Идея неотделимости ума только как ментальной категории от чувства подтверждается и многочисленными контекстами, приведенными И. И. Срезневским, в которых представлены выражения Сын мой дочь вашу возлюбил умом ; Душа сидит в голове и ум имеет, как светлое око, в себе; Целым своим умом пишу грамоту душевную ; Душа , молитвенной сладости лишаемая, к расслаблению и умертвию умному (т. е. умерщвлению ума) приближается… и др. (см. словарную статью умъ в «Материалах» И. И. Срезневского). Понятия ум, разум, дух, душа, сердце имели общий компонент значения ‘духовность’. Для человека средневекового периода категории интеллектуального, эмоционального и этического не осознавались как отдельные, самостоятельные, сливаясь в одно глубокое религиозное чувство. Человек древнерусского периода и сердцем, и душой, и умом стремился постигать Бога.
Более широкая значимость слова-концепта «ум», которое, в отличие от данных современного русского языка, вступает с семантикой слов душа, дух, сердце, чувство то в синонимичные отношения, то в отношения включения и т. д., объясняется и стремлением человека к полисемантичности языкового знака. Так, А. Я. Гуревич отмечает, что «все важнейшие термины его [Средневековья] культуры многозначны и в разных контекстах получают свой особый смысл. …Умение дать “многосмысленное толкование” одного и того же текста — неотъемлемое качество интеллектуала Средних веков» [Гуревич, 1984, 12 ]. «…Собственно говоря, — продолжает рассуждение исследователь, — есть только один язык, одна всеобъемлющая знаковая система, всякий раз особым образом расшифровываемая в зависимости от той сферы человеческой деятельности, к которой она применяется. Не связано ли с этим универсальное господство латыни в средневековой Европе?» [Там же]. И старославянского языка в статусе официального — в России, дополним мысль исследователя. Вероятно, именно стремление к полисемантичности языкового знака обусловливает обилие слов в литературном языке, образованных способом сложения с корневым элементом ум , ср.: великоумие, высокоумный, готовоумие, двуумие, детскоумный, доблеумный, доброумный, единоумие, жидовцеумец, злоумие, крепкоумный, малоумный, мужеумный, небоумный, нищетоумие, слабоумный, скудноумный, умовредный, умодвижение, умодельник, умодивный, худоумный, целоумный и мн. др. Это позволяет обеспечить корневой морфеме - ум- максимальную значимость, позволяет актуализировать разные компоненты или оттенки значения слова.
Ум не мыслится человеком средневековой Руси без Бога-Творца. С одной стороны, ум дается человеку Богом (ср.: …Тогда открылся им ум, чтобы они разумели Писание…; Ум свой имел от Бога… ), с другой стороны, только постигающий Бога человек (а в этом ему помогает ум — как светлое око ) считается умным, ср.: Будь понижен главою, высок умом, очи имея в земле , умнея в небесах (т. е. речь о смирении, покорности, отсутствии гордыни, высокомерия для обретения высшей милости). В языке того времени активно использовались, судя по «Материалам» И. И. Срезневского, и слова нєбоумньныи , т. е. ‘возвышенный, небесный, Божественный’, ср.: Небоумного разума Исайя носит образ… (см. статью нєбоумньныи в «Материалах» И. И. Срезневского), богомудрыи , т. е. ‘мудрый, как Бог’, и др.
Исследователь А. Я. Гуревич подчеркивает, что некий «перводвигатель, высший разум, Бог, Творец, как бы эту сверхприродную силу ни называть… был… постулатом, настоятельнейшей потребностью всего видения мира и нравственного сознания» средневекового человека, без Бога «он был неспособен объяснить мир и ориентироваться в нем. То была — для людей Средневековья — высшая истина, вокруг которой группировались все их представления и идеи, истина, с которой были соотнесены их культурные и общественные ценности, конечный регулятивный принцип всей картины мира эпохи» [Гуревич, 1984, 6 ].
Все важные для средневекового человека категории мыслятся им сквозь призму религиозной нравственности. Так и ум может быть основой нравственности: ум может нести добро или зло, быть добрым или злым, быть достоянием Бога или Сатаны, беса, что также реализуется в языке с помощью экспрессивно окрашенных лексических элементов сложных слов, ср.: доброумиє , доблєумьныи (от умьныи и доблєваниє , т. е. доблесть) — с одной стороны, и зълоумиє (то же, что греч . δυσβουλία — дурное решение или дурной совет, неблагоразумие), высокоумиє — ‘гордость, заносчивость’; умоврѣдьныи — ‘вредоносный’, т. е. ‘несущий вред уму’ (ср.: Кроплением честной твоей крови скверная, умовредная вода, бесом приносимая, остановилась ), суєумьныи — ‘лжемудрый’, суємудрьныи — ‘лжеумствующий, лжемудрый’, с другой стороны. При этом уму, который осмысляется как часть души человека, отводится важнейшая роль: он отвечает за нравственный выбор человека в пользу Божьей истины, ср. контексты в «Материалах» И. И. Срезневского: Человек умом ложь от истины отсекает; …Умом пишу грамоту душевную. В народно-разговорной речи, точнее, в русских паремиях также встречаются выражения, в которых ум или разум (голова — ‘вместилище ума’) предстает как «повелитель», ум руководит всей деятельностью человека, ср.: Свой ум — царь в голове; Хвост голове не указка; Голова всему начало; Ни небо, ни земля, видением бела, трое по ней ходят, одного водят, два соглядают, один повелевает (загадка о письме: бумага, пальцы, перо, глаза, ум); и др. [Даль].
Лексическое значение ‘способность мыслить, познавать, разум’ занимает вторую позицию в «Материалах» И. И. Срезневского, однако во многих контекстах сам процесс познания трактуется не столько как интеллектуальная процедура получения нового знания, как это представляется современному человеку, сколько как постижение Бога, постижение миропорядка, устроенного Богом, ср. контексты: Тогда отверзся им ум, чтобы они понимали Писание; Взглянув в небо умными очами, вздохнув из глубины сердца, произнес речь псаломскую (см. дефиниции умъ , умьныи ), см. также лексемы богоразумиє и богоразумєниє (лат. cognition Dei ), т. е. познание Бога. Даже слово философ имеет значение не просто ‘ученый муж’, но именно ‘богослов’.
Однако это не означает, что в древнерусских текстах не используется понятие «ум» как собственно интеллектуальная категория. Концептуальный смысл ‘знание, ученость, приобретенные в результате образования, постижения наук’ также оказывается актуальным. Так, в «Материалах» И. И. Срезневского слово-концепт умъ оказывается эквивалентным греческому ’ επιστήμης (ср.: «’ επιστήμης — знание, умение, наука» [Вейсман]) и латинскому sapientia (ср.: «sapientia — 1) благоразумие, рассудительность, ум; 2) мудрость, знание; 3) философия» [Дворецкий]).
Интересно, что семантический компонент ‘знание’, как это видно в «Материалах» И. И. Срезневского, этимологически объединяет лексемы ум и уметь . «Умение» становится одним из значений (а именно пятым по очередности в «Материалах» И. И. Срезневского) слова умъ ; собственное значение слова умэти также связано с пониманием, знанием, ср.: « умѣти — 1. понимать, 2. знать; умэние — 1) понимание, разумение; 2) разум…; умѣтєльство — знание; нєумѣниє — незнание, неопытность; неумэтель — несведущий, неопытный; нєдоумѣти , нєдоумѣю — 1) не постигать, не понимать; 2) не знать, не уметь»). У слова умэтель первым фиксируется значение ‘знающий, опытный человек’, вторую позицию занимает значение ‘мастер’, третью — ‘ученый’. Лишь у слова умодэльникъ в первую очередь актуализируется компонент значения практического действия, производимого руками, ср. дефиницию и контекст: « умодѣльник — мастер, художник: …Дело рук умодельника… »).
В «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера также устанавливается этимологическая связь лексем ум и уметь , ср.: «уметь, умею, укр . умíти, умíю, болг . умея ‘умею, могу’, сербохорв . ỳмјети ‘знать, уметь’, словен . umé.ti, чеш . umĕti, umím ‘уметь, знать’, слвц . umeќ, польск . umieć, в.-луж. wumĕć, н.-луж. humĕš. || Праслав. *um ĕ ti связано с ум» [Фасмер]. В поздние времена эта связь утратится, под умением будут понимать лишь наличие навыка, опыта в чем-либо, обученность какому-либо делу, чаще производимому руками; ср. данные словаря С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой: « Умение — 1. См . уметь. 2. Навык в каком-нибудь деле, опыт; умелый — обладающий умением, обнаруживающий умение, искусный ( Умелые руки ); умелец — умелый и искусный работник, человек с умелыми руками» [Ожегов, Шведова]. Таким образом, в древнерусский период умение в первую очередь предполагает интеллектуальную, когнитивную процедуру понимания, приобретения знания (‘сначала понимаю, как сделано, устроено’) и только потом — умение как практический навык, опыт. Сама категория ума, тем не менее, в древнерусский период была также связана с наличием опыта, отсутствие ума — с отсутствием опыта в чем-либо (ср.: съмысльньноумныи — благоразумный, опытный, нєумѣниє — незнание, неопытность; нєумѣтєль — несведущий, неопытный.
Частотным является и компонент значения ‘признак меры, степени, объема ума’. Однако этот компонент реализует не столько концептуальный смысл качества интеллекта как мыслительной и, главное, генерирующей способности ума человека, сколько нравственную идею (ср.: « вєликоумиє , вєликоумити , то же, что греч. μεγαλοφρονειν — имеющий возвышенный образ мыслей, великий духом, мужественный») или идею умственного здоровья, т. е. здравомыслия, разумности, рассудительности (ср.: « малоумъ , малоумьство , то же что лат. Amentia — безумие, отсутствие ума; скудоумьство — скудоумие, безрассудство; скудьноумьныи — неумный, неразумный; нищєтоумиє — слабость ума, неразумие»).