Ю.В. Рождественский
§ 1. Классическая и новая риторика
Классическая риторика сложилась в условиях первоначальной демократии – греческих полисов и Римской республики. На Востоке, в Индии и Китае, риторики классического средиземноморского типа не было. Это не значит, что на Востоке не было теории речи. В Индии, по свидетельству Ф.И. Щербатского, в буддизме была разработана силлогистика. Становление силлогистики в Индии было обусловлено необходимостью споров догматического содержания и служило средством убеждения оппонентов в истинах религиозного учения.
Индийская логика была частью теории эстетики. Она составляла часть «Трактата о пляске» Натьяшастры. Позднее логика была дополнена учением о стиле в трактатах Кавьяланкара (украшения речи) и Дхваньялока (букв. Свет дхвани, т.е. поэтической метафорики). Учения же о правдоподобной речи, т.е. не обязательно правильной, но лишь о правдоподобной, не возникло.
В Китае общее философское учение о Логосе – Дао было разработано технически в «Книге перемен», где существует формальная система описания мира и прогностики с определенными синтаксическими свойствами, позволяющими правильно помыслить. В VI веке была создана китайская теория словесности, в которой давались правила и образцы всех видов словесности, использовавшихся в Китае. Учения же о правдоподобной, а не только о правильной речи в Китае, как и в Индии, не возникало. По этическим соображениям требовалась именно праведная, а не правдоподобная речь.
Это было связано с характером государства. Монархам и их представителям для реализации суда, укрепляющего авторитет власти, и для правильных решений политико-административного характера нужно было не правдоподобие, а правда. Учения о речи были этически ориентированы на высказывание истины.
В Греции суд пританов и в Риме судебные тяжбы в комициях были, как правило, удовлетворением гражданских исков. Присяжные, говоря современными словами, решали главным образом гражданские тяжбы. Наказан мог быть как истец, так и ответчик. Ни один обыватель не мог апеллировать к более высокому авторитету, чем мнение сограждан.
Свобода мнений и интересов, открытость частной жизни для соседских притязаний порождали обилие процессов. Суд, неопределенный по составу и юридической подготовке судей, требовал не логически строгих доказательств, а удовлетворялся риторскими техническими доказательствами для определения мнений, т.к. нетехнические (т.е. вещественные) доказательства всех видов не очень уважались, как это видно из трактата Аристотеля «Риторика».
Так, в условиях античной демократии требовалось только повлиять на мнение судей, которые фактически склонялись на ту или другую сторону противников в процессе под влиянием мнений. Вот отчего риторика античности определялась создателями ее как учение о правдоподобной речи, а вовсе не об отыскании подлинной истины. В этом отношении характеристика, данная риторам Платоном в диалоге «Горгий», полностью доказывает, что риторическая практика управлялась в основном корыстью и стремлением к власти в целях корысти, а не добродетелями гражданскими или духовной честностью и духовным совершенством. Это же впоследствии подтвердил скептический философ Секст Эмпирик.
Наилучшим доказательством характера риторики как искусства правдоподобия ради формулирования мнений группы людей или толпы (в народном собрании) являются исследования речи у Аристотеля. Аристотель написал «Аналитики», «Поэтику» и «Риторику» и этим поделил виды речи по условиям их произнесения. «Аналитики» содержат теорию ученого доказательства и опираются в этом отношении на трактат «Категории». Они применимы в диалектических беседах ученых людей и не годятся в речи на суде или в народном собрании. «Поэтика» основана на мимесисе – подражании, где автор в своем вымысле подражает возможным событиям и обстоятельствам. При этом аудитория заранее знает, что драма, разыгранная на театре, не есть обсуждение реальности.
Что касается «Риторики», то это речь в народном собрании и в суде. Здесь аудитория требует правдоподобия, а аргументы основаны на смыслах пословиц как на больших посылках, малые же посылки подводятся с помощью энтимем к тому, чтобы обратить мнение слушателей в свою пользу, а вовсе не проповедать истину. Но риторика нужна, т.к. «если позорно не уметь помочь себе телом, то еще более позорно не помочь себе словом».
Это показывает, что риторика – вынужденное искусство. Оно – следствие демократического образа жизни, когда мнение толпы и вообще общественное мнение решают судьбу гражданина и обывателя.
Цицерон, создавая свои трактаты по риторике, требовал от римского оратора основательного знания законов и законодательства. Это связано с тем, чтобы оратор не призывал слушателей «быть свидетелями своего неразумения», т.к. римское республиканское законодательство и законотворчество было сложным, как сложным был юридический состав прав разных общественных групп (патриции, плебеи, клиенты, отпущенники, пилигримы, рабы разных категорий). Но и в этих условиях гражданское красноречие имело целью создание мнений, а не знаний, понимания выгоды, а не истины.
Творчество Квинтилиана развивало учение о речи в основном в направлении гражданского ораторства. Но в условиях империи, когда власть консула, трибуна и цензора сочеталась в одном лице, риторика расширяла свои области приложений. Это расширение касалось деятельности магистратов в империи, части которой отличались правовой, культурной и этнической разнородностью. Отсюда сама подготовка речи более напоминает научное исследование обстоятельства дела, а исполнение речи требует особого изящества. Таким образом, фактически был поставлен вопрос об истине и о стиле как средстве ясного изложения истины.
Эти фактически новые установки пригодились на следующем этапе развития речи. Все главные творцы и распространители православного учения, прежде чем начать свои гомилетические действия, проходили обучение у языческих риторов. Риторика играла, таким образом, роль педагогической пропедевтики в области техники речи. Она годилась как формирование техники речи для решения высших задач – проповеди христианского вероучения. Под техникой речи здесь понимаются не просто произносительные навыки, но и техника аргументирования. Техника аргументирования применялась уже не в целях создания сиюминутных мнений толпы, но для распространения истины христианской веры и тем служила задачам развития и утверждения духовной морали.
О том, каким образом обучались риторике отцы церкви, нет основательных сведений. Известны только некоторые имена их учителей риторики, но не творчество и методика этих учителей. Важно отметить, что новый вид речи – гомилетика – не обошелся без риторической подготовки. Результаты этой подготовки видны в аргументативных, стилистических и эстетических достоинствах сочинений отцов церкви. К сожалению, эти труды, во многом переведенные сейчас на русский язык и составляющие большой пласт современной русской литературы, – не являются предметом изучения, литературного образования в школе. Образный строй гомилетики, не говоря уже об идейном содержании, составляет существенную часть содержания и словесной формы развлекательной русской литературы XVIII , XIX и XX веков, а равно и речевого творчества политиков и даже журналистов. Одна из словесно-образных основ современной школьной хрестоматии не представлена в изучении – и потому так трудно учить языку и эстетике словесного художественного творчества.
А.А. Потебня, впрочем, считал, что десять веков русской литературы есть проза и как бы прошли даром для русского языка.
Таким образом, в первых веках нашего летоисчисления риторика понималась как школьная дисциплина, обеспечивающая техническое владение устной и письменной речью в процессе психофизического конструирования формы и смысла речи. В этом качестве риторика составила часть тривиального образования наряду с грамматикой и элементарным богословием. В этом качестве риторика вводила предметы квадривиума от математики до музыки.
В новое время на риторику, помимо задач речевого воспитания, были возложены новые задачи – задачи создания и укрепления стиля речи, мысли и межперсональных отношений. Риторика, начиная с XV века и по XX век, фактически дополнительно брала на себя функции философии языка. Особенно ярко это проявилось в XVIII веке, когда окончательно оформились национальные школы риторики. В знаменитом труде Харриса «Философия риторики» была обозначена роль языка и речи как инструмента созидания общественных отношений и общества в целом. Языку отводилась роль создателя общества и общественного человека. Эти мысли Харриса (конец XVIII века) до сих пор составляют ядро современной американской философии языка.
У Готшеда – нормализатора немецкого литературного языка середины XVIII в. – риторика прямо поставлена на службу научной речи, т.к. изобретение речи в этой риторике должно вестись в соответствии с развитием научного, объективного и позитивного знания. Так видел задачи риторики Готшед, как и Вольф, который, в свою очередь, был учеником Лейбница.
Другой ученик Вольфа – М.В. Ломоносов расширил и углубил задачи риторики, сделав ее главным инструментом становления и нормализации русского литературного языка. М.В. Ломоносов по-новому и оригинально разработал теорию изобретения речи. Он создал своеобразную технику изобретения речи-мысли, которая похожа на схему рассуждения в химии: сначала взять речевое выражение и его смысл, сложенный из значений слов, затем разложить этот смысл на составляющие и затем образовать новый синтез слов, составляющих новую речь, с помощью добавления новых слов и общих мест по ассоциациям с общими местами. Так выглядит у Ломоносова машина языка, правильность действий которой регулируется грамматикой.
Далее русская традиция ярко подчеркнула общую и частную риторику. Частная риторика дала в итоге теорию словесности, совмещающую в себе философию языка и систему речевых форм. В итоге развития теория словесности стала называться стилистикой (в системе В.В. Виноградова – функциональной стилистикой).