Разумеется, в условиях чрезвычайно диверсифицированного производства ни один индивид не в состоянии овладеть всеми видами человеческой деятельности, такое понимание всестороннего развития утопично. Но вместе с тем основным содержанием жизнедеятельности каждого должно стать то, что определяет сущностное содержание человека «вообще»: «Речь идет о том, что каждый живой человек может и должен быть развит в отношении тех всеобщих («универсальных») способностей, которые делают его Человеком (а не химиком или токарем) <...> Всестороннее развитие личности предполагает создание для всех без исключения людей равно реальных условий развития своих способностей в любом направлении».[64] Профессиональная же кретинизация страшна не тем, что жизнь индивида замыкается в рамках узкой специальности, но в том, что сама адаптация к ней делает его неспособным к совершенствованию в других видах деятельности. Поэтому необходимость возвращения того, что по праву, более того, по самой природе принадлежит субъекту труда,— его собственных способностей — никуда не исчезает. Вот только простым перераспределением общественных богатств, «экспроприацией экспроприаторов», это не достигается, ибо их развитие достигается совершенно иными средствами. Кстати, конспект действительного решения этой проблемы дается самим же Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» еще за двадцать с лишним лет до появления из печати его главного труда.
Однако справедливость требует заметить и другое. Первый том «Капитала» появился в 1867 году, на переломе эпох. Ко времени его публикации «дикий» период первоначального накопления уходит в прошлое, рождается трудовое законодательство и возникает известная ответственность капитала перед наемным работником; постепенно сокращается рабочий день, претерпевают заметные изменения условия труда, наконец, растет благосостояние угнетаемых масс. В лучшую сторону меняется нравственный климат общества, и наемные работники получают, пусть и ограниченный материальными возможностями, доступ к культурным ценностям своего времени. Сам же труд запечатлевает на своих страницах предшествующую эпоху. Кстати, не в последнюю очередь потому, что Маркс живописал отнюдь не политическую «злобу дня», но творил своеобразный суд в истории. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многое в содержании «Капитала» — и в особенности вывод об абсолютном обнищании пролетариата — было обречено на противоречие с современной ему политической данностью.
На первый взгляд, последняя и в самом деле давала основания тому, чтобы усомниться в справедливости нового экономического учения. Но примем во внимание то непреложное обстоятельство, что все изменения социального климата буржуазной Европы происходили отнюдь не сами по себе, но являли собой завоевания непримиримой и весьма обильной жертвами классовой борьбы. А это значит, что не последнюю роль в социальных переменах играли и теоретические выводы самого Маркса, ибо именно он уже долгие годы был одним из ее идейных вождей.
Между тем любая социальная теория имеет одно парадоксальное свойство: ее заключения обладают способностью накладывать свой отпечаток на ход общественного развития. Ведь именно результаты анализа служат причиной корректирующих действительность и предупреждающих социальные взрывы реформ. Поэтому нередко случается так, что, став достоянием общественности, они вообще предотвращают какую-то тенденцию, вследствие чего реальный исход вступает в формальное противоречие с ними. Но это противоречие ни в коей мере не является их опровержением, скорее наоборот, подтверждает теорию. Несогласие с реальной действительностью, в которое и в самом деле вступали известные выводы Маркса, имело характер именно таких «опровержений».
Впрочем, будем справедливы: при известном несогласии со многими положениями экономического учения Маркса, перенесение вопроса из преимущественно количественного измерения экономики в качественную плоскость не только укрепляет, но и делает почти осязаемой безусловную истинность основных следствий, которые вытекают из логических построений «Капитала». Чисто количественный анализ требует огромного напряжения абстрагирующей мысли, наполнение же его предметным содержанием делает ключевые выводы и более точными, и более доступными для понимания. Ведь главное состоит в отчуждении от непосредственного производителя не отвлеченных количеств абстрактного труда, но прежде всего качественного содержания всей современной ему цивилизации; именно это выбрасывает пролетариат на обочину прогресса, именно это зовет его к борьбе. Поэтому тот факт, что возможность чисто «растительного» существования социальных низов только укрепляется с развитием производства, не меняет по большому счету ничего. Ведь даже там, где основные материальные потребности оказываются удовлетворенными в количественно полной мере, воспроизводство способности к труду, как было показано выше, в каждую историческую эпоху замыкается в рамках «вчерашнего» дня, существенно ограничивая, а то и перекрывая доступ к действительным достижениям цивилизации.
Словом, как бы ни относиться к Марксу, необходимость восстановления высшей исторической справедливости, радикальных реформ социального устройства никуда не исчезала даже с общим изменением социального климата и ростом материального благосостояния эксплуатируемых масс.
Итак, в отношении своего главного вывода теория Маркса оставалась справедливой даже с учетом всех перемен, происходивших в обществе. Но, разумеется, это не означало, что его вывод можно было абсолютизировать. Между тем многое в выдвигаемых против нее доводов порождалось именно тем, что его построения преподносились как непререкаемая истина в последней инстанции, как своеобразный Логос, в котором абсолютно все: и дух, и буква. Поэтому органическое неприятие его логики существовало по обе стороны идеологических баррикад. И если бы (на одной стороне) вера в абсолютную непогрешимость каждой буквы учения не поддерживалась всей мощью государственных институтов, не было бы ни априорной готовности к восприятию того, что способно его опорочить, ни стремительного забвения. О противоположном идеологическом лагере вообще умолчим.
Подчеркнем главное. Вследствие того, что прибавочный продукт существует не только в виде дополнительного объема товарной массы, но и (преимущественным образом) в форме качественно новых характеристик производимых вещей, полное отчуждение его от непосредственного производителя при всем желании невозможно. Известные плоды цивилизации и прогресса обязаны доставаться и ему, в противном случае само развитие общества оказывается немыслимым. И все же в основном Маркс безусловно прав, ибо пролетариату они достаются в значительно урезанном и выхолощенном виде.
Между тем концентрация анализа преимущественно на формализованном количественном аспекте производства прибавочной стоимости, давала весьма серьезные основания для критики, ставила под сомнение строгость ключевых выводов его теории. Поэтому в обращении к теоретическому наследию одного из величайших мыслителей в истории человечества качественная составляющая интегрального общественного производства не может быть игнорирована.
§ 18 Источник роста прибавочного продукта
Нельзя сказать, что содержательная, качественная сторона совершенно упускается из внимания Маркса.
Согласно теоретическим выкладкам, остающаяся после возмещения материальных затрат часть вновь создаваемой наемными работниками стоимости превышает стоимость производства и воспроизводства их способности к труду. Но чисто арифметическая разность величин, исчисленная на любой момент исторического развития, не во всех случаях может рассматриваться как прибавочная стоимость. Уже хотя бы потому, что таковой она становится только в условиях капиталистической формации; феодальное общество не знает этого понятия, исчезает она и при социализме.
Кроме того, прибавочную стоимость может образовывать только все возрастающая разность между вновь созданной стоимостью (остающейся за вычетом материальных затрат на предмет и средства труда) и стоимостью рабочей силы. Но так как она может быть произведена только за пределами необходимого рабочего времени, эта часть существует только там, где происходит постоянное сокращение его доли в общем балансе рабочего дня. Другими словами, при прочих неизменных условиях прибавочная стоимость образуется там и только там, где происходит либо непрерывное увеличение общей продолжительности рабочего дня, либо столь же непрерывное повышение интенсивности труда, либо то и другое вместе. Стоит только этому процессу остановиться, стоит доле необходимого времени застыть,— и специфика капиталистического производства растворится; несмотря на все свои машины и фабрики, оно станет ничем не отличимым от феодального.
Собственно, именно об этом (пусть в неявной форме) и говорит «Капитал».
Между тем не составляет труда показать, что в действительности такой путь извлечения прибавочной стоимости является исторически тупиковым, ведь и увеличение продолжительности рабочего дня, и повышение интенсивности труда, как уже было замечено выше, могут развиваться лишь до известной черты, а значит, только в ограниченном промежутке времени. Существуют естественные пределы, нарушение которых не только нежелательно, но и просто невозможно, ибо это влечет за собой вырождение совокупного работника, а с ним и неизбежное вырождение нации. Впрочем, еще задолго до самого Маркса древними рабовладельцами было усвоено, что такой путь перекрыт неодолимыми физиологическими запретами: ведь никакой, даже самый тренированный организм не в состоянии работать без перерыва двадцать четыре часа в сутки. Поэтому сверхкритическая нагрузка на работника не только не увеличивает доходность хозяйства, но, напротив, снижает ее. Между тем за выводами античных мыслителей[65] стояли не только абстрактно теоретические размышления, но и накопленный долгой чередой поколений практический опыт. Надо думать, что в части выжимания лишних доходов не менее богатым был и опыт феодального общества. Поэтому вряд ли капиталист мог бы измыслить здесь что-то новое. (Впрочем, и отрицать его таланты совсем не следует, ибо широкое распространение женского и детского труда является именно их порождением, но и вовлечение дополнительных масс работников способно дать только разовый эффект, приведенные же рассуждения оказываются применимыми и для них.)