Евразия в узком смысле разделена Уральским хребтом, тянущимся с севера на юг, а посему, в отличие от гор Европы, тянущихся с запада на восток, в отличие от Кавказских, Карпатских, Альпийских и Пиренейских гор, не оказывающим существенного влияния на климат и никогда не служившим препятствием в людских передвижениях. Открытость гигантских равнин не мешает ветрам и тучам свободно гулять от Ледовитого океана до Черного и Каспийского морей, выравнивая климатические условия. В отличие от причудливой мозаики растительных и климатических зон Европы, ажурно очерченных кружевом морских берегов, у Евразии «море образует лишь малую часть её границ; береговая линия её морей незначительна сравнительно с её материковым пространством, именно, одна миля морского берега приходится на 41 квадратную милю материка. Однообразие – отличительная черта её поверхности; одна форма господствует почти на всём протяжении: эта форма – равнина, волнообразная плоскость, ... очень невысоко ... приподнятая над уровнем моря»[4]. Природные зоны Евразии нигде не разделены резкими изменениями рельефа, а наоборот, связаны между собою лениво текущими в разных направлениях, а преимущественно либо с севера на юг, либо с юга на север, извилистыми, полноводными и широкими реками. Моря же, в отличие от Европы, не связывают её земли, а отграничивают от других частей света, и горы не разграничивают её, а обрамляют по краям.
Нижняя, аридная (засушливая) полоса Евразии кончается на востоке треугольником полупустынь Джунгарии, отграниченным от пустыни Такла-Макан на юге Тянь-Шанем, а от монгольских степей на северо-востоке – Алтаем. В отличие от евразийских аридных степей, непосредственно граничащих на севере с влажными и плодородными травянистыми степями, степные просторы к востоку от Алтая характеризуются меньшей аридностью летом и, наоборот, выпадением лишь тонкого снежного покрова зимой, что создает лучшие, чем в Евразии, условия для проживания в них в течение круглого года крупных копытных животных.
Принимая такое географическое разграничение стран Старого Света, мы должны выделить шесть субконтинентов: Европу, Евразию, Дальний Восток, Индию, Афразию (Ближний Восток), тропическую Африку (южнее Сахары). Природные условия этих шести великих зон создавали разные возможности и определяли различия в путях естественного развития Всемирной Истории на каждом из субконтинентов. Историческое развитие человечества – это история этнического разнообразия, переливающаяся радужная сеть взаимодействующих, рождающихся и растворяющихся, поглощающихся и возрождающихся, но всегда прекрасных в своей непохожести разных наций, этносов. В одних случаях этносы различаются языком или наречием (фактически лишь очень близкими языками, воспринимаемыми как наречия, отличаются словаки от чехов, македонцы от болгар, молдаване от румын), в других – конфессией (православные сербы и католики хорваты, кальвинисты голландцы и католики фламандцы), в третьих – антропологическим (расовым) типом, в четвертых – сословной или классовой принадлежностью. В иных случаях эти же внешние признаки не препятствуют национальному объединению и единому этническому сознанию (ср.: православные и католики белорусы, лютеране и католики-немцы, мусульмане-аджарцы, признающие себя грузинами). Но в каждом случае возникший этнос осознаёт свое единство, отличает себя от других наций и на избранном себе месторазвитии – неповторимом сочетании элементов ландшафта, в которые врастают национальные традиции и преемства – творит свою национальную историю. Отличительная особенность евразийских месторазвитий –свободное соединение огромных равнинных пространств, их незамкнутость и жизненная взаимозависимость, взаимодействие природных зон, предрешившее пространственное взаимодействие этносов. Отраженная в письменных памятниках история Евразии свидетельствует о взаимодействии на её обширных пространствах различных этносов, принадлежавших к трем великим языковым семействам: индоевропейскому (иранцы, славяне и др.), уральскому (финны, угры, самодийцы) и алтайскому (тюрки, монголы).
Древнейшие письменные свидетельства этнических различий относятся к первой половине I тысячелетия до Р.Х. Для более ранних эпох (начиная с V тысячелетия до Р.Х.) косвенные свидетельства об этнических различиях дают реконструкции сравнительно-исторического языкознания и данные археологии.
Современные данные сравнительно-исторической реконструкции показывают, что общеиндоевропейская языковая общность не могла быть единым праязыком, а представляла собой континуум диалектов, принадлежавших близкородственным родовым общинам или племенам, перешедшим от собирательства дикорастущих злаков к их искусственной культивации, приступивших к мотыжной обработке земли, к разведению прирученных мелких копытных и к приручению крупного рогатого скота. Сохранившаяся в древних индоевропейских языках архаическая лексика свидетельствует об обитании в областях умеренного климата, о существовании патриархальной семьи, о выборных или наследственных властителях-старейшинах, о наличии семейной собственности и начале имущественного расслоения; сравнительно-историческое языкознание и фольклористика говорят о существовании общеиндоевропейской мифологии. В археологии всем этим филологическим данным соответствует комплекс поздненеолитических и ранних халколитических (энеолитических, «меднокаменных», «предбронзовых») культур V тысячелетия до Р.Х. на западе циркумпонтийской («околочерноморской») зоны, на стыке трёх субконтинентов: Афразии (Переднего Востока), Европы и Евразии. Мы можем уточнить характер и пути развития индоевропейского этногенеза, если попытаемся сопоставить новейшие данные индоевропейской компаративистики со всем комплексом археологических открытий и сведениями о генетических связях и дальнейшей судьбе всех этих неолитическо-халколитических земледельческо-скотоводческих культур черноморско-балкано-дунайского круга.
В работах 20-х – начала 30-х годов по индоевропеистике Н.С.Трубецкой показал, что у засвидетельствованных древних индоевропейских языков (санскрита, авестийского, греческого, латинского, готского, старославянского) и у их реконструируемых праязыковых форм (варьировавших на континууме переливающихся один в другой праиндоевропейских диалектов) обнаруживаются архаические системно-структурные особенности, типологически близкие, с одной стороны, к строю флектирующих языков восточнокавказского типа с неуловимыми корнями, постоянно меняющими свою огласовку и теряющимися среди префиксов и суффиксов, из которых одни наделены определённым звуковым обликом при совершенно неопределённом и неуловимом смысловом содержании, другие же при определённом смысловом содержании или формальной функции представляют несколько разнородных, не сводимых друг к другу звуковых видов, с другой же стороны – к строю чисто агглютинирующих языков «алтайского типа с небольшим инвентарём экономно используемых фонем, с неизменяемыми корнями, отчётливо выделяющимися, благодаря своему положению в начале слова, и с отчётливо присоединяемыми друг к другу всегда вполне однозначными суффиксами и окончаниями». «Индоевропейские языки возникли в процессе преодоления гипертрофии флексии, стремясь к рациональной агглютинации как к идеалу. В этом процессе они, однако, не дошли до конца, не успели создать в „доисторический период“ устойчивый тип языкового строя, подобного, например, строю алтайскому. А потому они и продолжают эволюционировать всё в том же направлении, не порывая, однако, с некоторыми элементами своей „переходной“ структуры. Это и делает их столь изменчивыми, особенно по сравнению с языками алтайскими»[5]. Н.С. Трубецкой отмечал ряд типологических черт, объединяющих кавказские языки с семитскими, берберскими, а также с баскским (богатый консонантизм, чередования гласных в корне, наличие префиксации или инфиксов, внутренней флексии и др.), он их условно назвал «средиземноморскими». С другой стороны, он выделял по типу (строю) языки туранские или урало-алтайские, включая сюда семейства «угро-финское, самодийское, тюркское, монгольское и маньчжуро-тунгусское» (более поздние исследования показали, что типологические, а возможно, и какого-то рода генетические связи у туранских языков имеются с японским, корейским, а также с эскимосско-алеутскими).