Широков О. С.
Евразийство – слово модное. Модны стали разнообразные интерпретации идей евразийцев, поиски новых обоснований евразийства, употребление евразийских формул,, терминов и лозунгов. Научные и околонаучные журналы порою довольно беспорядочно переиздают отдельные забытые и затерянные статьи теоретиков евразийства, иногда снабжая их интересными или не очень интересными комментариями. Думается, пришло время отделить зерна от плевел и выявить в этой моде на возрождение истинно ценное и непреходящее. Этому, нам представляется, поможет в первую очередь переиздание цельных основополагающих книг, которые давно стали музейными редкостями, но в свое время (в 20-х гг. XX в.) положили начало евразийству как идейному (но не идеологическому), духовному (а не политическому), общественному (а не партийному) течению всероссийской (и не только эмигрантской, и не только русской) интеллигенции. Такими книгами были «Европа и Человечество» Н.С. Трубецкого [София, 1920]*, сборники «Исход к Востоку» [София, 1921], «На путях» [Берлин, 1922] и «Россия и латинство» [Берлин, 1923]. За этими первыми четырьмя книгами последовательно стали выходить отдельные монографии и периодические издания: «Евразийский временник» (с книги 3-ей, с 1923 г., сначала в Берлине, потом в Париже), «Евразийская хроника», газета «Евразия» и некоторые другие (вплоть до 1938 г.).[1]
В издании первых евразийских книг приняли участие географ П.Н.Савицкий, музыковед П.Н.Сувчинский, теологи Г.В.Флоровский и А.В.Карташёв, историки Г.В.Вернадский (сын великого естествоиспытателя) и П.М.Бицилли, правовед В.Н.Ильин; позже к ним примкнули историки Л.П. Карсавин, М.М. Шахматов и В.П.Никитин, правовед Н.Н.Алексеев, но независимо от узкой специальности каждого всех их объединяло стремление осмыслить всё историческое прошлое России и увязать исторические события с современностью, предвидеть дальнейшие судьбы нации Ведущая роль в этом объединении принадлежала великому русскому филологу Н.С.Трубецкому, и именно его путь к евразийской историософии показателен для всего течения.
Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938) родился в семье выдающегося русского философа, первого выборного ректора Московского Университета Сергея Николаевича Трубецкого (1862–1905), брата крупнейшего православного богослова и философа Евгения Николаевича (1863–1920). Древняя княжеская фамилия Трубецких, принадлежавшая к роду Гедиминовичей, дала России немало выдающихся деятелей: дипломата боярина Алексея Никитича (ум. в 1680 г.), фельдмаршала Никиту Юрьевича (1699–1767), писателя и общественного деятеля (друга и соратника Н.И.Новикова) Николая Никитича (1744–1821), декабриста Сергея Петровича (1790–1860), скульптора Павла (Паоло) Петровича (1867–1960).
Ещё тринадцатилетним гимназистом Николай Трубецкой начал регулярно посещать заседания этнографического отдела Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Основателем и председателем Общества был крупнейший фольклорист, иранист, директор Лазаревского института восточных языков В.Ф. Миллер, который оказал большое влияние на формирование научных интересов Н.С. Трубецкого. В 1905 г. в «Этнографическом обозрении» (т. XVII, N 2/3) появилась первая публикация начинающего ученого «Финская песнь Kulto neito как переживание языческого обычая». За этим последовало еще несколько публикаций по финно-угорской и северокавказской фольклористике. После поступления в 1908 г. на историко-филологический факультет Московского университета Н.С. Трубецкой продолжал занятия восточноевропейской фольклористикой, совмещая их с изучением древних языков и литератур и методов сравнительно-исторического индоевропейского языкознания. По инициативе старого друга В.Ф. Миллера Филиппа Фёдоровича Фортунатова и под непосредственным руководством его ученика В.К. Поржезинского на историко-филологическом факультете было создано отделение сравнительного языковедения. На отделении господствовал фортунатовский (формальный, функциональный) подход к языку как цельному иерархически построенному многоярусному организму. Выявлялись соотношения и связи, с одной стороны, между языковыми элементами одного яруса: соотношения между фонемами, связи между различными формами склонения, спряжения и др. – то, что впоследствии получило название системного подхода к языку, а с другой стороны, – между элементами различных языковых ярусов: между фонологией и морфологией, между морфологией и синтаксисом и т. д., то, что позже стало называться структурным подходом. Эта методология была совершенно новой и ещё не понятной для большинства лингвистов и не воспринималась даже хорошо подготовленными и высокообразованными языковедами старых школ. Крайне насыщенная программа – кроме традиционных греческого, латинского, старославянского и санскрита, на отделении изучались авестийский, армянский, ирландский, готский, древнеисландский, литовский языки. Из 13 записавшихся на отделение насыщенная программа оказалась по силам только двум – М.Н.Петерсону и Н.С. Трубецкому, которые после окончания в 1912 г. были «оставлены при университете» (что соответствует современной аспирантуре) и командированы для продолжения образования в центр немецкой компаративистики Лейпцигский университет.
Расширяя и совершенствуя свои знания в области классической индоевропеистики, выпускники формальной школы Фортунатова стремились использовать при анализе древних текстов те системно-структурные приемы, которые они восприняли от своих московских учителей. Н.С. Трубецкой продолжал свои фольклористические и этнографические занятия, впервые применяя и здесь новые строгие исследовательские методы, отработанные в лингвистике. Возвратившись в Московский университет уже перед началом первой мировой войны, Н.С.Трубецкой приступил к преподаванию в качестве приват-доцента и одновременно вёл исследовательскую работу по этнографии народов России. Тогда начала складываться его концепция о глубоком духовном сходстве всех восточноевропейских (а позже оказалось – и многих сибирских и центральноазиатских) народов, с которыми искони, на протяжении всей истории с древнейших времен контактировал русский народ.
Как видно из позднейших работ Н.С. Трубецкого, он выявлял схождения в языке и духовной культуре не только «материальные» – лексические заимствования, исконное родство корней и флексий, заимствования мифов, сказочных сюжетов, но и, если можно использовать позднейший термин, структурно-системные или типологические – сходство соотношений между языковыми формами, фольклорными мотивами, функциональные схождения в обрядах и т. п. Большое влияние на развитие научных интересов и взглядов Н.С.Трубецкого оказало его сближение с учениками Ф. Ф. Фортунатова Д.Н.Ушаковым и Н.Н.Дурново и их (а также В. Ф.Миллера) учеником P.O. Якобсоном. Все они пришли в русское историческое языковедение и диалектологию через увлечение славянской мифологией, этнографией, фольклором и народной поэтикой. Особое значение для всех имело появление книги А.А.Шахматова «Очерк древнейшего периода русского языка». В результате её углубленного чтения, обдумывания и переосмысления начал Н.С.Трубецкой свои черновые записи, названные им впоследствии «Предыстория русского языка» (они охватывали период от диалектного членения общеиндоевропейского праязыка и выделения праславянских диалектов до вычленения и формирования великорусских говоров после XIII в.). Одновременно велись записи (по материалам собственных полевых наблюдений) по языкам, фольклору и народоведению северного Кавказа. Как видно из позднейших произведений Н.С.Трубецкого, уже эти его лингвистические и этнографические наблюдения и конкретные исследования с самого начала осмысливались в отвлеченно-теоретическом плане в связи со строящейся общей философско-мировоззренческой концепцией. Здесь на Н.С. Трубецкого оказывали влияние и философское наследие, семейные традиции, и расцвет в предреволюционные годы свободной русской философии в Москве – работа «Психологического общества» под руководством Г.И.Челпанова и Л. М.Лопатина при Университете и «Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьёва» под руководством Павла Флоренского, дяди Н.С.Трубецкого Евгения Николаевича, Н.А.Бердяева и С.Н.Булгакова.
Начавшаяся столь плодотворно, деятельность Н.С.Трубецкого в Московском Университете была оборвана событиями 1917 г. Молодой ученый оказался на юге в Кисловодске и после нескольких месяцев скитаний поступил на должность доцента в Ростовский университет. Здесь продолжалась его работа и над «Предысторией русского языка», и над сравнительным языковедением. Обе рукописи были оставлены в 1919 г. при эвакуации белых из Ростова (были сведения, что они ещё сохранялись в архивах Ростовского университета, но безвозвратно погибли при четырехкратном прохождении фронта через Ростов в Отечественную войну). Н.С. Трубецкой оказался в Константинополе и после нескольких месяцев новых скитаний и бедствий наконец перебрался в Софию, поступил на должность профессора в университет. Здесь и была напечатана его небольшая книга «Европа и Человечество». Это было первое произведение, где автор-белоэмигрант сумел встать выше своих личных и сословных обид и взглянул и на русскую революцию, и на октябрьский переворот, и на большевистскую диктатуру, и на ещё не окончившуюся гражданскую войну объективно, с позиции России в целом, увидел неотвратимость её трагедии и историческую закономерность политических процессов.
Название «Европа и Человечество» было как бы откликом на вышедшую в 1871 г. книгу теоретика славянофильства Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», впервые в современной историософии сделавшего попытку возродить и научно обосновать идею цикличности и закономерной ритмичности этнических процессов. В книге Н.Я.Данилевского содержался решительный отказ от европоцентристских концепций прогресса мировой истории, господствовавших в науке XIX в. В Западной Европе отход от европоцентризма впервые был провозглашен и обоснован лишь в книге О.Шпенглера «Закат Европы» (1918) и стал углубленно разрабатываться в трудах А.Дж. Тойнби (с 1930–1934 гг.), причем исходные установки были релятивистско-позитивистские: все существующие и существовавшие на земле этнические культуры рассматривались как самодовлеющие, возникающие, развивающиеся и умирающие по своим, свойственным каждой культуре в отдельности, законам; объективные общечеловеческие духовные ценности фактически отрицались. Но у славянофилов выступления против европоцентризма сочетались с концепцией православно-славянского мессианизма; с точки зрения Н.Я.Данилевского, более молодая (стоящая на более ранней, по сравнению с Европой, стадии) славянорусская культура несла всему миру новые духовные ценности, которые уже не в состоянии была самостоятельно создать стареющая католическо-протестантская Европа.