Происходящим из этого сословия свойственна обычная ошибка жестоко обращаться с народом, которому бог, по-видимому, дал руки скорее для того, чтобы добывать пропитание, нежели для того, чтобы защищать свою жизнь.
Весьма важно прекратить подобный беспорядок обуздывающей строгостью, благодаря которой слабые ваши подданные, даже будучи безоружными, имели бы под сенью ваших законов столько же безопасности, как если бы в руках у них было оружие.
Дворянство, засвидетельствовав в войне, счастливо завершившейся миром, что оно унаследовало доблесть своих предков, которой Цезарь отдавал предпочтение перед всякой другой, нуждается в дисциплине, чтобы оно помогло приобрести новую и сохранить прежнюю репутацию и с пользой служить государству.
Хотя дворяне заслуживают того, чтобы с ними обращались хорошо, когда они поступают хорошо, но нужно быть с ними строгим, если они пренебрегают тем, к чему обязывает их рождение. Я без всякого колебания говорю, что те, кто, отстав от доблести предков, уклоняются от того, чтобы служить короне шпагой и жизнью с постоянством и твердостью, коих требуют законы государства, заслуживают быть лишенными выгод своего происхождения и принужденными нести часть бремени народа.
Ввиду того, что честь для них должна быть дороже жизни, их следует карать скорее лишением первой, нежели последней.
Лишать жизни людей, которые ежедневно рискуют ею ради простой фантазии о чести,— меньшее наказание, чем лишать их чести и оставить жизнь, которая для них в таком состоянии является вечным наказанием. Если ничего не следует забывать, чтобы сохранить дворянство в истинной доблести его предков, то в то же время не надо ничего делать, чтобы сохранить за ними владение пожалованными ему землями или же заботиться о возможности для него приобретать новые.
Многочисленные браки, совершающиеся в королевстве в каждой фамилии, тогда как в других государствах вступает в брак только старший, являются одной из истинных причин того, что в короткое время разоряются наиболее могущественные фамилии. Однако если этот обычай приводит к бедности отдельные фамилии, то он настолько обогащает государство, сила которого состоит в массе верных людей, что вместо того, чтобы жаловаться, надо быть довольным им и, вместо того, чтобы изменять его, надо стараться лишь доставить тем, кто благодаря этому обычаю появляется на свет, средства существовать в чистоте сердца, которую они получают от своего происхождения. Этим путем следует отличать дворянство придворное от деревенского.
Придворное дворянство будет весьма облегчено, если будут сокращены роскошь и невыносимые расходы, которые мало-помалу вошли в обычай при дворе, так как несомненно, что подобное распоряжение будет столь же для него полезно, как и все пенсии, которые ему дают.
Что касается деревенского дворянства, то хотя оно и не получит от подобного распоряжения столько облегчения, ибо его нищета не позволяет ему делать излишних расходов, но и оно не замедлит почувствовать результаты этого средства, столь необходимого для всего государства, которое без того не может избежать разорения.
ОТНОШЕНИЕ РИШЕЛЬЕ К НАРОДУ
Из “Политического завещания” Ришелье
Все политики согласны с тем, что если бы народ слишком благоденствовал, его нельзя было бы удержать в границах его обязанностей. Они основываются на том, что, имея меньше знаний, чем другие сословия государства, несравненно лучше воспитанные и более образованные, народ едва ли оставался бы верен порядку, который ему предписывают разум и законы, если бы он не был до некоторой степени сдерживаем нуждою.
Разум не позволяет освобождать его от каких бы то ни было тягот, ибо, теряя в таком случае знак своего подчинения, народ забыл бы о своей участи и, будучи освобожден от податей, вообразил бы, что он свободен и от повиновения.
Его следует сравнивать с мулом, который, привыкнув к тяжести, портится от продолжительного отдыха сильнее, чем от работы. Но подобно тому, как работа мула должна быть умерена, а тяжесть животного соразмеряется с его силою, то же самое должно быть соблюдаемо и относительно повинностей народа: будучи чрезмерными, они не перестали бы быть несправедливыми даже и в том случае, если бы они были полезны для общества.
Я хорошо знаю, что когда короли предпринимают общественные работы, прав тот, кто говорит, что королям возвращается в виде тальи то, что у них зарабатывает народ. Но можно также утверждать, что народу возвращается то, что у него берут короли, и что народ дает, чтобы снова получить, ибо он пользуется своим имуществом и безопасностью, которые он не мог бы сохранить, если бы он не содействовал существованию государства.
Я знаю, кроме этого, что многие государи потеряли свои государства и своих подданных потому, что они не держали войск, необходимых для их сохранения, из боязни излишне обременить налогами своих подданных, и что некоторые подданные попали в рабство к врагам потому, что излишне желали свободы под властью их прирожденного монарха. Но есть некоторая граница, которую нельзя перейти, не сделав несправедливости, так как здравый смысл учит каждого, что должно быть соответствие между тяжестью и силами, которые ее подъемлют.
Это соотношение должно быть соблюдаемо как божественный закон, так что, как нельзя считать хорошим государя, берущего от своих подданных больше, чем следует, так нельзя считать всегда наилучшим и того из них, который берет меньше, чем следует. Наконец, как у раненого человека сердце, ослабевшее от потери крови, привлекает к себе на помощь кровь нижних частей организма лишь после того, как истощена большая часть крови верхних частей, так и в тяжелые времена государства монархи должны, поскольку это в их силах, воспользоваться благосостоянием богатых прежде, чем чрезмерно истощать бедняков.
(пер. С. Д. Сказкина)
Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по истории средних веков. Т. 3. М. 1950. С. 179-182.
8. ЮСТ ЛИПСИЙ. ПОЛИТИКА
Определение Монархии, разъясняемое по частям. Прежде всего,
оба ли пола способны возглавлять государство?
Однако я не превозношу всякую Монархию без разбора, но лишь истинную и законную. Я определяю ее как ВЛАСТЬ ОДНОГО, ПОЛУЧЕННУЮ СОГЛАСНО ОБЫЧАЯМ ИЛИ ЗАКОНАМ, ПРИНЯТУЮ И НЕСОМУЮ НА БЛАГО ПОДДАННЫХ. В эту формулу, если не ошибаюсь, я включил не только всю суть хорошей Монархии, но и путь к ней. Разделю и поясню свое определение. Прежде всего, я назвал ВЛАСТЬ ОДНОГО, но должен ли это быть мужчина или женщина? Любой из них, но больше мужчина, поскольку так требует природа.
Ведь мужчина по своей природе более приспособлен к руководству, чем женщина[11].
Также и разум этого требует. Ведь очевидно, что сотворивший нас бог женщинам
вложил лукавство в душу,
В силе же им отказал[12].
И не дал им Постоянства:
Ни одна из женщин не умеет
Долго постоянство сохранять[13].
Благоразумия им также недостает, и по большей части женская рассудительность хуже[14].
А ведь именно это истинные орудия управления. Добавлю сюда пороки [женщин], поскольку сей пол не только непригоден для войн и трудов, но, если дать ему волю, жесток и тщеславен[15].
А что сказать о притворстве этого пола? Сколь опасно сие для государства! Ведь женщина, потерявшая стыдливость, уже ни от чего не откажется[16].
Наконец, такое подчиненное положение [мужчин] слишком позорно и подобно рабству. Мой учитель пишет об одном варварском племени, что над ними господствует женщина: вот до чего они пали по сравнению не только со свободой, но и с подчинением[17].
По этой причине женщина, как представляется, достаточно славы подчиняться[18].
Вот, однако же, не слабое орудие в защиту слабого пола. В их пользу свидетельствует тот довод, что добродетель ни для кого не закрыта; она всех допускает к себе[19].
Она не разбирает ни состояния, ни пола[20].
И действительно, разве мы не читали, не слышали, не видели сами, что встречаются превосходные правительницы? Твердые, осмотрительные, целомудренные: поглощенные мужскими заботами, они освободились от женских слабостей[21].
В их пользу говорит также единодушная поддержка некоторых племен. У древних Британцев они распоряжались не только в делах управления, но и на войне. Британцам привычно воевать под предводительством женщин[22].
Германцы некогда ценили женщин выше, чем своих мужчин и полагали, что в них есть нечто священное и вещее[23].
Поэтому они не отвергали их советов и не пренебрегали их мнением[24].
И, считая многих женщин (смеешься ты или хмуришься?) провидицами, они дошли в этом суеверии до того, что даже стали видеть в них богинь[25].
Таким образом, они полагали, что женщины способны держать скипетр. Я тоже так полагаю, если это не противоречит закону, или обычаю страны.
(Пер. О.Э. Новиковой.)
Текст воспроизведен по изданию: Гендерная история Западной Европы: Хрестоматия. Книга V. М., 2007. С. 8-10.
<.. .> Что же касается царя Давида, то не стоит и говорить о том, каким он был прекрасным государем, ибо как замечают многие образованные люди, он является образцом для всех последующих правителей мира. В отличие от царя Кира, коего Ксенофонт изобразил, согласуясь скорее со своим представлением о совершенном правителе, которого он хотел увидеть, нежели с правдивостью рассказа[26], он был таким, как его описывают, и не только в делах религии, благочестия и набожности, но и в благородстве, доблести и государственной мудрости. Флорентиец Никколо Макиавелли и прочие нехристианские ученые наших времен лгут, утверждая, что религия и благочестие мешают политике и мудрому управлению, губят или ослабляют дух могущественных людей, творящих великие дела ради общего блага[27]. Это чудовищная ложь, ибо как свидетельствуют святые, благодать не разрушает и не портит естество, так что тот, кто от природы благороден, мудр и щедр, может стать более совершенным благодаря благочестию и набожности. Все это мы видим в царе Давиде, который, будучи благочестивым, никогда не оставлял дел, подобающих благородному, мудрому и искусному правителю. Прежде всего, он начал с исправления своего двора и государства в соответствии с духом доброй жизни и служения Господу. При этом он опирался на советы и указания Гада и пророка Натана, а также первосвященников Абиафара и Хирама и приближенного жене Емана. Он разделил всех священников на двадцать четыре степени, созвал четыре тысячи певцов с различными музыкальными инструментами под власть Асафа, Емана и других начальников, ставших главами хора. Он снабдил всех придворных царским гербом - львом - в память обо льве, которого он в детстве убил собственными руками. Он учредил монетный двор и установил форму монет, которые там чеканили; установил порядок распределения вспомоществования среди бедных и совершил другие деяния, достойные разумного и благочестивого государя[28].