Экспериментатор также является информантом (как и любой другой носитель языка), оценивая не гипотезу(!), а высказывание с точки зрения его правильности/неправильности («так говорят» или «так не говорят»), и в таком случае он имеет безусловное право на интроспекцию. Сходным образом психолингвистический эксперимент опирается на ответы информанта, продуцируемые с опорой на своё (языковое) чувство, на интроспекцию. Л.В. Щер- ба в своё время, в сущности, привёл аргументы в пользу такого понимания интроспекции, отмечая, что «путём непосредственного самонаблюдения нельзя констатировать, например, “значений” условной формы глагола в русском языке. Однако, экспериментируя, т. е. <...> ставя исследуемую форму в разнообразные условия и наблюдая получающиеся при этом “смыслы”, можно сделать несомненные выводы об этих “значениях”. <...> При таком понимании дела отпадают <...> упрёки в “субъективности” получаемых подобным методом лингвистических данных. <...> С распространённой боязнью, что при таком методе будет исследоваться “индивидуальная речевая система”, а не языковая система, надо покончить раз навсегда. <...> Говорящий <...> говорит не для себя, а для окружения» [12: с. 33-34].
Однако не этот вид интроспекции вызывает сомнения у критиков — говоря о её ненадёжности, по-видимому, имеют в виду то, каким образом в семантике исследователь приходит к гипотезе. Здесь следует признать, что в принципе этап выдвижения гипотезы в любой области науки основан в известной степени на субъективных представлениях (которые и призван снять последующий эксперимент — и здесь лингвистика не одинока), только в семантике эти субъективные представления касаются также и предмета исследования — языка. Любое гипотетическое представление интроспективно, однако экспериментальная проверка вполне позволяет снять связанную с ней интроспективность. Более того, противопоставление интроспекции и бихевиористских методик не носит абсолютного характера — в семантическом эксперименте (в частности, в его отечественной традиции, представленной работами Ю.Д. Апресяна, О.Н. Селивёрстовой и многих других) удачно соединены оба вида интроспекции, а также и бихевиористские методики. Например, именно на основе анализа поведения языковой единицы формулируется, проверяется и далее уточняется в режиме нескольких итераций исходная гипотеза о значении языковой единицы. Таким образом, интроспекция составляет обязательный компонент научного исследования, однако нуждается в экспериментальной проверке.
Семантический эксперимент. Трудности в постановке семантического эксперимента (как и в целом лингвистического) обусловлены тем, что в качестве прибора выступает человек. Это не означает вместе с тем, что полученные данные субъективны; как отмечал ещё Л.В. Щерба, «два человека с одинаковым социальным прошлым <...> будучи поставлены в одинаковые условия деятельности и момента, возымеют одну и ту же мысль, <.> в языковой системе мы, очевидно, имеем <...> нечто единое и общеобязательное для всех членов данной общественной группы» [12: с. 26-27]. Ср. также его анализ того, «в каком отношении находится “психофизиологическая организация” владеющего данным языком индивида к этой выводимой лингвистами из языкового материала языковой системе. Очевидно, что она является её индивидуальным проявлением» [12: с. 27]. Иными словами, основой методики можно признать принцип рекурсивности, известный в лингвистике ещё со времён В. фон Гумбольдта, который отмечал, что «язык предполагает обращение к отличному от нас и понимающему нас существу» [1: с. 63-64].
Теоретическое обоснование семантического эксперимента. Во-первых, объективным основанием служит совпадение в принципе языковых кодов говорящих, что и делает возможным понимание между людьми, говорящими на одном языке (несовпадение языковых кодов говорящих возможно — чаще всего оно обусловлено возрастными и социальными факторами — ср. язык различных социумов, поколений). Во-вторых, употребление языковой единицы непроизвольно, оно подчиняется определённым законам, не зависящим от говорящего. По словам Л.В. Щербы, эксперимент и основан на «оценочном чувстве правильности или неправильности того или иного речевого высказывания, его возможности или абсолютной невозможности <.> чувство это <.> обосновано, являясь функцией языковой системы <...>, а потому и может служить для исследования этой последней» [12: с. 33]. Можно утверждать, что полученные результаты отражают в целом языковую систему — самым сильным аргументом в пользу этого служит то, что, пользуясь языковым кодом, говорящий и слушающий в норме понимают друг друга. В противном случае понимание было бы невозможно, и само существование языка теряло бы смысл, поскольку не выполняло бы своей основной функции — коммуникативной. Более того, возможное возражение о том, что «информант может наговорить всё что угодно», не имеет под собой оснований, поскольку от информанта требуется только оценить правильность или неправильность предложенной ему фразы, он должен всего лишь сказать «так говорят» или «так не говорят». Сходным образом утверждение о том, что при семантических исследованиях «информанты всё описали», а роль исследователя минимальна, также не имеет оснований: информант — это «прибор», работающий в системе количественных полаганий (часто практически в двоичной системе + / - ), в рамках заданной системы оценок (обычно от 1 до 4 / от 4 до 1). Даже если исследователь и получает комментарии информанта, который таким образом пытается вербализовать своё языковое чувство, эти комментарии находят объяснение после проведения исследования. Утверждать, что полученные от информанта оценки субъективны (= ненадёжны), заставляет наличие наблюдаемых расхождений в оценках информантов. Действительно, даже в идеально поставленном эксперименте (см. примеры разработки таких экспериментов в [5], а также психолингвистический эксперимент в [11]) оценки информантов (или в описываемом психолингвистическом эксперименте — создаваемые информантами классификации) могут несколько различаться в силу действия субъективных факторов. Это происходит потому, что говорящий руководствуется, с одной стороны, своим языковым чутьём (в значительной степени совпадающим с чутьём других носителей языка), а с другой стороны, на его ответ может повлиять обстановка эксперимента, его самочувствие и прочие субъективные факторы. Они являются одной из причин, вызывающих недоверие к результатам эксперимента, и представляют объективную трудность в его проведении.
Трудности в постановке эксперимента. Даже при условии, что эксперимент тщательно разработан и соблюдены все требования к его постановке, в результатах опроса неизбежно возникают расхождения между оценками информантов. Эти расхождения могут быть значимыми, а могут быть обусловлены случайными факторами. Значимые могут быть связаны с некорректностью/погрешностью в постановке эксперимента [5], вызваны несовпадением языковых кодов говорящих, а также возможностью различного осмысления самой денотативной ситуации.
Они поддаются коррекции на стадии разработки эксперимента. Расхождения же в оценках, обусловленные случайными факторами, могут быть вызваны психологическими факторами — влияние окружающей обстановки (информант отвлекается), усталость, иногда несерьёзное отношение к эксперименту, влияние соседа; субъективностью восприятия самой шкалы оценок (при выборе шкалы оценок необходимо учитывать национально-культурную специфику системы оценки) [8: с. 9]. Таких случайных расхождений невозможно избежать, однако существуют математико-статистические методы, позволяющие отделить фактор случайности от оценки, детерминированной структурой языка, — например, метод экспертных оценок.
Можно также диагностировать информанта с точки зрения его компетентности (коэффициент компетентности), которая измеряется по степени согласованности его оценок с групповой оценкой высказываний. При достаточном коэффициенте компетентности информанта он рассматривается как надёжный и с ним можно работать дальше [9: с. 84-89]. Не менее важной представляется величина степени согласованности мнений информантов, или дисперсионный коэффициент конкор- дации, который показывает, есть согласованность между оценками различных информантов или отсутствует. При значении коэффициента больше нормативного результаты опроса считаются валидными, группа информантов — достоверной. Однако главное следствие такого результата состоит в том, что лингвистический эксперимент приходится признать успешным, экспериментальные процедуры — полностью соответствующими принятым требованиям к постановке эксперимента, а результаты эксперимента — валидными [9: с. 87-92].
Таким образом, получаемые от информантов цифровые данные (оценки) объективны относительно языковой системы: оценивая высказывания, информант руководствуется не зависимыми от него законами языка; результаты экспертного оценивания могут подвергаться обработке при помощи математико-статистического аппарата; в результате можно получить математическое выражение степени согласованности мнений информантов и, как следствие, достоверности данных ими оценок; высокая степень согласованности оценок, в свою очередь, свидетельствует о надёжности группы информантов и возможности работы с данной группой в дальнейшем.
Список литературы
Гумбольдт В. фон Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт. - М.: Прогресс, 1984. - 396 с.
КибрикА.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания (универсальное, типовое и специфическое в языке) / А.Е. Кибрик. - М.: URSS, 2001. - 332 с.
Лич Дж.Н. К теории и практике семантического эксперимента / Дж.Н. Лич // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 14. - М.: Прогресс, 1983. - С. 108-132.
Маслова В.А. Ассоциативный эксперимент как один из методов исследования лексической антонимии / В.А. Маслова // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. - Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1981. - С. 60-68.