостояния двух держав.
Конечно, во внешнеполитической деятельности СССР были просчеты, ошибочные ходы и несвоевременное реагирование на действия США и их союзников. Но если спокойно, без перегибов в одну и другую сторону, объективно посмотреть на послевоенную историю, то можно убедиться, что в подавляющем большинстве случаев обострение обстановки и доведение конфликтов до критического состояния исходили от США. [7]
«Холодная воина» развернулась и велась между двумя сверхдержавами, США и СССР, к которым примыкали и которых поддерживали их союзники. Однако первыми выступали Соединенные Штаты. Советский Союз отвечал на предпринимаемые США активные меры, хотя в ряде случаев пытался опередить противоположную сторону.
В годы «холодной войны» стало правилом применение силы или его угрозы. Стремление к установлению своего господства, к диктату со стороны США стало проявляться давно. После второй мировой войны Соединенные Штаты использовали для достижения своей цели все средства - от переговоров на конференциях, в Организации Объединенных Наций до политического, экономического и даже военного давления в Латинской Америке, в Западной Европе, а затем на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке. Главным идеологическим прикрытием их внешнеполитической доктрины служила борьба против коммунизма. Характерными в этом отношении являлись лозунги: «отбрасывание коммунизма», «политика на острие ножа», «балансирование на грани войны»...Задача американской внешней политики состояла в «ускорении разложения советской системы».
Источник: История международных отношений и внешней политики России (1648-2000). Учебник для вузов /Под ред. А.С. Протопопова - М.: Аспект Пресс^ 2003. С. 294-296.
Эннио Ди Нольфо. История международных отношений (т. 2) Часть 3. Холодная война (извлечения)
Известный американский историк Джон Гэддис, описывая в 1997 г. историю холодной войны на основе ранее недоступных советских источников, назвал свою кнгу "WE NOW KNOW" («Теперь мы знаем»), подразумевая, что прежде мы не знали правды и, наконец, нам стала известна истина. Высокопарность у него превалирует над критическим отношением. Сегодня мы знаем несколько больше о происхождении холодной войны. Трудно утверждать, что стали известны подлинные объяснения. Это, впрочем, не оправдывает незнания того, что известно из архивов советского времени в той мере, в какой они ныне доступны.
В период между сентябрем 1945 г. и весной 1946 г. рассеялась как дым надежда, что институциональный путь в политико-юридической области и многополюсный подход в финансово-экономической сфере станут базой для реконструкции новой международной системы. Вместо многополюсности возникла биполярность. Это означало, что существовал не один-единственный способ реконструкции международной системы в глобальном масштабе; родилась биполярная система, поскольку были две державы-победительницы и формы их реконструкции наполнялись различным содержанием: сложились две модели или два лагеря, как позже сказал Сталин. Теоретическое обоснование разделению на два лагеря было дано в учредитель-[8]ном документе Коминформа; эти два полюса стремились объединить вокруг себя все свободное пространство, но со временем образовался и третий лагерь - неприсоединившиеся страны. Сразу после окончания войны причины, породившие трудности и разногласия, требовали доброй воли для поиска компромиссных решений, но они переросли в открытые столкновения, которые, постепенно обостряясь, сделали ситуацию необратимой. В эти месяцы стало ясно, что разгром Германии и закат европейской гегемонии не смогли элиминировать силовую политику, они только привели к смене векторов.
Анализировать эти проблемы означает рассматривать причины будущей холодной войны, как стали называть обострение отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом в период с начала 1947 г. по крайней мере до 1955 г. (при ограничительной трактовке этого понятия) или до 1989 г. (в таком случае за этой метафорой скрывалась очень сложная и фрагментарная картина). Подойти к анализу этого конфликта по его сути - не позволяя превалировать бесчисленному количеству эпизодов или предвзятой интерпретации событий, или бесконечной критике, обусловленной уже самой проблемой, в особенности в историографии, свободной обсуждать прошлое с использованием источников и применять в политике выводы из своих исследований, - означает заняться трудными исследованиями в документальном и в концептуальном плане.
Советские источники стали доступными для историков только после 1990-1991 гг., а до этого времени большая часть советской историографии находилась под влиянием политической пропаганды; все эти моменты создают ограничения для работы историка, которые можно будет преодолеть лишь постепенно. Поэтому приходится ограничиться взглядом извне, хотя и учитывая события в советской системе между 1985 и 1991 гг., что не может не повлиять на анализ послевоенных событий. Этот взгляд извне приобретает определенную упорядоченность, если представить его в виде четырех периодов различной интенсивности и продолжительности, включающих различные проблемы, впрочем, эти периоды связаны между собой развитием исторической ситуации:
а) период до конца 1945 г., когда Соединенные Штаты изменили восприятие Советского Союза: от ненадежного союзника вначале, затем как противника и, наконец, как врага и в Европе, и в Азии;
б) этот пересмотр образа СССР был вызван закрытыми дебатами, происходившими в американской администрации в первые месяцы 1946 г., которые привели к существенному изменению отношения Соединенных Штатов к Советскому Союзу. Развеялись надежды на достижение компромисса и исчезли иллюзии осуществить, несмотря ни на что, универсальный «большой проект», оставленный в наследство Рузвельтом и пересмотренный Трумэном. Последний был убежден, что по отношению к Советам нужно проводить политику дистанцирования и противостояния, которая подпитывалась глубоким недоверием к стратегическим планам Сталина и уверенностью в способности [9] Запада противостоять этим замыслам и сорвать их. дождавшись соответствующего момента;
в) в конце 1946 и весной 1947 г. поворот в отношениях, назревавший в предыдущие месяцы, открыто выразился в заявлениях и акциях в политико-дипломатической и экономической сфере, так что смысл новых намерений стал очевидным. Эти намерения заключались в решимости дать понять Советам, что Соединенные Штаты и часть Западной Европы, безусловно, будут развивать собственную политику реконструкции, которая принимала как неизбежный факт наличие другого субъекта, во многих отношениях враждебного;
г) в 1948-1950 гг. к политическим проблемам добавились события военного характера в Европе и Азии. Политическое разделение мира с тех нор стало расколом мира на противостоящие друг другу военные блоки, нацеленные на достижение военного превосходства.
Итальянский дипломат Пьетро Кварони, обладавший необычайным даром наблюдения, будучи послом в Москве, писал в мае 1945 г.: «В настоящее время здесь господствует чрезвычайно эгоцентристское представление о собственной значимости и собственной силе, которое должно привести к умозаключению, что ради дружбы с русскими никакие уступки не будут слишком большими».
СТАЛИНСКАЯ ИМПЕРИЯ. Сталин стоял во главе огромной державы, добившейся победы в войне, но еще связанной со своим недавним революционным прошлым, и естественно испытывал недоверие ко всему, что не относилось к миру «реального социализма», как позже стали называть советскую систему. В победе он обрел обоснование для консолидации личной власти, возвысившись так, что оказался вне какого-либо контроля и мог подавить даже малейшее несогласие. Он использовал эту власть для достижения двух целей в международном плане: защищать безопасность СССР от любой угрозы и наращивать усиление СССР как мощной мировой державы. Ничто не могло остановить его устремления к достижению внешних целей, даже условия существования советских южан. Поэтому, согласно пятилетним планам восстановления реконструкции народного хозяйства, ресурсы распределялись им образом, что потребности государства превалировали над необходимостью повысить уровень жизни советских людей. Императив этой политики состоял в устранении всяческой, даже самой отдаленной угрозы.
Ощущение опасности, присущее Сталину, заставляло его делать упор на восстановление советского военного потенциала, ценой колоссальных усилий со стороны советских людей, выражалось в его стремлении препятствовать любыми средствами возможному снижению авторитета Советского Союза на международной арене либо из-за его внутренней отсталости, либо из-за разорения, которое страна претерпела вследствие германской агрессии. Именно националистическое чувство обостряло державную политику Сталина и толкало его к действиям во всех направлениях. Несмотря на то, что фактически [10] СССР стал геополитическим колоссом, доминирующим в Евразии, Сталин не упускал из виду имевшиеся, как ему казалось, возможности. Преследуя геополитические цели, Сталин еще до окончания войны предпринял ряд инициатив, направленных на преодоление вековых барьеров и достижение максимально возможного расширения сферы советского контроля. Территориальное продвижение в сердце Европы привело Советы в Кенигсберг (переименованный в Калининград), а оккупация Восточной Германии, контроль над Польшей и Финляндией привели к превращению Балтийского моря почти в советское озеро, хотя и не давали выхода в Северное море, открытое для легко доступных с моря территорий.