Но оставался еще мятежный Лангедок. В 1629 году были ликвидированы последние очаги сопротивления гугенотов и в его горных районах. Гугенотские крепости были частью разрушены, частью отобраны, им было запрещено держать свои гарнизоны. Но со своей стороны по соглашению в Але (Лангедок) правительство опубликовало так называемый эдикт милости, подтверждавший Нантский эдикт в смысле гарантирования гугенотам религиозной свободы.
Наряду с этим правительство приняло самые решительные меры, чтобы подчинить себе непокорных аристократов, хотя бы и правоверных католиков. Замки феодалов были срыты и снесены, под страхом смертной казни были запрещены дуэли между дворянами, и в назидание всем был даже казнен особо дерзкий и непослушный бреттер, дуэлянт Бутвиль, хотя смелостью его Ришелье восхищался лично. Правительство с чрезвычайной подозрительностью и жестокостью подавляло всякую попытку противостоять ему, объявляя такие попытки "заговором". По мнению Ришелье, "бич, являющейся символом правосудия, никогда не должен оставаться праздным". Карательная политика пренебрегала даже законами судопроизводства, установленными той же государственной властью. "Если во время разбора обыкновенных дел суд требует бесспорных доказательств, – писал Ришелье, – совсем иначе в делах, касающихся государства; в таких случаях то, что вытекает из основательных догадок, должно иногда считаться за ясные доказательства". Поэтому Ришелье рекомендует начинать с применения закона, а потом уже искать доказательства вины.
Одновременно с покорением гугенотов Ришелье удалось также укрепить позиции Франции в Северной Италии.
С конца 1627 года франко‑испанские противоречия обострились, что привело к новому столкновению, так называемому "Мантуанскому дело", которое являло собой конфликт Франции и Испании в лицах Карла де Невера и герцога Савойского за наследование Мантуанского герцогства, правитель которого умер, не оставив наследника. Ришелье долго взвешивал "за" и "против" и наконец, придя к выводу, что если эта территория перейдет под контроль Испании, последствия для Франции могут быть самыми непредсказуемыми, счел нужным поддержать Карла Невера. В результате в Северной развязались напряженные военные действия, которые в конце концов дали привели к ряду договоров, принесших Франции очевидный внешнеполитический успех: за герцогом де Невером признавались права на Мантую, Франция оставляла за собой Пиньероль и долину Перузы. Таким образом задачи, поставленные Ришелье в Северной Италии были решены. Франция восстановила и даже закрепила свое политическое и военное присутствие в этом районе.
Важную роль в ведении переговоров и в мирном исходе этого конфликта сыграл папский легат Джулио Мазарини. С этого времени Ришелье пристально наблюдает за честолюбивым итальянцем, проникаясь к нему все большей симпатией в недалеком будущем кардинал пригласит Мазарини на французскую службу. Но никому тогда и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день Мазарини станет преемником и продолжателем дела "великого Ришелье".
Еще за два дня до намеченного похода против герцога Савойского у короля состоялось совещание, на котором Ришелье изложил свои соображения в отношении внутренней и внешней политики Франции. По существу это была развернутая программа действий на обозримое будущее. Во внутриполитическом плане упор был сделан на укрепление единства и сплоченности государства. Абсолютная власть короля должна распространяться на все, даже самые отдаленные уголки государства. Необходимо было также положить конец практике купли‑продажи должностей. Все должности должны дароваться королем и им же отниматься. Необходимо принять срочные меры по реорганизации финансового управления королевским доменом, что должно развязать правительству руки в проведении последовательной экономической политики. Все это должно было способствовать укреплению королевской власти и ослаблению феодалов. Также Ришелье понимал, что без сильного флота Франция не станет могущественным государством. Строительство флота должно было породить развитие торговли и колонизацию новых земель.
Что касается внешней политики, то здесь Ришелье преследовал конкретную цель – остановить возвышение Испании. Залогом успешной борьбы против габсбургской гегемонии должно было служить внутреннее единство, экономическая и военная мощь Франции. Другое важное условие – укрепление традиционных антигабсбургских союзов. Ришелье также говорит о необходимости расширения восточных границ Франции до Страсбурга. Делом чести короля Франции остается возвращение под его власть Наварры и Франш‑Конте, отторгнутых Испанией. Ришелье также посмел в правда в очень учтивой форме, но высказать пожелания, а точнее сказать, критику, в адрес короля и Марии Медичи, указав им на их недостатки и растолковав им об обязанностях короля и членов его семьи, на плечах которых лежит груз исторической ответственности за судьбу страны.
В то время все многочисленные политические группировки при дворе Людовика III делились на две партии – "святош" (les devots) и "добрых французов (les bons fransais). Первые выступали за то, чтобы политика Франции, как внешняя так и внутренняя, руководствовалась исключительно интересами католицизма. Вторые желали, чтобы политика короля была прежде всего французской, независимой, и диктовалась только интересами короля. Этой линии со временем стал открыто придерживаться и Ришелье.
Кардинал, естественно, со временем стал вызывать в высших кругах все возрастающее недовольство. Его политическими противниками были les devots, которые поначалу приняли его за своего союзника. Также появились дворяне, питавшие личную ненависть к кардиналу – это были крупные феодалы, воспротивившиеся его политике централизации и укрепления королевской власти. Отношение к Ришелье Марии Медичи, его покровительнице, постепенно все ухудшается пока не меняется на противоположное. Оно связанно с постепенной антигабсбургской ориентацией кардинала, ведь Мария Медичи была одной из главных фигур в партии "святош". Тут необходимо отдать должное Ришелье. Ничто не может быть сравнимо с его хитростью, ловкостью, хладнокровием и выдержкой в тот момент, когда его положение и жизнь висели на волоске, когда Мария Медичи, поддерживаемая многими недовольными политикой кардинала, настраивала против него слабовольного короля. Наконец настал день (современник Ришелье – граф де Ботрю назовет его "днем одураченных"), когда Людовику пришлось сделать выбор между матерью и кардиналом. Все во главе с самим Ришелье уже думали, что это конец. Но вышло совсем наоборот. Все старания Марии Медичи кончились тем, что ее отправили в ссылку, а Людовик XIII проникся совершенно безграничным доверием к кардиналу. В результате король подписал эдикт о возведении Ришелье в ранг главного государственного министра. Эдикт узаконил те функции главы Королевского совета, которые Ришелье уже выполнял в течение пяти с лишним лет.
После ссоры короля с Марией Медичи, Гастон Орлеанский исчез из Парижа. Он тайно уехал в находившейся в то время под властью Испании Бузансон и, заручившись поддержкой Мадрида, начал формировать поход на Париж. 1 сентября 1632 года в сражении при Кастельнодаре королевская армия наголову разбила мятежников. Их предводитель герцог де Монморанси был взят в плен и вскоре казнен по приказу короля. Казнь этого представителя знатнейшего рода, первого дворянина Франции после принцев крови знаменовала триумф абсолютизма над сепаратизмом аристократии, чье сопротивление было сломлено стараниями Ришелье.
Считая себя продолжателем дела Генриха IV, Ришелье насаждал централизацию, энергично боролся с сословным и провинциальным партикуляризмом. Он мечтал дать стране единые законы и единую строго организованную администрацию. В 1629 году Людовик XIII подписал ордонанс, получивший название "кодекс Мишо" (по имени хранителя печати Мишеля де Марильяка, считавшегося составителем документа). Это был первый опыт классификации законов Франции. Кодекс этот вызвал протесты со стороны французских парламентов и аристократов. Кодекс запрещал губернаторам, грандам и провинциальным чиновникам по собственной инициативе повышать налоги, осуществлять набор солдат, накапливать оружие и порох, укреплять крепости и замки, созывать открытые и тем более тайные ассамблеи.
Однако процесс формирования разветвленной бюрократической структуры был еще в начальной стадии. Лишь только в 1641 году королевская декларация официально запретила парламентам всякое вмешательство в дела государственной администрации. Проводниками и исполнителями решений правительства на местах все больше и больше становятся интенданты, назначаемые центральной властью из числа преданных ей и всецело от нее зависящих чиновников. Их исходная задача – обеспечить поступление налогов из провинций в казну. Они окончательно оттесняют на второй план прежние местные органы управления и суда: провинциальные штаты (в некоторых областях Франции), провинциальные парламенты, различные судебно‑финансовые палаты, губернаторств в их военно‑полицейским аппаратом, муниципалитеты, опиравшиеся на поквартальную "буржуазную стражу" в городах. Впрочем, эти местные власти обычно не отстаивали свои устаревшие привилегии, а сотрудничали с интендантами провинций и с правительством.
В самом аппарате центральной власти все больше выдвигаются государственные секретари (министры) и все уменьшается значение принцев крове, герцогов и пэров: они по‑прежнему входили в так называемый "большой Королевский совет", но все по‑настоящему важные дела государства вершились "малым Королевским советом", который и был настоящим рабочем правительством. Именно к нему стекались донесения интендантов, он отправлял на места полновластных инспекторов (maitres de requetes), он, во главе со своим председателем Ришелье, был подлинной сильной властью.