Кашникова И.Г.
Этноязыковое сознание поэтов Белгородчины, хотя и базируется на общерусских концептах языкового сознания, характеризуется специфическим представлением знаний о пространственно-временном континууме, что отражается в своеобразной коммуникативнопрагматической архитектонике их поэтического дискурса. Только познав закономерности структурирования знаний этноязыковым сознанием, можно с определенной долей достоверности реконструировать изначальную смысловую модель мира, породившую ту или иную языковую форму для ее косвенно-производного обозначения. Ср.:
Там деревня варежкой, У реки лежит.
Знай, там месяц-батюшка Нас благословит! (А. Форов).
В данном контексте сравнения деревня варежкой не только выражает прямое восприятие месторасположения деревни (в виде рукавицы), но и в общем контексте создает некий гештальт – завершенный фрагмент этноязыкового видения родной деревни.
В этноязыковых стереотипах речевого мышления поэтов Белгородчины, выработанных предшествующими поколениями, запечатлен опыт осмысления окружающего мира и народная культура. В результате самобытного этнического развития и творчества складываются характерологические черты южнорусского этноса. Сюда относятся народные поверья и приметы, которые также нашли свое отражение в сравнениях белгородских поэтов:
Калина красная стоит Одна среди берез.
Калина красная горит, Как небо – на мороз! (А. Форов).
Согласно народной примете красное небо – к морозу. Причем поэт отмечает, что красная калина тоже предвещает мороз.
Весьма характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины группа сравнений, характеризующая природно-географическую среду:
Коронованный милостью Божьей [август], Лучезарен, прекрасен, богат, 136 Весь пропахший цветами и рожью, В русский лес он пришел, как в Сенат. (И. Чернухин).
В сознании поэта, наблюдаемая природа ассоциируется с общественной жизнью. Так, в поэтическом сознании И. Чернухина, несмотря на изображение обычного для нашего края лесного пейзажа, наступление конца лета (август – лучезарен, прекрасен, богат) напоминает великолепие и торжественность Сената (высшего административного учреждения в царской России).
Человек, наблюдая природу, тесно взаимодействует с ней. Весьма характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины группа сравнений, характеризующая необозримые просторы белгородских полей, красоту лугов и лесов:
Окрест поля, луга, леса – Природы нашей чудеса.
Все это не прекрасный край, А лучший, мой родимый край.
(К. Комаров);
А вокруг тебя рощи, поля, Как раскинутые объятья, И луга, как платье земли, И Потудань – пояс от платья.
(Н. Симакова).
Перед нами до боли знакомая природно-географическая среда Белгородчины, характерный для Черноземья пейзаж, который словно оживает в индивидуально-авторских сравнениях цветов. Так, С. Метличенко, несмотря на обычный для нашего края «портрет», сравнивает ромашковые степи с ковром, со сказочными эльфами и гномами:
А ромашки, белые ромашки Как ковром застилают поля, Словно эльфы и гномы из сказки Посетили родные края. (С. Метличенко).
С помощью этих сравнений в сознании возникает не только реальная картина белгородской природы, но и трогательное ее восприятие: поэты обычно описывают её не прямо номинативными единицами русского языка, а средствами непрямой номинации.
Также характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины тематическая группа сравнений, характеризующая почву, чаще всего чернозем:
Видно, прелых трав немало Растопил теплом Ты, лоснящийся как сало, Мощный чернозем.
(В. Федоров);
Плуг идет по всей России, Пласт на пласт кладет.
Да, в тебе такая сила:
Прут воткни – цветет!
(В Федоров).
Жизненный опыт и наблюдения позволяют выделить наиболее характерные признаки животных, растений, явлений природы, предметов и соотнести их с поведением людей или признаками предметов, создать образные сравнения. Так, в текстах белгородских поэтов наблюдается сравнение концепта «жизнь» с природными явлениями – рекой, небом, каменный острог, напоминающими о временном и пространственном 137 континууме жизни:
Все несет меня стремнина – Жизнь – как горная река.
Бьет о камни очень сильно, Весь почти что в синяках.
(Н. Молчан);
Лети ко мне отважной птицей.
Разбей окно, смешай листы – Пусть жизнь, как небо, озарится Рассветным пламенем мечты.
(Ж. Бондаренко).
Этнокультурное видение мира проявляется или в национально окрашенных образных сравнениях, или сравнениях, связанных с определенными событиями в истории этноса:
Меловые остроги, метровая толщь чернозема...
Эту землю в войну поездами, пластами – в Deutchland, Здесь, на гребне войны, что ни пядь – похоронная зона, Что ни прядь – седина, что ни знак – черной свастики бант.
(В.К. Харченко).
Здесь скрытые сравнения рассказывают о событиях, связанных с Великой Отечественной войной, когда немцы целыми железнодорожными составами вывозили наш чернозем в Германию. Несколько скрытых сравнений в лаконичной форме раскрывают трагедийность тех дней. Ср.: здесь, на гребне войны (вспомним, Прохоровское поле, ставшее символом героизма наших солдат в военных сражениях), пядь – похоронная зона (каждая, самая малая часть земли напоминает братскую могилу). На паранонимическом фоне (пядь – прядь): сравнение знак – черной свастики бант (в дискурсивном сознании поэта любой знаковый предмет ассоциируется с черной свастикой).
Отличительной чертой культуры словесного творчества поэтов Белгородчины является их искренняя любовь к истории родного города и края:
Еще есть порох – духом мы не слабы.
Еще посмотрим, кто кого сильней!
У нас еще не разучились бабы, Как в старину, рожать богатырей. (К. Мамонтов).
Небезынтересно отметить, что выделенное здесь сравнение употребляется К. Мамонтовым в контексте целой обоймы образных устойчивых структур: фразеологизмов есть еще порох в пороховницах, сильные духом, фразеосхемы еще посмотрим, кто кого (сильней / умнее / быстрее и т.д.), что значительно усиливает колорит древнерусской старины. Из обзора сходств и различий тех тематических сфер, детализация знаний о которых достигается с помощью сравнений, мы видим, что это жизненно важные и наиболее интересующие сферы – прежде всего сам человек с его психологией, с его поведением и деятельностью.
Сравнения наглядно представляют характер мироощущения и мировосприятия поэта как носителя той или иной лингвокультуры: Ср.:
1) Я мало жил, Но много пережил.
Я так любил, 138 Что сердце раскололось. (В. Буханов);
2) Я встречаю их с восторгом, Я, как празднику, им рад (М. Тверитинов).
Через такого рода сравнения не только определяется сходство или подобие сопоставляемых сущностей, но и выражается эмоциональнооценочное отношение к предмету сравнения.
Сравнительные структуры служат средством культурно-дискурсивной интерпретации объектов поэтического восприятия действительности, что выражается в особенностях категоризации и концептуализации окружающего мира.
Категоризация – это базовое понятие когнитивной лингвистики, которое «раскрывает общие принципы познавательного процесса и формирование знаний – того, как мы познаем окружающий мир и в какой форме и каким образом мы сохраняем полученные знания, в том числе с помощью языка» [2, c. 66]. Сталкиваясь с новым объектом или явлением в реальном мире, поэт соотносит его со своими знаниями и находит ему место среди уже имеющихся представлений о категориях объектов.
Принадлежность объекта к той или иной категории определяется его сходством с прототипом. Ср.:
К нему стада соседней фермы Идут в жару на водопой, И мальчуганы, словно нерпы, Ныряют в омут головой. (Г. Ходырева).
В стихотворении Г. Ходыревой в сравнительном обороте мальчуганы, словно нерпы обнаруживается наличие общего признака между субъектом (мальчуганы) и объектом сравнения (нерпы): ныряют в омут головой. Наблюдая такую картину, поэт соотносит конкретное действие к определенной категорией путем сравнения (мальчишки ныряют, как нерпы). Таким образом, познавая и наблюдая окружающий мир, поэт автоматически животных, людей, физические объекты и абстрактные понятия поводит по определенные категории.
И категоризация, и концептуализация представляют собой разновидности классификационной деятельности, но различаются по своей цели. Процесс категоризации направлен на объединение сходных или тождественных единиц в более крупные разряды и категории, а процесс концептуализации – на выделение минимальных содержательных единиц человеческого опыта, структур знания.
Воспринимая объекты окружающего мира, поэты используют разные способы выражения полученного образа, выделяют в нем разные признаки, своеобразно членят образ и кодируют полученные смыслы в значениях языковых знаков, т.е. концептуализируют осмысленные предметы культуры.
Ср.: концепт «любовь» у двух поэтов:
А любовь, как в природе вода, Часто жажду людей утоляет.
Грех признавших Всевышний всегда, 139 Словно ангелов падших, прощает. (Н. Молчан).
Здесь любовь – естественное для человека чувство (как в природе вода). По-иному это чувство концептуализируется в стихотворении Л. Брагиной, где содержательной доминантой концепта любовь выступает «глуповатое» состояние. Ср.:
Любовь ... – глупая привычка (Л. Брагина) / как глупая привычка. Различия в способах концептуализации действительности объясняются разной интенциональностью даже одного и того же опыта, в силу которой поэты по-разному воспринимают и оценивают одни и те же явления. В связи с неоднозначной интерпретацией сущности рассматриваемого явления отметим, что, в нашем понимании, интенциональность – свойство этноязыкового сознания поэта сравнивать, сначала направляя рефлексию на результаты эмпирического познания (опыт), затем — на душу познающего субъекта (носителя этого опыта).