Но слово может иметь смысл, требующий исключительно богатого и детального описания, не сводимого к элементарной модели. В этом случае различается центральное значение и периферия (М. Бирвиш, Ф. Кифер, Ч. Дж. Филлмор), не связанная со структурой как таковой. С точки зрения принципа минимального толкования периферию нельзя включить в словарь. Подобное "редукционистское" (Ю. Д. Апресян) описание языковых значений ведет в тому, что толкование приобретает статус определения формального объекта, каким смысл слова не является. Единицы семантического языка не предназначены отразить неопределенность слова, напротив, они имеют прямо противоположную цель. Такие жесткие дискретные толкования разрушают восприятие носителем языка общности слова.
Словари, созданные на основе структурации значения с помощью семантического метаязыка, предназначаются для лингвистов, тогда как традиционные толковые словари, на что указывал еще Л. В. Щерба, в первую очередь предназначаются для носителей данного языка 12 . Ср. по этому поводу замечание А. Рея и С.Делесаля о том, что объектом толкового словаря могут выступать две разные реальности, что влечет за собой два возможных типа описания. "Не следует смешивать лексический компонент лингвистической модели, то есть элемент системы, которую можно описать с помощью строгих правил (морфологических и морфо-семантических), и лексику в употреблении – объект социальный, исторический и культурный" 13 .
Структурные определения значений хорошо представляют соотношение в паре "лексикография и система языка", так как они фиксируют набор семантических признаков как некий инвариант – идеализированную когнитивную модель. Но такие определения совершенно непригодны для решения проблемы "словарь и человек". Ю. Н. Караулов подчеркивает, что "семантические компоненты, их набор и толкование не должны переходить грань восприятия среднего носителя языка, так как в противном случае утрачивается сама цель данного описания, ориентированного прежде всего на человека – носителя языка и пользователя языком" 14 .
Поэтому семантизация значения в границах структурного подхода не может удовлетворить современную лингвистику, в том числе лексикологию, семасиологию и теорию лексикографии, которые сменили свои научные приоритеты, выдвинув на первый план человека и провозгласив актуальность антропологического (антропоцентрического) подхода (Ю. Н. Караулов, Г. В. Колшанский, В. И. Постовалова, В. В. Морковкин и др.). Дифференциальный подход сыграл большую положительную роль в развитии семасиологии, поскольку позволил выявить семантические элементы значения. Тем не менее указанный подход обнаружил свою ограниченность на современном этапе развития семасиологии, когда произошла смена научной парадигмы и на первый план выдвинулись коммуникативные задачи. Дело в том, что, несмотря на внутреннюю системность и упорядоченность, структурная лингвистика имела слабую связь с реальностью и практической речевой деятельностью. Назначение этих теоретических конструкций приобретало самодовлеющий характер, поэтому вполне закономерен поворот к изучению реальных условий функционирования языка, произошедший в 60–70-х годах. Обращение к реально функционирующему значению было органическим развитием отражательной концепции, которая предопределила изучение семантики слова по двум линиям: аналитической и функциональной. Впервые на необходимость исследовать значение в двух направлениях – аналитическом и операционном – указал Ст. Ульман. Различие между этими направлениями заключается в том, что при аналитическом подходе значение раскладывается на "конечные составляющие" – дифференциальная семасиология, в то время как операционная (функциональная) линия предполагает изучение значения в действии, в процессе его использования 15 . И в этом случае объяснительной силы дифференциальной семасиологии оказалось недостаточно, так как действующее значение проявило себя значительно полнее и богаче, чем набор выделенных в нем дифференциальных признаков.
В рамках дифференциальной семасиологии некоторыми лингвистами высказывались мнения о необходимости выделения в лексическом значении сем, обозначающих побочные характеристики объекта и не находящих места в дифференциальной модели значения. Это ассоциативные признаки (Д. Н. Шмелев), или потенциальные семы (В. Г. Гак, Э.В. Кузнецова). "Наряду с дифференциальными и интегральными должны быть выделены ассоциативные, или репрезентативные, признаки, связанные с представлением о самом обозначаемом предмете или явлении" 16 . Потенциальные семантические компоненты значения (в другой терминологии – факультативные семы, семантическая аура, обертоны смысла) отражают реальные свойства данного предмета или же свойства, приписываемые ему в данном языковом коллективе.
Пермские исследователи 17 предложили социолингвистическое описание семантики слова, при котором "учитывается социальная обусловленность значения слов данного конкретного языка"; "социолингвистический подход к изучению семантики слова позволяет говорить о более богатом внутреннем содержании слова, чем оно обычно описывается в лексикологии. Здесь – как о компонентах содержательной структуры слова – можно говорить о бытовом понятии, наглядно-чувственном образе, эмоциональной и экспрессивной окрашенности, эмоциональном ореоле, вызываемых словом картинах- ассоциациях" 18 .
По-настоящему адекватной для коммуникативных исследований явилась интегральная концепция значения (М. В. Никитин, И. А. Стернин, Д. Болинджер). Термин интегральный вновь наделяется смыслом, приписанным ему Д. Н. Шмелевым. Интегральная концепция значения – это "всеохватывающая" концепция, это расширительный подход к значению. С точки зрения интегрального подхода семантика слова обладает значительной избыточностью, т.е. охватывает широкий круг более или менее существенных признаков, проявляющихся у предмета в разных ситуациях. Эти признаки не важны для противопоставления значений, они структурно не значимы, но в значительной степени релевантны для коммуникации, поскольку именно они во множестве случаев регулируют правильность употребления слова. Как пишет Г. Н. Скляревская, при интегральном понимании лексическое значение предстает как бесконечно сложная структура, включающая в себя "не только понятийное содержание, но и весь запас лингвистических и экстралингвистических сведений, ассоциаций, смутных, как будто бы априорных представлений и всех "добавочных смыслов", называемых коннотациями" 19 .
Вследствие такой посылки И. А. Стернин приходит к выводу о нелимитируемости значения слова, о невозможности четко определить его границы и исчерпывающе исчислить образующие его семантические компоненты, объясняя этот феномен рядом причин: нечеткой дифференциацией многих объектов внешнего мира, постоянным изменением самой отражаемой в значении действительности, углублением понятия о предметах и выявлением новых сторон, новых взаимоотношений понятий, приблизительностью самого отражения действительности в сознании человека, различиями в познании одного и того же предмета разными людьми 20 . Другими словами, если мы выделили, например, в слове мужчина семы ‘человек’, ‘взрослый’, ‘мужской пол’, мы не вправе считать, что описали его значение. Мы выделили только семантическое ядро, понятийные компоненты, но это семантическое ядро окружено множеством других семантических признаков: ‘мужество’, ‘деловитость’, ‘сила’ и др., не менее существенных для носителя языка.
Из признания нелимитируемости значения логически следует вывод, что лексическое значение шире наивного понятия, так как практически каждое слово окружено множеством ассоциаций, устойчивых, общенациональных и случайных, индивидуальных. Подобные различия между значением и понятием отмечал В. А. Звегинцев: "Это различные явления, и они обладают различными качествами, важнейшее из которых заключается в том, что значения есть национальные категории, а понятия – вненациональные" 21 .
Л. А. Грузберг, например, перечисляет признаки слова вечер, выявленные в результате опроса информантов. В содержание слова, пишет она, входят "природные" признаки, соотносимые с признаками понятия: ‘заход солнца’, ‘наступление темноты’, ‘появление первых звезд’ и пр., а также "человеческие" признаки типа ‘время активного отдыха’, ‘ты наконец-то в кругу семьи’, ‘можно посмотреть телевизор’, ‘когда я могу взять в руки книгу’, ‘время свиданий’ и под. 22 , которые составляют непонятийный компонент, создают лексический фон, но, по мнению сторонников интегрального подхода, являются составными признаками семемы.
Приоритет в разграничении понятийного и непонятийного компонентов семемы принадлежит Е. М. Верещагину и В. Г. Костомарову, которые со всей определенностью заявили, что "семантика слова лексическим понятием не исчерпывается" 23 . Авторы развивают континическую, или рационалистическую, теорию языка. Суть концепции сводится к наделению слова кумулятивной функцией, вследствие которой слово способно накапливать и заключать в себе разнообразную информацию, не связанную только с отраженным в нем понятием. Поэтому в значении выделяются понятийные семантические доли (СД) и непонятийные СД, или лексический фон. "Лексический фон – это те (взятые вместе) непонятийные СД, которые входят в семему, но не участвуют в опосредованной языком классифицирующей деятельности человека" 24 . Однако авторы сами признают неудачность подобного определения, где одно неизвестное (лексический фон) определяется через другое (непонятийные семантические доли). Из этого определения остается неясным, какая часть семантики слова представляет понятие, а какая – непонятийный компонент. В то же время авторы говорят о возможности объективировать лексический фон, причем разными способами, среди которых главное место, по мнению исследователей, принадлежит работе с информантами (опрос и эксперимент) и изучению лексикографических источников. Но в толковых словарях информацию, относящуюся к лексическому фону, можно извлечь, считают ученые, из иллюстративной части и из показа сочетаемости заголовочного слова, тогда как собственно толковательная часть отражает лишь лексическое понятие.