Ю.В. Рождественский
§ 1. Состояние массового сознания
Массовое сознание беспокойно. С одной стороны, значительная часть людей получила значительные блага, из которых главным является личная инициатива. Молодые люди, окончив университет, избавлены от блага распределения на работу, но сами ищут пути своей карьеры. В зависимости от характера одним это кажется хорошо, другие же не могут найти работу по специальности.
Взрослые 35–40 летние люди открыли для себя возможность заработков и довольны приобретениями, богатеют, устраивают свои дома и семьи. Но есть и другие люди этого же возраста, которые сознательно отказываются от денег и материальных благ и ищут в церкви иноческого пути. Те и другие в большей своей части отказываются от полученных специальностей, приобретают новое место в жизни вопреки прежним планам.
Старшее поколение также разделилось в своем отношении к истории. Одни проклинают эксцессы культа личности и вспоминают репрессии, другие вспоминают реальные блага реального социализма – достаточно защищенную от материальных трудностей старость и привычный комфорт обеспеченной, хотя и скудно, но надежно – жизни на пенсии.
На все это накладывается критика истории. Никто не хочет возобновления политсеминаров и политзанятий, скучных и бессмысленных в своей содержательной убогости. Но, с другой стороны, величие материальной культуры, образованной в 50 – 70-е годы, огромный экономический рост страны в это время напоминает о себе предметно: построенными домами, шахтами, дорогами, заводами, машинным парком сельского хозяйства, небывалым ростом числа городов. Школьники желают знать реальные факты советской истории, исторических деятелей, их характеры, ищут себе героев для подражания. Массовая информация охватывает все большее количество людей, и одновременно ее содержание становится все более скудным, а политика и богатые люди как бы глухи к голосу истории и мало ей интересуются.
В этой ситуации неопределенности все более сознается потребность воспрять духом, стать инициативными, делать каждому свое дело успешно и тем создавать общую пользу. Единственно надежной возможностью честно посмотреть в глубины истории, – древней и новейшей, – является язык. Язык, в особенности русский, сообщает нам сведения о наших телесных и культурных предках, о наших соседях, ближних и дальних в их истории и современности, и тем определяет наше место в современном мире, а следовательно, и то, куда нам следует направить усилия. На фоне слабости государства и политики, которая все что-то делит и никак не может поделить (неведомо что: – славу ли, власть ли, деньги ли?), но во всяком случае не может или не хочет воззвать к народу, повести его на подвиг во имя самого народа, в этом настроении может один язык – как общее и некорыстное достояние – основа гуманитарии.
Единство языка и разнообразие средств выражения дают людям уверенность в их делах, душевный комфорт и приязнь друг к другу. Для этого мало устроить языковую норму, что также необходимо, нужна новая философия языка.
§ 2. Философия языка в России в XX веке
Философия языка в России в XX веке прошла через три этапа: потебнианский, марристкий и сталинский. Каждый из этих этапов отложился в сознании народа благодаря тому, что эти философские системы повлияли на школу. Потебнианская философия языка характеризуется тем, что в ней первое место творца языка предоставляется фольклору. Фольклорный автор анонимен и «стыдлив» в том смысле, что скрывает себя за общим мнением людей неграмотных и малограмотных, выносящих приговор его (автора) словотворчеству. Языковое творчество у фольклорного автора поэтично. Продолжением этого творчества является художественная литература. Авторы – художники слова, и только они развивают язык. Поэзия – источник развития языка. Проза – его падение. Вся литература на церковнославянском языке и вообще вся сакральная и примыкающая к ней литература в течение десяти веков – упадок языка. Высшим судьей о достоинствах речи является критик, чувствующий развитие мира. Лучшим критиком является В.Г. Белинский.
Читатель легко узнает результаты этой философии по тому, что школьный предмет «язык» есть грамматика и изящная литература, а литературная критика исходит и до сих пор из вкусов В.Г. Белинского. Следовательно, научная, техническая и документная проза, с точки зрения этой философии, не должны ни изучаться, ни преподаваться. Жизнь, особенно экономическая, наказывает нас за следование этой философии, отдающей приоритет художественному творчеству и формирующей эстетизаторский стиль мышления.
Н.Я. Марр в «Новом учении о языке» фактически не отверг взгляда А.А. Потебни, но развил его. Вместо строгой сравнительно-исторической этимологии он предложил этимологию вульгарную (т.е. народную) по случайным созвучиям слов и по наделению этих созвучий теми значениями, которые нужны для подтверждения того или иного вымысла. Получалось, в частности, что русские слова «шлем» и «сало» родственны и происходят одно из другого. Был утвержден фольклорный принцип словотворчества и толкования.
Но не это составляет ядро «нового учения о языке». В соответствии с ним сотворение языка и, следовательно, создание общества основано на генетическом факторе. Пресловутые яфетиды – некий матриархатный народ, происходящий от библейского Яфета, были творцами культуры благодаря творчеству имен магами, ведшими обряд. Создание имен дало материальную культуру: покорение огня, коневодство, изобретение колеса и др. Яфетиды, благодаря бракам, распространили свою «породу», т.е. свои гены, на другие народы, и те воспользовались благами духовной и материальной культуры.
Яфетидам мешали индоевропейцы, которые вклинились между семитами и яфетидами, переселясь на Балканы и в Малую Азию, разбили яфетидо-семитский союз, но все же благодаря брачному смешению яфетический гений распространился на них, а также на финно-угров, тюрок и даже китайцев. Он распространился также, в частности, и на славян.
Это учение фактически прокламировало генетическое единство народа и определяло успехи народа в зависимости от его генетической близости к яфетидам и, как следствие, предрасположенности к врожденным творческим способностям. От этой философии был лишь один шаг к национальной исключительности, определяемой по генетической компоненте. Странным образом эта философия соответствовала взглядам Розенберга. Хотя у Розенберга творцами культуры были не яфетиды, а арии, но цель философии была типологически близкой.
Для России философия «нового учения о языке», благодаря утверждению о широте распространения яфетического гена, направлялась в практику создания новых письменностей и литературных языков народов СССР и была поддержана многими филологами, занятыми этой работой.
В 1950 г. состоялось выступление И. Сталина, отвергшего «труд – магическую тарабарщину». Действительно, такая философия противоречила тому, что писал И. Сталин по национальному вопросу, добиваясь этического, политического и хозяйственного равенства наций и народов СССР и фактически продолжая основные принципы политики имперской России в вопросе об уважении культур, религий и хозяйственной самобытности народов.
Соответственно И. Сталин прокламировал школьную грамматику с ее структурными качествами. Он предложил свои образы, уподобив грамматику геометрии, а лексику кирпичам в здании языка. В языковой политике И. Сталин стоял за развитие и распространение русского языка при одновременном, параллельном развитии языков наций и народов СССР. Но структурные образы языка, данные им, естественно вернули взгляды на язык к сравнительно-историческому языкознанию, а в синхронном описании языка – к структурным методам. Началось как бы второе рождение русского формализма на структуральной основе.
Структурализм в России соединился со структурализмом европейским (датским, французским) и американским, но не слился с ними, сохраняя черты, свойственные ему по происхождению от классиков сравнительно-исторического языкознания, т.е. обращения к культурным истокам языка, тогда как философия датского, французского и американского структурализма, вводя системный метод, оказалась ориентированной на такое понимание процесса речевой коммуникации, при котором культурные основания речевой коммуникации оказывались вне пределов структурной лингвистики и все понимание сводилось к удобству речевого общения и простоте обучения этому общению. Такой тип общения понимался как общение на элементарном уровне. Теперь этот недостаток, кажется, повсеместно распознан.
Очевидно, что в конце XX века взгляды А.А. Потебни, Н.Я. Марра, философия структурализма представляют исторический интерес.
Конец XX века отмечен новыми видами речевых коммуникаций, как в технике связи, так и в технике создания и хранения текстов, связи языковых текстов с произведениями технической, эстетической и научной мысли, образования, воспитания и обучения. Классическая книжная, письменная и устная речь развивается под воздействием новых технических средств языка, включающих рекламу, массовую информацию и информационные системы. Соответственно в мировоззрение людей вводится новый пласт осознания мира и самопознания.
А.Ф. Лосев, занимаясь высокой классикой, разработал античную теорию мифа как психологию личности (народа) и форму словосоздания. Хотя материалом его работ была, главным образом, античная классика, сама теория мифа изложена им так, что объясняет современные процессы мифотворения на любом уровне общения – семейном, деловом, политическом. А.Ф. Лосев объясняет роль мифотворения как средства истолкования ситуаций и руководства к действиям в условиях неполноты сведений о мире – сочетание слепоты и прозорливости человечества.
Разрабатывая заново и заново переосмысляя античное и христианское наследие, А.Ф. Лосев воссоздал философию имени как жизненно пригодную, а не абстрактную философию, т.к. буйное мифотворчество XX века двигало всемирно-исторические события (и всемирные несчастья!).