Любая из известных коммуникативных систем животных <…> использует один из двух основных принципов: либо она состоит из фиксированного, конечного числа сигналов, каждый из которых связан со специфической областью поведения или эмоционального состояния <…>, либо она использует фиксированное, конечное число языковых измерений, каждое из которых связано с конкретным неязыковым измерением таким образом, что выбор некоторой точки в языковом измерении задает и сигнализирует некоторую точку в соответствующем неязыковом измерении.<…> Неверно говорить о "дефектности" системы животных в терминах диапазона потенциальных сигналов; скорее наоборот, так как коммуникативная система животных допускает в принципе континуальное варьирование в языковом измерении <…>, в то время как человеческий язык дискретен. Следовательно, дело не в количественном различии типа "больше" – "меньше", а в совершенно отличном принципе организации. <…>
<…> Человеческий язык, как представляется, основан на совершенно других принципах. Это, я думаю, важный момент, часто не замечаемый теми, кто рассматривает человеческий язык как естественное, биологическое явление; в частности, по этим причинам представляется довольно бессмысленным рассуждать об эволюции человеческого языка из более простых систем, возможно, столь же абсурдным, как абсурдно было бы рассуждать об "эволюции" атомов из скоплений элементарных частиц.
Насколько мы знаем, обладание человеческим языком связано с особым типом умственной организации, а не просто с более высокой степенью интеллекта. Представляется, что не существует данных, подтверждающих взгляд, согласно которому человеческий язык – это просто более сложный случай чего-то, что может быть найдено где-то еще в животном мире.<…> И мне кажется, что сейчас нет лучшего и более многообещающего пути исследования существенных и отличительных свойств человеческого интеллекта, чем путь детального исследования структуры этого уникального человеческого дара. Разумное предположение, следовательно, состоит в том, что если могут быть построены эмпирические адекватные порождающие грамматики и заданы универсальные принципы, которые управляют их структурой и организацией, то это будет важный вклад в психологию человека. <…>
Представляется ясным, что мы должны рассматривать языковую компетенцию – знание языка – как абстрактную систему, лежащую в основе поведения, систему, состоящую из правил, которые взаимодействуют с целью задания формы и внутреннего значения потенциально бесконечного числа предложений. Такая система – порождающая грамматика – дает экспликацию идеи Гумбольдта о "форме языка", которую в несколько туманном, но глубоком замечании в своей великой посмертной работе Über die Verschiedenheit des Menschlicher Sprachbaues 2 Гумбольдт определяет как "то постоянное и единообразное в <…> деятельности духа, возвышающей артикулированный звук до выражения "мысли", взятое во всей совокупности своих связей и систематичности". Такая грамматика определяет язык в гумбольдтовском смысле, а именно как "рекурсивно порождаемую систему, где законы порождения фиксированы и инвариантны, но сфера и специфический способ их применения остаются совершенно неограниченными" 3 .
В каждой такой грамматике есть конкретные, идеосинкретические элементы, набор которых определяет один специфический человеческий язык, и есть общие универсальные элементы, условия, налагаемые на форму и организацию любого человеческого языка, которые составляют предмет изучения "универсальной грамматики". Среди принципов универсальной грамматики находятся те, которые <…> различают глубинную и поверхностную структуру и которые ограничивают класс трансформационных операций, связывающих их. Заметим, между прочим, что существование определенных принципов универсальной грамматики делает возможным развитие новой области – математической лингвистики, области, которая подвергает абстрактному изучению класс порождающих систем, отвечающих условиям, выдвинутым в универсальной грамматике. Это исследование нацелено на разработку формальных свойств любого возможного человеческого языка. <…> В этой области имеются некоторые многообещающие начальные результаты, и тем самым намечается одно возможное направление будущих исследований, которое, вероятно, окажется чрезвычайно важным. Таким образом, представляется, что математическая лингвистика находится в настоящее время в уникально благоприятном положении по сравнению с другими математическими подходами в общественных и психологических науках, так как она может развиваться не просто как теория данных, а как исследование высокоабстрактных принципов и структур, которые определяют характер мыслительных процессов человека. В этом случае рассматриваемые мыслительные процессы – это те, которые участвуют в организации одной специфической области человеческого знания, а именно знания языка. <…>
Перед тем, как обратиться к общей значимости исследования языковой компетенции и, конкретнее, к выводам из универсальной грамматики, полезно уточнить статус этих выводов в свете современных знаний о возможном разнообразии языков.<…>
Приверженцы философской грамматики обычно утверждали, что языки мало варьируются в своих глубинных структурах, хотя в поверхностных манифестациях может наблюдаться широкое варьирование. Таким образом, согласно этому взгляду, существует внутренняя структура грамматических отношений и категорий, и определенные аспекты человеческого мышления и умственных способностей в существенной части инвариантны в разных языках, хотя языки могут различаться тем, выражают ли они грамматические отношения формально посредством флексии или, например, порядка слов. Более того, изучение <…> работы языков показывает, что лежащие в основе рекурсивные принципы, которые порождают глубинную структуру, считались ограниченными определенным образом, например, условием, что новые структуры образуются только путем вставления нового "высказывательного содержания", новых структур, которые сами соответствуют реальным простым предложениям, в фиксированные позиции в уже образованных структурах. Аналогичным образом, грамматические трансформации, которые образуют грамматические структуры путем переупорядочивания, эллипсиса и других формальных операций, сами должны отвечать определенным фиксированным общим условиям. <…> Коротко говоря, в теориях философской грамматики и более поздних разработках этих теорий делается допущение, что языки различаются очень мало, несмотря на значительный разнобой во внешней реализации, стоит только нам обнаружить их более глубокие структуры и вскрыть их фундаментальные механизмы и принципы.
Интересно отметить, что это допущение удерживалось даже в период немецкого романтизма, который был, конечно, во многом поглощен разнообразием культур и многочисленными богатыми возможностями интеллектуального развития человека. Так, Вильгельм фон Гумбольдт, который сейчас более всего известен своими идеями о разнообразии языков и связи различных языковых структур с расходящимися "мировоззрениями", тем не менее твердо придерживался взгляда, что в основе любого человеческого языка мы найдем систему, которая универсальна, которая просто выражает уникальные интеллектуальные свойства человека. По этой причине, он находил возможным поддерживать рационалистский взгляд, что языком в действительности не овладевают – и уж, конечно, ему не обучают, – а что язык развивается "изнутри" предопределенным, в основном, образом, когда существуют подходящие условия окружения. В действительности, доказывал он, нельзя обучить первому языку, а можно лишь "дать нить, по которой он будет развиваться самотеком", посредством процессов, более похожих на созревание, чем на обучение. <…>
Довод, выдвинутый <…> против Гумбольдта и философской грамматики вообще, имеет большое значение в связи с ролью лингвистики для общей психологии человека. Очевидно, эта роль может быть действительно важной только в том случае, если рационалистский взгляд в основном правилен, и тогда структура языка может действительно служить в качестве "зеркала ума", как в ее конкретном, так и в универсальном аспекте. Принято считать, что современная антропология установила ложность допущений сторонников рационалистской универсальной грамматики и продемонстрировала с помощью эмпирических исследований, что языки могут в действительности обнаруживать величайшее разнообразие. Утверждения <…> о разнообразии языков повторяются снова и снова на протяжении современного периода. <…>
Антропологические исследования (как и структурно-лингвистические исследования вообще) не пытаются вскрыть внутреннее ядро порождающих процессов в языке, то есть процессов, которые определяют более глубокие уровни структуры и которые образуют системное средство для создания все новых типов предложений. Поэтому, очевидно, они не могут каким бы то ни было образом реально касаться классического допущения о том, что эти внутренние порождающие процессы лишь слегка варьируют от языка к языку. <…>
Я думаю, что когда мы размышляем над классической проблемой психологии, проблемой объяснения человеческого знания, мы не можем не поражаться огромному несоответствию между знанием и опытом, в случае языка, между порождающей грамматикой, которая выражает компетенцию говорящего, и скудными, дефектными данными, на основе которых он построил для себя эту грамматику. <…>