Смекни!
smekni.com

Апология «капитала». Политическая экон омия творчества. (стр. 17 из 69)

Поэтому и относительные возможности гармонизации воспроизводственных процессов у тех социальных слоев, которые имеют доступ к особо престижным группам потребительных стоимостей, как правило, значительно выше, чем это предоставляется номинальным уровнем их фактического дохода. Ведь сюда необходимо добавить и тот — по существу безвозмездный — кредит, который предоставляется человеку всей национальной инфраструктурой воспроизводства. А это значит, что реальная зависимость между уровнем дохода и степенью оптимизации воспроизводственных процессов в конечном счете описывается не простой арифметической, но какой-то другой, не во всем понятной нам прогрессией.

Все это говорит о том, что любая вещь, рассматриваемая как предмет потребления, имеет как минимум три самостоятельных измерения:

— способность удовлетворять ту или иную потребность,

— способность вводить индивида в систему господствующих в его обществе отношений (включая всю систему этнических, социальных и культурных ценностей),

— наконец, способность играть роль знака-ключа к дополнительным ресурсам инфраструктуры потребления, дающим возможность интенсифицировать и гармонизировать социализацию индивида.

Именно эти особенности потребительной стоимости раскрывают собой природу социально классового распределения. Мы знаем, что классово антагонистическое общество характеризуется не только частной собственностью на средства производства, но и неравенством в распределении общественного продукта. Но мы знаем и другое: источником всех ключевых характеристик общества является производство, именно в нем зарождаются отличия, пронизывающие все другие сферы общественной жизни. Вся логика «Капитала» приводит к этому выводу. А следовательно, и особенности распределения должны формироваться именно в этом пункте единого экономического цикла.

Однако здесь мы сталкиваемся с трудностью, которая не обнаруживается при анализе стоимостного измерения общественного производства. Стоит же от исследования стоимости перейти к его физическому содержанию, т.е. к производству потребительной стоимости, как она становится очевидной. Если видеть в конечном продукте общественного производства аморфную массу качественно однородных вещей, мы ничего не поймем в логике его распределения. Никакое неравенство последнего окажется невозможным, ибо ни один человек (забудем на минуту об индивидуальных особенностях организма) не в состоянии потребить больше другого. Между тем при качественной неразличимости одноименных потребительных стоимостей неравенство распределения может реализоваться только в чисто количественных диспропорциях, когда одним достается больше, чем другим. Но принципиальная невозможность потребления большей массы потребительных стоимостей, чем это обусловлено органической потребностью, делает решительно невозможным таким образом понятое неравенство распределения.

Разумеется, количественные диспропорции имеют место, но здесь нужно принять во внимание одно важное соображение. Полуголодное существование одних и пресыщенность других на самом деле не объясняет ничего; неравенство хоть и проявляется в этом, но лишь отчасти. Подлинное же существо любого явления проявляется только в высшей фазе его развития («анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны»),[62] между тем с развитием капитализма положение, при котором эксплуатируемый класс получает недостаточно для своего нормального воспроизводства, отходит в прошлое. Классовая борьба, с одной стороны, закон стоимости, сформулированный еще представителями классической школы политэкономии А. Смитом и Д. Риккардо, согласно которому товары на рынке обмениваются в соответствии с количеством и качеством труда, вложенного в их производство,– с другой, делают свое дело, поэтому на общем фоне неразвитых и развивающихся стран современный капитализм трудно упрекнуть в неспособности оптимизировать воспроизводственные процессы. Но это не мешает ему оставаться классово разделенным, антагонистическим обществом, которое воспроизводит социальное неравенство во всех отправлениях своей жизни, включая и сферу потребления. А значит, существо неравенства в конечном счете состоит вовсе не в количественных диспропорциях. (К слову, и критика закона стоимости во многом обусловлена именно тем, что, прежде всего, он принимает во внимание количество труда, и не учитывает другие факторы.)

Остается только одно — изначальная качественная дифференциация потребительных стоимостей, которая может быть достигнута только в дифференциации их производства. Социально классовый характер распределения определяется тем, что разделенным оказывается само производство; уже здесь мы обнаруживаем качественное различие всех его элементов: характеристик предмета, особенностей используемых средств, наконец, самым главным — содержания труда. Словом, общественное производство в целом структурируется, в частности, и таким образом, что одни его подразделения оказываются «заточенными» под воспроизводство тех, кто относится к господствующим классам, другие — под воспроизводство социальных низов.

§ 16 Потребительная стоимость как фактор социального консерватизма

Оборотной стороной того обстоятельства, что известная доля прибавочного труда содержится в каждой потребительной стоимости, является (столь же объективная, сколь и потребность в созидании и восприятии нового) потребность социума в известной доле здорового консерватизма. Этот консерватизм, в свою очередь, необходим во всех сферах человеческой деятельности, в противном случае нарушается преемственность всякого развития, а значит и сама устойчивость общества оказывается под угрозой. Но точно так же, как чувство нового (и постоянная потребность в нем) формируются задолго до присоединения человека к тому или иному профессиональному цеху, задолго до вступления в самостоятельную жизнь происходит и формирование склонности к консерватизму. А значит, и здесь не последнюю роль играет сфера общения с искусственно создаваемым вещным миром, который окружает каждого человека с самого момента рождения и продолжает формироваться вокруг него всю жизнь.

Но если в первом случае социальные притязания и потребительские претензии квалификационной элиты могут быть удовлетворены только доступом к престижной товарной группе, аккумулирующей в себе максимально возможную «прибавочность» общественно необходимого труда, то объективные потребности не испытывающего склонности к инициативе, подверженного инертности социального слоя могут быть удовлетворены совершенно иной группой вещей,— а именно той, которая воплощает в себе морально устаревающие отправления общественного производства.

Если тяготение к одному полюсу социальной активности свойственно в большей мере квалификационной элите, которая формируется во всех сферах общественной жизни, то склонность к противоположному полюсу — по преимуществу низко квалифицированным контингентам рабочей силы. (Повторим лишь, что все это справедливо исключительно в статистическом плане.) Впрочем, здесь существует и обратная зависимость: как правило, именно потребность в инициативе и творчестве стимулирует рост квалификации — и наоборот: приверженность к инертности и иждивенчеству нейтрализует потребность в ее повышении. И если уровень социальных притязаний одних оказывается выше среднего, то уровень притязаний тяготеющей к социальной инертности части общего статистического массива,— как правило, ниже.

Таким образом, можно суммировать сказанное. Формально одноименные потребительные стоимости, которые призваны обеспечить «производство и воспроизводство» человека, могут аккумулировать в себе совершенно различные виды общественно необходимого труда. Одним из полюсов их всеобщего спектра предстают авангардные. То есть способные погружать своего потребителя в сферу значительно более высокой технической культуры, более совершенной эстетики, более выверенной антропометрии. Словом, виды труда, материализованные характеристики которого гармонизируют режим воспроизводства, в свою очередь, социальная знаковость последних способна акцентировать принадлежность индивида к известным ступеням общественной иерархии. Этой же знаковостью подчеркиваются и его притязания на соответствующую степень кредита со стороны всех институтов национальной инфраструктуры воспроизводства. Другим, противоположным, полюсом оказываются близкие к моральному устареванию вещи, субстанция которых, впрочем, вполне способна обеспечить физиологически нормальное воспроизводство индивида, но вместе с тем знакообразующие их формы замыкают его существование в мире вчерашнего дня и подчеркивают принадлежность человека к социальным «низам», если вообще не к изгоям. Весь же реальный мир искусственно создаваемых человеком вещей оказывается расположенным между этими крайним точками.

В конечном счете обеспечение гармонического развития всем слоям общества (от тех, которые воплощают в себе творческий его дух, до тех, где коренится столь же необходимый ему консерватизм) может быть достигнуто только там, где производительные силы достигают известного совершенства. Поэтому не случайно Маркс связывал становление общества, полностью свободного от любого социально классового расслоения в первую очередь именно с развитием производительных сил. Но такое состояние достижимо, наверное, лишь в далекой исторической перспективе. Там же, где национальная инфраструктура воспроизводства человека в состоянии обеспечить гармонизацию только для ограниченной части общества, действительное социальное равенство в принципе не реализуемо. И попытка претворить извечную мечту о всеобщем равенстве в России оказалась преждевременной именно потому, что уровень развития ее производительных сил оказался совершенно недостаточным для этого.