Поэтому вслед за Отцами мы единодушно учим исповедовать Единородного и Одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, Совершенного в Божестве и Совершенного в Человечестве, «подобно нам, искушенного во всем, кроме греха» [Евр 4, 15], рожденного Отцом прежде веков по Божеству и родившегося в эти последние дни ради нас и ради нашего спасения от Девы Марии, Матери Божией, по Человечеству. Один и Тот же Христос Господь, Единородный Сын, Которого мы должны признавать в двух природах, без смешения, без изменения, без разделения, без разъединения. Различие природ никоим образом не устранено их единством, а, скорее, свойства каждой из них сохранены и соединены в одном Лице (BD`FTB@<) и одной Ипостаси (ßB`FJ"F4H). Он не разделен и не разъединен на два Лица, но есть Один и Тот же Единородный Сын, Бог Слово, Господь Иисус Христос, как когда-то нас учили о Нем пророки, как научил нас Сам Иисус Христос, как утверждает Символ Отцов…»
Интересно, что в ранних редакциях текста употреблялось выражение «из (¦6) двух природ», которое можно было понять в духе Апполлинария, как смешенияе. В более поздних редакциях использовалась формулировка «в (¦<) двух природах». Христологические определения «неслитно» и «непреложно» были направлены против монофизитов, а «нераздельно» и «неразлучно» — против несториан. Выражение «одно Лицо» и «одна Ипостась» в заключительной части означали, что ипостась Христа понималась как предсуществующая ипостась второго Лица Святой Троицы.
Соборное определение (орос) 451 года подписали 355 епископов из присутствовавших на Соборе, 150 отказались подписать.
Хотя Халкидонский собор поддержали Рим и Константинополь, александрийский патриарх Тимофей Элур (прозвище которого означает «кот») выступил с критикой ороса, опираясь на строго аристотелевское представление о невозможности существования природы вне единичных вещей: «Ни один человек, чье сердце расположено к здравой вере, не станет проповедовать две природы или верить в них, ни до соединения, ни после оного, ибо, когда бесплотное Слово Бога Отца было зачато в лоне Святой Девы, тогда же от Ее плоти Он взял и тело известным лишь одному Ему образом. Оставаясь неизменным как Бог, Он соединился с плотью, ибо до зачатия Бога Слова у Его плоти не было ипостаси или сущности, которой можно было бы дать название какой бы то ни было частной или отдельной природы, ибо природа не существует без ипостаси, ни ипостась без Лица. Поэтому, если есть две природы, то должно быть два Лица, но если есть два Лица, это значит, что есть два Христа» (Тимофей Элур, «Против Халкидона»)[51].
Также на стороне монофизитов оказался сириец Филоксен Маббугский (епископ города Маббуга). Как и Элур, он отвергал крайних монофизитов (Евтиха), однако равным образом протестовал против двух природ во Христе. Филоксен Маббугский писал о Христе: «По природе Он — Бог, и если Он стал тем, чем Он не был, то не из человека Он стал Богом, но из Бога стал человеком, оставаясь, как и прежде, Богом… Он стал, но остался неизменен, ибо Он остался тем, чем был ранее, даже в своем «становлении» (Филоксен Маббугский, «Три письма», 149, 133)[52]. Здесь Филоксен опирается на то обстоятельство, что не было объединения двух «существ», но Слово стало человеком.
Значительные вклад в окончательное формирование христологической терминологии, которое произошло в VI веке, внёс Леонтий Схоластик. Флоровский пишет: «Леонтий Византийский … повторяет учителей ІV-го века, и больше всего каппадокийцев. Понятие естества, NbFg4H, отожествляется у него с понятием сущности, @bF\". “Естество” указывает прежде всего на общность происхождения, на единство рода. …“Естество” есть общее понятие, обобщающее понятие, указывающее на общее в вещах. Но существуют реально только отдельные или индивидуальные вещи, — “естество” реально только в них, во множестве особей. Тот же смысл имеет понятие “сущности”. В этом Леонтий последовательный аристотелик.
Ипостась означает, прежде всего, “самостоятельное существование” (JÎ 6"2z©"LJ`< gÉ<"4), — существуют только ипостаси (“особи”), и нет (т.е. не существует) “безипостасной природы.” “Природа” реальна только в “ипостасях”, в “неделимых” (в “атомах” или индивидах). Все существующее ипостасно, т.е. индивидуально. Но в мире духовном ипостась есть лицо, “лицо само по себе существующее” (срв. в Халкидонском оросе).
Вслед затем Леонтий делает очень существенную оговорку и вводит новое понятие. Если нет “безипостасной” природы, это еще не означает, что природа реальна только в своих собственных индивидуализациях или ипостасях. “Осуществиться” природа может и в иной ипостаси, в ипостаси (или “неделимом”) иного рода (иного естества). Иначе сказать, существуют не только “одноприродные” особи или ипостаси, но еще и сложные, — в них при единстве (или единичности) ипостаси мы наблюдаем реальность двух или многих природ во всей полноте их естественных свойств. Так “человек” есть единая ипостась из двух различных природ, из души и тела, определяемых разными “естественными” понятиями … ипостась есть “отдельное”, “раздельное существование”, — “предел”… В сложных ипостасях одна природа осуществляется в ипостаси другой… Она реальна “во ипостаси”, но не обязательно в собственной… Так Леонтий устанавливает понятие “воипостасности”, JÎ ¦<LB`FJ"J@<. “Не одно и то же ßB`FJ"F4H и ¦<LB`FJ"J@<, как не одно и тоже @bF\" и ¦<@bF4@<. Ибо каждая ипостась означает кого-то, а ¦<LB`FJ"J@< означает сущность (природу). Ипостась означает лицо, определяемое свойствами, а “во-ипостасность” указывает на нечто несамослучайное, что имеет свое бытие в другом, а по себе не созерцается”… “Во-ипостасность” есть реальность в иной ипостаси. Отсюда видно, что действительность какого-нибудь естества в определенном индивиде еще не означает признания здесь ипостаси данного естества. Легко предвидеть христологическое приложение этого принципа… Леонтий логически спускается от общего к частному. Объем сужается и содержание обогащается признаками. Этот порядок мысли как раз обратен порядку действительности, где индивидуальное первее общего, ибо общее дано только в индивидуальном. Но важно, что при этом логическом нисхождении мы еще не доходим до ипостаси. Ипостась описывается разделяющими свойствами, но не они образуют ипостась. Можно сказать, ипостась есть образ существования, но это не есть индивидуализирующий признак… Свойства, описывающие или определяющие каждую ипостась, Леонтий по Аристотелю называет “случайными” (τά συμβεβηκότα). И при этом различает эти конститутивные (или “существенные”) акциденции, как “не-отделимые”, от обычных “случайных” признаков, всегда “отделимых” без нарушения неделимой цельности… “Во-ипостасность” есть один из возможных случаев соединения или взаимодействия природ. Соединение без слияния, т.е. без утраты или без изменения существенных свойств соединяющихся природ, — таково, например, единство души и тела в человеке, соединенных “взаимною жизнью”, но не пременяющихся в своем существе. Такое соединение, по мнению Леонтия, и есть собственное и завершенное единство, единство “в ипостаси”, — ипостасное единство, ένωσις ύπоστατική. У Леонтия это понятие получает терминологическую четкость и твердость.
…В соединении Христос един… единство лица или субъекта и означается именем Христа. Это — имя ипостаси, как бы личное имя, “имя личности” (τоύ πρоσώπоυ όνоμα). Можно сказать, Христос есть имя Слова в Его воплощении, имя Воплощенного Слова. Ибо единая ипостась Богочеловека есть именно Ипостась Слова. В ней происходит соединение, в нее восприемлется и как бы “олицетворяется” (έπρоσωπоπоίησεί) человеческое естество, — и при этом Божественная Ипостась остается простой и неизменной, как и до соединения.
Леонтий никогда не забывает установленного им различия “ипостасности” и “воипостасности” и прямо говорит о втором рождении Слова — от Марии Девы, о втором рождении Слова, а не только человеческой природы (конечно, “Воплощенного Слова” или, лучше, Воплощаемого).
“Взаимность” никогда не превращается в “слияние”. Взаимность возможна именно в “ипостасном” соединении и невозможна ни при “разделительном соединении” (“по благоволению”) несторианской доктрины, ни при “слиятельном соединении” монофизитов, — ибо при “единстве природы” невозможно существование “противоположных” свойств, что предполагается “взаимностью”… … Понятие “ипостаси” лучше всего выражает единство индивидуальности (όλότης ύπоστατική), единство субъекта, единство Христа. И понятие “во-ипостасности” отчетливо определяет полноту реальности человеческого естества без всякого намека на его “самостоятельность”. Не Леонтий впервые воспользовался этим термином (Псевдо-Афанасий, Дидим, затем Евстафий монах), но у него впервые получает он всю свою выразительность и силу… Историческое значение и влиятельность Леонтия тем именно и определяется, что он сделал опыт синтетически раскрыть всю христологию из понятия “единой ипостаси”. Этим устранялась вся двусмысленность прежнего “восточного” диофизитизма, этим отстранялись насильственные конструкции севирианской доктрины…»[53]