Три дня спустя, перед угрозой восстания и после призыва Петербургского Совета “сбросить оковы векового рабства”, когда забастовки распространились уже на государственные учреждения и даже на сенат, Николай II, видя, что сам Трепов советует ему пойти на уступки и что ему не удастся найти другого генерала, способного подавить мятеж, послушался, наконец, совета Витте и согласился с некоторыми пунктами его доклада.
Витте также убежал Николая II в том, что слово “конституция” не должно само по себе внушать ему страх. Царь уступил, выдвинув условие, чтобы все было обставлено торжественно. Он решил даровать манифестами 17 октября Думу и столь ожидаемые свободы.
Манифест о свободе - как его называли, содержал три обещания:
“1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную думу, привлечь теперь же к участию в Думе, по мере возможности, соответствующей кратности остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив затем дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа избранникам обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за законностью действий поставленных от нас властей”.
Манифест содержал немало требований, выдвинутых общественным мнением, и имел мало общего с принципами самодержавия. Но Николай II посчитал этот пункт вредным для народа и поспешил вычеркнуть его. В тексте манифеста не говорилось о самодержавии, но в нем также не упоминалась конституция.
“Народ победил, царь капитулировал, самодержавие выжило”, - отмечала газета “Таймс”.
Те самые либералы, которые принимали манифест и назывались отныне октябристами, не видели того, что, выиграв одно сражение, они проиграли другое, поскольку народные массы, по крайней мере, организованные рабочие, порывали с режимом и хотят отныне подготовить пути, ведущие к революции, и это уже не будет лишь политическим изменением вроде введения более или менее представительного собрания...
История России, таким образом, оказалась на повороте: до этого момента - при всем разделением общества оппозиция самодержавию, возглавляемая либеральной интеллигенцией и руководителями национальных движений, была единой. Теперь же народные массы и либералы разъединились. Их устремления оказались различными: первые стремились к социальной революции, вторые - к политическим преобразованиям.
Это осознавали два человека: лидер конституционно-демократической партии Милюков и основатель большевистской партии Ленин.
Милюков хотел, чтобы Дума получила самостоятельность. Ленин же считал, что вести переговоры с правительством больше не о чем. Словно кинофильм, который вдруг остановили, а потом пустили снова, Февральская революция 1917 года началась именно с той точки, на которой она застыла в октябре 1905 года: Дума, не обладавшая самостоятельностью, восстание в столице, создание Петроградского Совета рабочих депутатов и поиски руководителями Думы путей примирения между социальной революцией, которую они хотели предотвратить, и политическими преобразованиями, на которые был вынужден пойти Николай II.
В 1917 году царь отрекся от престола, но уже слишком поздно для тех, кто искал примирения. Правда, между 1905 и 1917 годами прошло 12 лет, на протяжении которых самодержавие смогло одержать верх, а русская армия во второй раз познала поражение.
После манифеста 17 октября Николай I расстался с Победоносцевым и последовал советам своего окружения, в первую очередь своей матери, поручил Витте образовать правительство.
Обстановка оставалась такой же сложной: в декабре 1905 года насчитывалось 400 000 забастовщиков - чуть меньше, чем в октябре. Желая прекратить беспорядки, царь отдал приказ московскому генерал-губернатору Солосубу “ответить террором на террор”. Этот приказ был выполнен, но с особой жестокостью: в балтийских губерниях, где крестьяне взбунтовались против немецких баронов.
Из-за этого длинного испытания, полиция арестовала 267 депутатов Петербургского Совета. В это же время было подавлено восстание в Москве. Жертв было много. И хотя Витте держался в стороне от этих действий, среди либералов он потерял уважение.
Крестьяне сожгли около 2 тысяч усадьб и распределили между собой жизненные средства. Они требовали, чтобы землю предоставляли тем, кто на ней работает и были враждебно настроены по отношению к дворянам, земельным собственникам, чиновничеству, “господам”, но не к царю.
Армия же, состоявшая из солдат-крестьян, в них стреляла, а в 1917 году солдаты уже стрелять не стали.
Восстания вспыхнули вскоре после манифеста 17 октября: солдаты увидели в нем призыв выступить со своими требованиями, которые были связаны с чрезмерно строгой дисциплиной и ее злоупотреблениями. Офицеры же, напротив, утверждали, что Манифест не касается военного порядка.
После обращения военного министра к солдатам с тем, что их положение улучшится бунты прекратились, в среде военных был установлен порядок, они снова повиновались приказам царя по старой поговорке: “Без царя земля - вдова, без царя народ - сирота”.
Однако в 1908 году стыд от унижений достиг наивысшей точки. В разгар заседания Совета министров представительством самого царя военный министр Редшер заявил, что армия совершенно не готова к войне. Даже оборонительной.
Николай II считал, что волнения кончатся как только он созовет Думу, по крайней мере, ему это “обещал Витте”. Но Николай II предпочел бы иметь Трепова, который бы подавил восстание.
Царь, как и его окружение, считал, что во всех бедах виноваты евреи (кто-то недавно у нас с трибуны об этом тоже говорил). Им приписывалось все, вплоть до трудностей с получением займов во Франции. Попы внушали детям с самого раннего возраста, что евреи убили Христа, совершив тем самым подлое преступление.
Власти стали относиться к евреям как к нарушителям спокойствия, особенно тогда, когда они принадлежали к революционным партиям. Ритуальные убийства, тайная деятельность, заговоры - за всем этим видели евреев.
Теоретик самодержавия Победоносцев излагал царю способ, которым, как он надеялся, будет решен еврейский вопрос: “Одна треть евреев эмигрирует, одна треть переменит веру и одна треть погибнет”.
23 декабря 1905 года Николай II присоединился к “Союзу русского народа”. Потерпев поражение, на выборах в первую Думу, союз выступил против политики Столыпина и получил официальную поддержку от царя на выборах 1907 года.
Царь рассчитывал сделать эти организации своей опорой. Вслед за манифестом возникла целая программа мер по обеспечению гражданских прав, решению аграрной проблемы, развитию образования и улучшению положения рабочих. Приверженцев манифеста называли, как уже отмечалось, октябристами. Однако энтузиазм их основывался на недоразумении.
Каждое положение манифеста глубоко ранило Николая II, который не желал установления конституционной монархии и был вынужден пойти на уступки только под давлением событий. Для него соблюдение традиций не означало застоя.
Однако часть либералов не приняла манифест. Этим либералам, так называемым “буржуазным” партиям противостояли социалистические партии - социал-демократическая и партия социалистов-революционеров.
Ободренный успешным подавлением восстания в Москве и роспуском Советов, воодушевленный появлением внезапно организовавшихся монархических сил, Николай II заверил “Союз русского народа” в том, что он намерен нести сам бремя власти... “скоро, скоро воссияет солнце правды над землей русской, и тогда все сомнения исчезнут.
Имперская Россия с гордостью и едва ли не с радостью вступила войну летом 1914 года как союзница Великобритании и Франции против Германии и Австро-Венгрии. Однако первая мировая война обернулась катастрофой для страны и династии Романовых.
К марту 1917 года, потеряв миллионы убитых, страна дрогнула. В столице, Петрограде, народ устроил голодные бунты, студенты присоединялись к бастующим рабочим, а вызванные для наведения порядка войска сами поднимали мятеж.
Царю Николаю II, спешно вызванному с фронта, где он лично командовал императорской армией, поставили ультиматум: отречение. Ради себя и своего болезненного 12 - летнего сына он отказался от трона, который его семья занимала с 1613 года, “отрекся как эскадрон сдал”, - заметил в последствии один из присутствующих офицеров.
Впрочем, в своем дневнике царь раскрыл свои подлинные чувства: “Кругом измена, трусость и обман!”
Временное правительство во главе с Александром Федоровичем Керенским немедленно поместило семью бывшего императора под домашний арест в Царском селе.
Вместе с Николаем, императрицей Александрой Федоровной и царевичем Алексеем, там были четыре дочери царя, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, старшей из которых было 22 года, а младшей - 16 лет.
Если не считать унижения вызванного почти постоянным наблюдением, Николай II и его семья практически не испытывали лишений в течении месяцев заключения в Царском селе.
Освободившись от бремени власти, бывший царь колол дрова, сажал огород, катал детей на лодке или гулял с ними по паркам, а по вечерам читал в слух всей семье.
Будучи слабым и податливым правителем, Николай Романов - так его теперь называли - всегда оставался преданным семьянином. И это, частично стало причиной его падения.
В России давно уже не было секретом, что Николаем управляла его жена. После рождения четырех дочерей появление Алексея стало для них счастьем. Однако радость вскоре сменилась для них отчаянием - ребенок страдал гемофилией; малейшая травма вызывала безостановочное кровотечение, и за мальчиком требовалось постоянное наблюдение. Казалось судьба никак не желает быть благосклонной к семье Романовых.