С.М. Нарожняя
Белгородский государственный университет
В статье изложены результаты изучения ряда произведений древнерусской и старорусской публицистики (XII-XVI вв.), позволившие определить наличие общих проблем, тем, образов. Установлено, что отражение ключевых тем и образов древнерусской публицистики меняется в соответствии с изменениями исторической ситуации. Показано, что выявленный проблемно-тематический спектр обеспечивает преемственность русской публицистики «раннего» периода ее истории, что составляющие проблемнотематической и образной системы древне- и старорусской публицистики взаимосвязаны.
Введение
История социума, его культуры и общественных движений неразрывна с развитием литературы и публицистики - политической, философской, религиозной, морально-этической. Зарождение и становление русской публицистики связано с рядом древнерусских текстов - “Словом о Законе и Благодати” Илариона (XI в.), “Словами” Кирилла Туровского (XII в.), Серапиона Владимирского (XIII в.), повестями Куликовского цикла (2-я пол. XIV - нач. XV вв.) и др., а также с произведениями многочисленных авторов старорусского периода (XV-XVI вв.). Посвящая свои сочинения важнейшим вопросам современной им жизни, осмысливая опыт прошлого и пытаясь предсказать будущее своей страны, известные и неизвестные сегодня авторы обозначили в этих памятниках ряд ключевых тем и вопросов, которые составили своеобразие русской публицистики донационального периода.
В данной работе представлены результаты исследования проблемнотематического своеобразия текстов древнерусской и старорусской публицистики.
Важной особенностью «ранней» русской публицистики (древнерусский и старорусский период) является то, что, будучи формой политической борьбы своей эпохи, она отражает процесс осмысления политической идеи через обращение к религиозным проблемам, событиям, фактам.
Так, в «Слове о Законе и Благодати» митрополит Иларион, обращается к актуальнейшей идее политического и культурного равноправия Руси среди других христианских народов и впервые в отечественной письменности дает теоретически обобщенное осмысление истории человечества. «Вера благодатная по всей земле распространилась и до нашего народа русского дошла. И озеро закона высохло, евангельский же источник наводнился и, всю землю покрыв, простерся до нас. Вот уже и мы со всеми христианами славим святую троицу... И уже не идолослужителями зовемся, но христианами, уже не лишенными надежды, но уповающими на жизнь вечную. И уже не жертвенники бесам создаем, но христовы церкви возводим... Все страны благой бог наш помиловал и нас не отверг...Итак, чужими были, а людьми божьими назвались, врагами были, а сынами прозвались» [1: 53-54]. События становления древнерусской государственности и смены вер в связи с принятием христианства позволяют автору поднять ряд философско-исторических проблем: соотношение власти и закона, мудрости и власти, границ закона не только в религиозном, но и в конкретно-историческом плане.
Осмысление обозначенных и связанных с ними проблем обусловило появление в текстах «ранней» русской публицистики ключевых тем, объединяющих эти тексты.
Патриотическая тема - одна из наиболее популярных в русской публицистике, это обусловлено историческими причинами. С ее воплощением связано создание образа Русской земли. И если «Слово о Законе и Благодати» - это величание, восхваление Руси, после принятия христианства ставшей равноправным членом семьи европейских государств древности, то образ Родины, «светло светлой» и «украс- но украшенной», в «Слове о погибели Русской земли» (XIII в.) - это гимн ее прошлому величию и могуществу и жалоба на нынешнее бедственное состояние, причиной которого стал опустошительный разгром «языка немилостивого», «лютого» и «болезнь» княжеских усобиц. Возродить дух патриотизма в сложное для Руси время Батыева нашествия, вдохновить на борьбу против поработителей призваны «Слова» и «Поучения» Серапиона Владимирского (XIII в.): «пришел на нас ...народ безжалостный, народ лютый, народ, не щадящий красоты юных, немощи старых, младенчества детей; воздвигли мы на себя ярость Бога нашего.Разрушены Божьи церкви, осквернены сосуды священные, честные кресты и святые книги, затоптаны священные места, святители стали пищей меча, тела преподобных мучеников птицам брошены на съедение, кровь отцов и братьев наших, будто вода в изобилье, насытила землю, сила наших князей и воевод исчезла, воины наши, страха исполнясь, бежали, множество братии и чад наших в плен увели, многие города опустели, поля наши сорной травой поросли, и величие наше унизилось, великолепие наше сгинуло, богатство наше стало добычей врага, труд наш неверным достался в корысть, земля наша попала во власть иноземцам: в поношение мы были живущим окрест земли нашей, в посмех - для наших врагов, ибо познали, будто небесный дождь, на себе гнев Господень!... А в нашем народе чего не видали мы? войны, голод, и мор, и трясенье земли, и, наконец,— то, что отданы мы иноземцам не только на смерть и на плен, но и в горькое рабство. [2: 377, 381].
Образ Русской земли в «ранней» русской публицистике, безусловно, меняется не только в связи с событиями истории, но и в связи с осмыслением этих событий. Так, в «Повести о разорении Рязани Батыем» (XIII в.) представление о судьбе всей Русской земли в противостоянии татаро-монгольским ордам аккумулируется в описании сражений за конкретное княжество феодальной раздробленной Руси. И здесь возникает еще одна важнейшая тема всей русской публицистики - тема народного единства в противостоянии военному противнику: защита родной земли «всем миром», «единая смертная чаша», испитая всеми рязанцами, - вот та политическая идея, развитие которой в дальнейшем приведет к победе на Куликовом поле, к объединению княжеств вокруг Москвы и созданию новой Русской земли - Московского государства. Примечательно, что в «Повести о разорении Рязани Батыем» образ Русской земли имеет специфическое воплощение: жена Федора Юрьевича Рязанского, узнав о смерти мужа, отказавшегося отдать ее на поругание Батыю, предпочитает добровольную смерть. И Рязанская земля оказалась во власти Батыя только после смерти ее защитников.
С раскрытием в текстах «ранней» русской публицистики патриотической темы связано создание образов защитников отечества. Традиции устного народного творчества оказали значительное влияние на древне- и старорусских авторов: не случайно курский князь Всеволод («Слово о полку Игореве»), рязанский вельможа Евпатий Коловрат («Повесть о разорении Рязани Батыем»), монахи Александр Пере- свет и Родион Ослябя («Сказание о Мамаевом побоище») и др. изображаются, как былинные богатыри: «...Евпатий, богатырь силою, рассек Хостоврула надвое до самого седла. И начал сечь войско татарское и многих известных богатырей Ба- тыевъх побил, одних надвое рассекая, а иных до седла раскроил. Татары перепугались, видя, что Евпатий богатырь-исполин. И навели на него бесчисленное множество стенобитных орудий, и начали по нему бить из них, и с трудом убили его» [3: 149].
Появление «коллективного» героя - защитников Москвы в «Повести о нашествии Тохтамыша» (XIV в.), с одной стороны, укрепляет мысль о том, что для успешной борьбы с поработителями необходимо уничтожить «рознь», «разделение» князей, с другой - отражает процессы, способствовавшие росту национального самосознания и политическому развитию русичей. Эта тема - народного единства в противостоянии военному противнику — остается актуальной и в дальнейшем, в частности в исторической Повести о Царьграде Нестора-Искандера (XV в.), в публицистическом комплексе сочинений И.С. Пересветова (XVI в.) и т. д.
Тема сильной княжеской (царской) власти сопряжена в древне- и старорусской публицистике с разработкой образа идеального правителя. Так, Даниил Заточник (XII в.) восхваляет, даже чрезмерно, сильную княжескую власть. Особенно ярко, проблемно тема сильной верховной власти раскрывается в сочинениях публицистов XVI в. - И. Пересветова, И. Грозного, А. Курбского и др.
Так, в Пересветовском комплексе изложена целая система взглядов публициста, отражающая его представления об идеальном правителе христианского государства - самодержце, философе и мудреце, храбром военачальнике, способном прислушиваться к советам, учитывать исторический опыт и править «грозно», но на основе «правды» и т.д. [4].
Примечательно, что при создании образа идеального правителя древнерусские публицисты довольно часто используют прием контраста. Так, в «Сказании о мамаевом побоище» упоминаются Ярослав Мудрый, Александр Невский, Борис и Глеб, Александр Македонский, Василий Великий и др., «положительные» персонажи русской и всемирной истории, и князь-предатель, вставший на сторону Мамая, Олег Рязанский, называющийся здесь «новым Святополком», «Иудой». Более сложное противопоставление при создании образа идеального правителя христианского государства наблюдаем у И. Пересветова: анализируя европейские исторические события середины XV в., публицист подводит своего адресата к заключению: царем, достойным подражания, был захвативший Константинополь Магмет-салтан, но он был мусульманин. Последний правитель Византии, православный царь Константин IX оказался слабым, не сумевшим удержать власть в своих руках и уберечь империю от завоевания.
Размышления на тему сильной власти предопределяет, на наш взгляд, создание в древне- и старорусской публицистике не только образа идеального правителя, но и собирательного образа идеального соратника (советника, члена «команды») идеального правителя. Так, в «Сказании о мамаевом побоище» в ситуации военного противостояния в «команде» московского князя и его брата выделяется опытный полководец-воевода Дмитрий Боброк (Волынец). Однако, как правило, идеал соратника создается «от противного»: восхваляя князя, в своем «Молении» Д. Заточник подвергает острой критике бояр. Вельможи не должны быть в числе соратников правителя, быть у власти вообще по своим нравственным качествам: «А Русь Бог да сохранит, - молится купец Афанасий Никитин, - Боже, сохрани ее! ... На этом свете нет страны, подобной ей, хотя эмиры (вельможи -С.Н.) Русской земли несправедливы» [5: 371, см. также: 4].