В то время я не знала, что в некоторых семьях существует предрасположенность к алкоголизму и что этой болезнью страдали многие из моих родных. По этой, как и по другим причинам, я была первейшим кандидатом на роль алкоголика. Я втянулась очень быстро. По мере прогрессирующего развития алкоголизма мне становилось все труднее отличать проявления процесса Кундалини (дрожь, резкие смены настроения и проблемы с желудочно-кишечным трактом) от аналогичных проявлений болезни. Проистекавшее из этого замешательство и мое упорное отрицание того факта, что у меня возникла новая проблема, стали опасным сочетанием.
Вдобавок, я оказалась перед ужасной дилеммой: я испытала духовное пробуждение и «вступила на путь», мне помогал любимый учитель, и, в то же время, я не могла не пить. Я приходила к Свами Муктананде, чувствовала его любовь, приятие и участие, а потом шла домой, чтобы напиться. Много раз я спрашивала себя: «Как может духовный искатель делать что-то настолько дурное?» — и тогда мне начинало казаться, что в действительности я не переживаю подлинное духовное путешествие.
Подобно внезапному пожару, моя зависимость быстро распространилась на всю мою жизнь, став особенно разрушительной после смерти Муктананды в 1982 году; я очень привязалась к нему и была подавлена, когда моего учителя и источника поддержки больше не стало. В январе 1986, после двукратной госпитализации в связи с сильным обезвоживанием и нарушениями в печени, я обратилась в центр по лечению алкоголизма и химической зависимости.
Даже тогда я упрямо держалась за свой привычный образ жизни, несмотря на то что он был крайне разрушительным, нездоровым и позорным. Я знала, что моя жизнь никуда не годится, что физически я очень больна и гублю себя. Но я продолжала цепляться за иллюзию, что я не такая как остальные алкоголики и наркоманы из-за того, что была знакома со «значительными» людьми, бывала в экзотических местах, занималась «важной работой» и имела «высокие» духовные переживания. Тщательно продуманная история, которую я рассказывала самой себе и другим, не давала мне взглянуть на реальное положение вещей и признать очевидную истину: я, несомненно, была алкоголичкой, со всеми проблемами, присущими этому состоянию.
В конце концов, на десятый день, благодаря ласковому, но твердому руководству персонала центра, я отказалась от остатков своих защитных механизмов и признала себя побежденной. Сочетание работы, которой мы занимались в центре, естественного развития моего недуга и печальной новости о смерти одного моего молодого друга от передозировки алкоголя и наркотиков повергло меня на самое дно.
Это переживание трудно описать в точности. Это было все равно, что попасть под гигантский каток, который уничтожил все, чем я была. У меня было такое чувство, будто все, что составляло мою жизнь, включая мое «я», ускользает куда-то прочь. Мне больше не за что было держаться, а даже если бы и было, то у меня все равно не осталось для этого сил. У меня не было иного выхода, кроме как сдаться. Очевидно, тут действовала какая-то более мощная сила.
Каким-то образом это состояние полного физического, эмоционального и духовного банкротства оказалось тем внутренним переживанием смерти, к которому я стремилась. У меня уже было два эпизода духовного кризиса. Несмотря на те глубины, которых я достигла в эти периоды, я так и не завершила процесс «смерти эго», который во многих духовных кризисах бывает необходимой предпосылкой исцеления и возрождения.
Во время второго эпизода содержание моих переживаний было почти исключительно сосредоточено на теме смерти. Но хотя состояния во время второго кризиса были мощными и напряженными, я никогда не была способна довести их до конца. Умом я знала, что после завершения мощной конфронтации со смертью процесс почти всегда переходит в стадию духовного возрождения. Но вместо этого, после дней активности, я чувствовала физическую и психологическую слабость. Сейчас я понимаю, что сама не давала себе сдвинуться с мертвой точки своим использованием алкоголя в качестве успокаивающего средства. Вместо завершения переживания смерти «эго» внутри себя, я разыгрывала его во внешнем мире в ужасной саморазрушительной драме алкоголизма.
Сразу после окончательного падения автоматически начался период глубокого и удивительного исцеления. Мне не приходилось искать благодати, которая вошла в мою жизнь на этом этапе. Она просто появилась. Среди множества чудес, которые она принесла с собой, было полное исчезновение драматических проявлений Кундалини. Почти ежедневная поглощенность странными и неожиданными переживаниями кончилась, освободив меня для новых творческих занятий. Я ощущала новую связь с собой и с окружающим миром и начинала глубоко осознавать высший источник, который предлагает мне свое руководство. И я стала безоговорочно доверять продолжающемуся процессу самораскрытия — тому самому процессу, с которым я боролась и которому возмущалась многие годы.
Моя внутренняя работа далеко не закончена, и я знаю, что буду внутренне умирать еще много раз, но это вызывает у меня чудесное возбуждение, а не ужас. К своей огромной радости я теперь обнаруживаю, что многое из учений Муктананды находит свое отражение в моей программе духовного выздоровления. Я каждый день благодарю судьбу за то, что смогла пережить свое путешествие в алкоголизм и вынесла из него сильное побуждение постараться использовать этот опыт для блага других людей.
Более внимательный взгляд
на зависимость
Теперь, на фоне этой истории, давайте подробнее рассмотрим три утверждения, высказанные в начале этой главы.
У многих людей за потребностью в наркотиках, алкоголе или других объектах зависимости скрывается страстное стремление к Высшей Сущности или к Богу. Многие выздоравливающие люди могут рассказать о своем неугомонном поиске какой-то неизвестной части, которой им недостает в жизни, и описать свою бесплодную погоню за разнообразными наркотиками, особой пищей, отношениями, имуществом или высоким положением в попытке успокоить свое неудовлетворенное стремление. Оглядываяь назад, они признают, что это было трагическое заблуждение, ошибочное восприятие, заставлявшее их считать, что ответ можно найти вне их самих.
Некоторые даже описывают первую выпивку или первый эксперимент с наркотиком как свой первый духовный опыт, при котором индивидуальные границы тают и повседневные болезненные проблемы исчезают в возникающем состоянии псевдоединства, как признаёт Уильям Джеймс в следующем отрывке из книги «Многообразие религиозного опыта»:
«Власть алкоголя над человечеством, несомненно, обусловлена его способностью стимулировать мистические способности человеческой природы, которые обычно полностью подавлены холодными фактами и сухим критицизмом трезвого состояния. Трезвость умаляет, разграничивает и говорит «нет»; опьянение расширяет, объединяет и говорит «да».
Достигнув самого дна в своей болезни и включившись в программу духовного восстановления, выздоравливающие алкоголики и наркоманы могут воскликнуть: «Вот чего я искал!». Новообретенные ясность и связь с Высшей Силой и с другими людьми дают им то состояние единства, которого они искали, и их ненасытная тоска уменьшается.
Уильям Джеймс признавал роль духовности в выздоровлении: «Единственным лечением от дипсомании (старое название алкоголизма) может быть религиомания». Так же думал и великий швейцарский психиатр Карл Густав Юнг. В январе 1961 года Юнг писал Биллу Уилсону, одному из основателей организации «Анонимные алкоголики»:
«Потребность в алкоголе эквивалентна, на более низком уровне, духовной жажде нашего существа в целостности, что на средневековом языке означало единение с Богом... Алкоголь по-латыни «spiritus»; одно и то же слово* употребляется как для высшего религиозного переживания, так и для самого развращающего яда. И, значит, полезной может быть формула: «spiritus contrа spiritum»**.
Идея «spiritus contra spiritum» — применение Божественного Духа против спирта (алкогольных напитков) — стала основой многих программ лечения алкоголизма. Чтобы понять, почему это так, полезно взглянуть на историю алкогольной зависимости в современном мире. Мы будем говорить именно о химической зависимости от алкоголя и наркотиков, поскольку этой области всегда уделялось больше всего внимания и усилий специалистов. Однако некоторые из наших выводов можно применить и к другим видам зависимости (например, от пищи, секса, отношений, азартных игр). Кроме того, мы сосредоточиваемся на алкоголе потому, что этот наркотик нам известен лучше всего, однако большинство идей, которые мы обсуждаем, применимы и к зависимости от других наркотиков — кокаина, крэка***, героина и марихуаны.
Множество людей были воспитаны с верой в то, что алкоголизм и наркомания — это этические недостатки, и что те, кто страдает такими недугами, просто плохие люди. Преобладающим образом наркомана или алкоголика был никчемный бродяга с недельной щетиной на подбородке, бессознательно бредущий через оставшуюся жизнь в состоянии пьяного отупения и невыносимой нищеты. Это был образ чуждого этике человеческого существа, переживающего тяжелые времена, не имея необходимой моральной цельности, чтобы контролировать свою ситуацию или силы воли, чтобы победить привязанность к наркотику. Зрители содрогались от ужаса, когда видели Фрэнка Синатру*, колющегося героином в фильме «Человек с золотой рукой», или Джека Леммона*, погрязшего в моральном разложении, в фильме «Дни вина и роз».
Сравнительно недавно это отношение резко изменилось. В 1950 годах Американская медицинская ассоциация признала алкоголизм болезнью. Кроме того, стало известно, что он представляет собой сочетание физической аллергии к алкоголю с непреодолимым влечением к спиртному, имеющим неизвестную природу. Болезнь поражает физическую, эмоциональную и духовную конституцию своей жертвы. Теперь мы знаем, что алкоголизм представляет собой предсказуемое заболевание, которое развивается прогрессивно и при отсутствии лечения ведет к смертельному исходу. Исследователи пытались найти генетические и химические факторы, ответственные за возникновение алкоголизма. Страдающие от зависимости получили надежду, что этот фатальный недуг можно успешно лечить воздержанием. Расширялось товарищество самопомощи «Анонимные алкоголики», появлялись программы реабилитации, рос поток соответствующей литературы. В группах выздоравливающих алкоголиков стала популярной фраза: «Мы не плохие люди, которые пытаются стать хорошими; мы просто больные, старающиеся выздороветь».