В. М. Жирмунский
Изучение внутренних законов развития языка представляет одну из важнейших задач лингвистического исследования. <...> Общие законы развития присущи всякому языку как общественному явлению особого порядка, как средству общения, обмена мыслями между людьми. Специальные законы развития наличествуют в отдельных языках, определяя их качественное своеобразие, пути развертывания и совершенствования этого качества. При этом частные, специфические закономерности развития того или иного языка представляют конкретное проявление общих законов языкового развития. <...> Так называемые звуковые (или фонетические) законы и явления грамматической аналогии, установленные сравнительно-историческим языкознанием как частные эмпирические закономерности фонетического и грамматического развития отдельных языков, основаны на общих законах, присущих языку как средству общения. <...>
Грамматическая аналогия представляет собою процесс уподобления, создающий новую форму по образцу старой. Она является грамматическим новотворчеством ретроспективного характера, строящим новые грамматические формы, пользуясь материалом старых форм. Аналогия служит средством улучшения грамматического строя языка, совершенствования грамматической формы или системы форм данного языка в соответствии с внутренними законами его развития. Будучи одним из общих законов развития грамматики, улучшения и совершенствования грамматических правил языка, она действует в каждом языке своеобразными путями, в соответствии с особенностями грамматического строя данного языка. Соответственно этому, явления аналогии представляют результат взаимодействия между устойчивостью грамматической системы и общей тенденцией к улучшению грамматических правил языка.
Основное направление аналогических новообразований определяется принципом однозначной связи грамматической формы и содержания, согласно которому одинаковые грамматические признаки выражают одинаковые значения, а одинаковые значения выражаются одинаковыми грамматическими признаками. На самом деле в любом языке наличествуют многочисленные противоречия между грамматическими формами и их значением. Ср. в русском склонении: мост – именительный падеж множественного числа мосты , но город – именительный падеж множественного числа города ; в немецком der Та g – множественное число di е Та g е , но der Schl а g – множественное число di е S с hl ä g е ; в спряжении глаголов: li е g еп – прошедшее время l а g , но fli е g еп – прошедшее время fl о g , si е g еп – прошедшее время siegt е и т.п. Подобного рода противоречия объясняются тем, что язык, как явление историческое, находится в развитии, в движении. «Исключения», которые регистрируются описательной грамматикой данного языка, раскрываются с точки зрения его истории как отложения закономерностей прошлого или как зарождение новых закономерностей, еще не получивших общего значения.
<...> Мы можем и должны говорить о грамматической аналогии как об одном из общих внутренних законов развития языка.
Принято различать аналогию внутреннюю и внешнюю. В первом случае аналогические уподобления имеют место внутри системы флективных изменений данного слова; во втором случае – между аналогичными по своей функции грамматическими формами разных слов, принадлежащих к различным типам словоизменения внутри одной грамматической системы.
Для иллюстраций приведем несколько широко известных примеров.
Внутренняя аналогия .
а) В древнерусском склонении переход заднеязычных к , г , х > ц , з , с перед гласными h или è вызвал соответственные чередования последнего согласного корня: ср. именительный падеж единственного числа вълкъ – «волк», местный падеж единственного числа вълц h , именительный падеж множественного числа вълци ; именительный падеж единственного числа другъ , местный падеж единственного числа друз h , именительный падеж множественного числа друзи ; именительный падеж единственного числа духъ , местный падеж единственного числа дус h , именительный падеж множественного числа дуси и т.п. Различие это постепенно устраняется аналогической унификацией по большинству падежей: предложный падеж единственного числа о волке , друге , духе ; именительный падеж множественного числа волки , други , духи . Поскольку падеж был достаточно четко обозначен своим окончанием, дифференциация корня, наличествовавшая в некоторых падежах, стала излишней: восстановление единства корня является несомненным грамматическим улучшением.
б) Сходного типа чередования, основанные на переходе к , г > ч , ж перед передними гласными, наличествуют и в настоящем времени глаголов: ср. пеку – печешь – печет и т.д. – пекут , берегу – бережешь – бережет и т.д. – берегут и др. Народные диалекты и так называемое «просторечье» знают аналогические формы: пекёшь , пекёт , берегёт , и т.п., однако литературный язык сохраняет здесь древнее различие по лицам. Мы встречаемся в немецком глаголе с подобными чередованиями в области вокализма: ср. ich пе h те – du nimmst – е r ni тт t ; i с h g е b е – du gibst – е r gibt ; ich f а hr е – d и f ä hrst – е r f ä hrt и др. (палатализация гласного корня под влиянием элемента i в окончании 2-го и 3-го лица единственного числа в древненемецком языке). В диалектах и здесь широко распространена аналогическая унификация: d и пет st – е r пет t ; d и f ā r š t – е r f ā rt ; однако литературный язык сохраняет чередование. <...>.
Внешняя аналогия .
а) Родительный падеж множественного числа на -ов в словах мужского рода с твердой основой распространился в русском языке по аналогии старых основ на и ( ъ ). «Родительный множественного числа в именах на *-о мужского и среднего рода, в именах на *-а, также в основах на согласные, после эпохи падения глухих оказался совпавшим с чистой основой этих рядов существительных, не содержа таким образом никаких положительных формальных признаков для характеристики падежной формы (ср. родительный падеж множественного числа раб , конь , сел , поль , жен , душь , ден , церковь , матер , имен и под.); только в именах на *-и соответственным окончанием явилось -ов и в именах на *- i мужского и женского рода – окончание -е j (из древнейшего -ии , т.е. *-ъ ji )» 2 .
Причиной аналогического распространения окончания -ов , происходящего из весьма малочисленной группы основ на и- типа сынов (в которых элемент -ов , по своему происхождению, является не падежной флексией, а вариантом основообразующего гласного), явилось совпадение в мужском роде именительного падежа единственного числа и родительного падежа множественного числа, одинаково утративших падежное окончание (им. ед. рабъ – род. мн. рабъ). «Распространение в этом склонении окончания -ов , заимствованного из основ типа сынъ , – пишет Л.А. Булаховский,– соответствует тенденции сообщить форме примету, отличающую ее от именительного падежа единственного числа». 3 В этом смысле процесс этот также служит улучшению грамматической системы. После продолжительной борьбы старая форма без окончания удержалась в литературном языке, как показывает Л. А. Булаховский, там, где слово «относительно мало нуждалось в падежной характеристике» 4 , например, в названиях парных предметов, обозначений мер и веса, часто употребляющихся со счетными словами ( пара сапог , пять аршин , десять раз и т.п.), или там, где наличествовала формальная дифференциация, – ударением (именительный падеж единственного числа зубóк – родительный падеж множественного числа з ý бок , именительный падеж единственного числа вóлос – родительный падеж множественного числа волóс и др.) или наличием суффикса единственного числа (названия народов, обычно с приметой -ин : славянин – славян , татарин – татар и т.п.). Это обстоятельство наглядно свидетельствует о внутренней (хотя и ненамеренной, бессознательной) целесообразности развития подобных аналогических процессов. Основы среднего рода на -о не приняли в литературном языке окончания -ов , поскольку именительный единственного дифференцируется здесь окончанием -о (ср. дело – дел , место – мест и т.п.); однако в народных диалектах широко распространены аналогические формы ( местов , делов ) . Колебания между облаков – облак , яблоков – яблок связаны с двойственной формой этих слов как имен мужского или среднего рода (именительный падеж единственного числа яблоко – яблок , облако – облак ) .
б) Окончания дательного, творительного и местного (предложного) падежей на -ам , -ами , -ах , объединяющие в настоящее время склонение существительных во всех трех родах (ср. волках , женах , делах и т.д.), являются аналогическим обобщением окончаний старых женских основ на -а . Процесс этот поддерживался наличием окончания -а в именительном-винительном множественного числа среднего рода, личными именами мужского рода на -а типа воевода , слуга , собирательными типа господа и др., а также общей потерей грамматических признаков рода во множественном числе прилагательных. Вытесненными, после долгого-периода колебаний, оказались окончания других основ: -омъ ( -емъ ), -ы ( -и ), - h х ( -ихъ ), засвидетельствованные в письменности до начала XVIII в.
В обоих приведенных случаях внешней аналогии аналогические процессы совершаются на основе общего смешения и унификации типов склонения: потеря основообразующими суффиксами их первоначальной смысловой значимости вызывает тенденцию к устранению формальных различий между одинаковыми падежами и тем самым к улучшению грамматического строя языка в соответствии с его внутренними законами. <...>
Таким образом, внутренняя аналогия, устанавливая единство внутри системы флективных видоизменений данного слова, более четко и однозначно выделяет корневую морфему как носительницу предметного (материального) значения слова. Поэтому можно говорить в таких случаях об аналогии материальной, восстанавливающей материальное единство слова. Внешняя аналогия осуществляет перестройку грамматической системы в целом или в частях в направлении унификации или дифференциации, по внутренним законам ее развития; она устанавливает новое единство системы грамматических форм и в этом смысле может быть названа аналогией формальной, точнее – аналогией грамматических форм 5 .