Тут имеется в виду не копейка, а деньги, т.е. это, во-первых, видовое понятие вместо родового, а во-вторых, единственное число вместо множественного, т.е. здесь синекдоха применена дважды. (Голуб И.Б., Розенталь Д.Э. 1993, 105)
Особый интерес вызывает разновидность синекдохи, в которой осуществляется переход от частного к общему, от части к целому, от меньшего к большему, от вида к роду. Отметим сразу же расплывчатость всех этих понятий, которые в науке принято изображать в виде "дерева" или "пирамиды", однако "деревья" и "пирамиды" необязательно отражают научное представление о мире. Нас часто устраивает и таксономия на уровне первобытного сознания. Мы можем ограничиться критерием античных риторов: большее вместо меньшего. В произвольно выбранном литературном тексте вряд ли найдется много явных примеров обобщающей синекдохи: Людей называют "простые смертные", но это слово с таким же успехом применимо и к животным, которые — как и мы — смертны. Вот более яркий пример, заимствованный у Р. Кено: Он продолжил свой путь: голова была занята мыслями, ноги четко вышагивали по дороге, и свой маршрут он закончил без происшествий. Дома его ожидал редис, и кот, который мяукнул в надежде получить сардину, и Амели, испытывающая законное чувство беспокойства по поводу подгоревшего рагу. Хозяин дома с хрустом жует овощ, гладит животное и на вопрос представителя человеческого рода о том, как нынче обстоят дела, отвечает: "Так себе". Этого примера достаточно для иллюстрации частичного сокращения сем, приводящего к расширению значения слова. Легко увидеть, что обобщающая синекдоха придает речи более абстрактный, "философский" характер, который в этой натуралистической пародии очевидным образом выделяется на фоне конкретики контекста. (Арутюнова Н.Д. 1990, 155)
Антономазия (греч. antonomasia – переименование) – вид метонимии – троп, состоящий в употреблении собственного имени в значении нарицательного. Например, фамилия гоголевского персонажа Хлестаков получила нарицательное значение – «лгун, хвастун»; Геркулесом иногда образно называют сильного мужчину; der Stagirite вместо Aristitel; die Weimarer Dioskuren – Goethe und Schiller. В языке закрепилось использование в переносном значении слов донкихот, донжуан, ловелас и др. Нарицательное значение получают также имена известных общественных и политических деятелей, учёных, писателей: Мы все глядим в Наполеоны… (А.С. Пушкин) (Голуб 2001, 137).
Гипербола (от греч. hyperbole — преувеличение) — чрезмерное преувеличение тех или иных свойств изображаемого предмета или явления: Die Sonne saugt das Blut aus seinen Adern, das Mark aus seinen Knochen...(Wieland). Средствами гиперболы автор усиливает нужное впечатление или подчеркивает, что он прославляет, а что высмеивает. Гипербола встречается уже в древнем эпосе у разных народов, в частности в русских былинах.
В русской литературе к гиперболе охотно прибегали Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин и особенно А. К. Толстой: «Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега». В поэтической речи гипербола часто переплетается с другими художественными средствами (метафоры, олицетворения, сравнения и др.). Обратная гипербола — художественное преуменьшение («мальчик с пальчик») — литота.
Литота (от греч. litotes — простота, малость, умеренность) — троп, противоположный гиперболе. Литота — это образное выражение, оборот, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета пли явления. Л. есть в народных сказках: «мальчик с пальчик», «избушка на курьих ножках», «мужичок с ноготок».
К литоте часто обращался Н. Гоголь:
«Такой маленький рот, что больше двух кусочков никак не может пропустить» (Н. Гоголь).
(Томашевский Б. 1959, 121)
Эпитет (от греч. epitheton — приложение) — слово, определяющее предмет или явление и подчеркивающее его свойства, качества или признаки.
Свойства эпитета проявляются в слове лишь тогда, когда оно сочетается с другим словом, обозначающим предмет или явление. Возможны эпитеты, которые не только определяют предмет или подчеркивают его свойства, но и переносят на него с другого предмета или явления (не выраженного непосредственно) новое, дополнительное качество:
И мы тебя, поэт, не разгадали,
Не поняли младенческой печали
В твоих как будто кованых стихах.
(В. Брюсов, К портрету М. Ю, Лермонтова)
Такие эпитеты называют метафорическими. Как видим, эпитет подчеркивает в предмете не только присущие ему, но и возможные, мыслимые, перенесенные черты и признаки. Это дает основание причислить эпитет к группе тропов. В качестве эпитетов могут быть использованы различные (значащие) части речи (существительное, прилагательное, глагол).
К особой группе эпитетов относятся постоянные эпитеты, которые употребляются только в сочетании с одним определенным словом: «живая вода» или «мертвая вода», «добрый молодец», «борзый конь» и Оксимороны (греч. oxymoron, букв. — остроумно-глупое) – сочетания противоположных по значению слов («живой труп» — Л. Н. Толстой; «жар холодных числ» — А. А. Блок; «радостная печаль» — В. Г. Короленко). (Голуб И.Б. 2001, 138 – 141)
Перифраза (греч. periphrasis, от peri — вокруг, около и phradzo — говорю) — один из тропов, в котором название предмета, человека, явления заменяется указанием на его признаки, как правило, наиболее характерные, усиливающие изобразительность речи. Перифразой называется описательный оборот, употребляемый вместо какого-либо слова или словосочетания. Например: Москва – сердце русской национальности, сокровищница русского языка и искусства, источник просвещения и свободомыслия… (А.Н. Толстой), «царь птиц» вместо «орёл», König der Lüfte – Adler. (Павлова Л.Г. 1991, 100)
Итак, как мы видим, с помощью тропов достигается эстетический эффект выразительности в речи. Далее мы проследим на материале немецкоязычных церковных текстов, какова же частотность употребления тропов в текстах духовной тематики.
Глава 2
2.1 Использование тропов в немецкоязычных церковных текстах
При анализе проповеди, можно почти сразу установить те признаки, по которым ораторские тексты духовного жанра отличаются от текстов других функциональных стилей, а именно наличием в большей степени приемов выразительности. Нас, прежде всего, интересуют тропы – так называемые лексические средства выразительности (образности) речи. Неудивительно, что духовные речи (молитвы и проповеди) изобилуют тропами, ведь задачей оратора-проповедника является, как уже упоминалось выше, своей речью воздействовать на разум слушающего, возбудить его внимание, поэтому он так часто прибегает к образности высказывания.
Для примера возьмём маленький отрывок из проповеди Томаса фон Кемпена (Thomas von Kempen), где он в завершении своей речи обращается к богу: “Gib mir, Herr, himmlische Weisheit, dich vor allem andern zu suchen und zu finden, dich über alles zu lieben und in allem zu genießen, und die übrigen Dinge an jene Stelle zu setzen, die ihnen deine Weisheit angewiesen hat. Lehre mich glatten Schmeicheleien klug auszuweichen und meinen Gegner geduldig zu tragen. Denn es ist eine große Weisheit, weder lauten Tadel noch leises Lob auf sein Herz wirken zu lassen. Und nur diese Weisheit führt auf dem begonnenen Wege sicher fort“.
(Aus: Thomas von Kempen. Das Buch von der Nachfolge Christi, S. 130)
Во-первых, мы видим большое количество эпитетов: himmlische Weisheit, glatte Schmeicheleien, große Weisheit, lauter Tadel, leises Lob, которые придают абстрактным понятиям больше красочной образности, усиливая тот признак, который содержится в определяемом слове. Также эпитеты задействованы при образовании другого вида тропа – перифразы: „Gib mir himmlische Weisheit“ что иначе можно выразить как „lehre mich“ или „belehre mich“. Здесь мы имеем дело с так называемой метонимической перифразой, которая основана на символической связи, т. е. «himmlische Weisheit (Gottes Weisheit)» не что иное как «große Weisheit». Перифразу можно найти также и в устойчивом словосочетании «auf sein Herz wirken», что можно заменить на «ihn beeinflussen». Внутри этой перифразы можно заметить один из видов метонимии – синекдоху, основанную на замене названия целого его частью: Herz – Mensch, что позволяет нам назвать и эту перифразу метонимической.
Далее, проанализировав предложение Und nur diese Weisheit führt auf dem begonnenen Wege sicher fort, мы встречаем уже один из видов метафоры – олицетворение: «Weisheit führt… fort». Переводя всё предложение дословно, мы получаем следующее: «И сейчас эта мудрость продолжает вести по выбранному пути», т. е. мудрость (Weisheit) наделяется признаками и свойствами человека - «мудрость продолжает вести». Олицетворение можно найти и во фразе glatten Schmeicheleien klug auszuweichen (умело ускользнуть от хитрой лести), где «лесть» также сравнивается с живым существом, которое может тебя настичь.
Если вернуться к эпитетам то можно установить, что эти средства образности речи легко могут сами перенимать функцию любого из тропов, т. е. по сути ими являться. Например, эпитет himmlische (Weisheit) может выступать одновременно как в роли сравнения, так и гиперболы: himmlisch – sehr groß. Эпитет glatte (Schmeicheleien) по сути является метафорой, в основе которой лежит внутреннее сходство прилагательных скользкий и хитрый („glatt“ и „listig“), т. е. прилагательное „glatt“ употреблено в переносном значении. Эпитеты в словосочетаниях lauter Tadel и leises Lob могут являться гиперболой (lauter Tadel) и литотой (leises Lob), но, скорее всего оба случая являются синестезией (вид метафоры), так как компоненты в этих словосочетаниях не имеют прямой смысловой связи, поскольку оба прилагательных употреблены в переносном значении.
Итак, как мы заметили, даже такой небольшой отрывок текста церковного жанра содержит большое количество средств речевой выразительности, притом, что мы рассматривали только тропы, т. е. лексические средства, хотя этот отрывок изобилует и стилистическими и синтаксическими фигурами.