М. Бахтин (как философствующий литературовед) верно отмечает, что историческая ценность той или иной эпохальной духовности (отражаемой в частности, в художественной литературе) состоит в степени развитости ее способности адекватно отражать конкретное содержание социального времени. ".., не может быть и речи об отражении эпохи вне хода времени, вне связи с прошлым и будущим... Современность, взятая вне своего отношения к прошлому и будущему, утрачивает свое единство, рассыпается на единичные явления и вещи, становится абстрактным конгломератом их" (4. с. 296).
На рассмотренной нами стадии "возникновения" романного жанра понимание "хода времени", опирающееся на мифологический опыт, находится в зачаточном состоянии. И это выражается, прежде всего, в том, что внимание к "источнику" этого "хода времени", каковым является "социальное противоречие", только формируется. И это ценное начало античность передала Средневековью. Однако в условиях духовного деспотизма Церкви это "начало" было помещено в основание "вертикали" - от твари до Бога, и к этому "началу" (Богу) должен двигаться человек. Художественная литература значительной частью своих представителей эстетизировала это движение "по вертикали". Но под влиянием "фольклорной временной инверсии", которая "приземляла" поиски социального идеала (человеческой гармонии, совершенства, справедливости), помещая все это в "земное прошлое", что хотя и опустошало будущее, но позволяло отдельным великим художникам средневековья в пределах "вертикального мышления" высказывать имплицитные сентенции о "горизонтальном движении" человека и общества, источником которого являлось "противоречие между реакционными и прогрессивными социальными силами. К таким художникам М. Бахтин относит прежде всего Данте. Этот гений посредством метода "осмысливающей одновременности" ("вертикальное мышление") искал причины подлинного движения - "движения вперед". Пользуясь "латентными приемами" (символом и аллегорией), художники стали изображать пространственно-временное реальное движение. Но главное в "осмысливающей одновременности" заключалось в том, что оно отражало социальные противоречия эпохи. Отсюда исключи тельная напряженность мира, которую создает борьба живого исторического времени с вневременной, потусторонней идеальностью.
Существенную роль в творчестве "вертикально-горизонтальной" направленности сыграли народные образы плута, шута и дурака, которые позволяли изображать "рискованные" перед лицом церковной доминанты в обществе прогрессивные, критические мысли.
Мы не станем подробно останавливаться на бахтинском анализе "рыцарского романа, который мало что даст для нашего исследования. Скажем лишь, что его авторы, подобно авторам времен заката Римской империи, эстетизировали "чудо" и "бескорыстную авантюру", в которых искали спасение господствовавшие классы от интуитивного схватывания надвигающегося краха их порядка.
Обратимся к тем писателям-мыслителям, которые художественно изображали поиск духовно-практических путей выхода человека и общества из глубокой и целостной общественной стагнации. Одним из таких писателей-романистов был Франсуа Рабле (ХУ1 в.).
М. Бахтин видит социально-историческое значение творчества Ф. Рабле в том, что он решал задачу "...собрать распадающийся мир (в результате разложения средневекового мировоззрения) на новой материальной основе. Средневековая целостность... мира... разрушена. Разрушена была и историческая концепция средневековья" (4. с. 354). Решая эти задачи, Рабле, по Бахтину, опирается на преемственную связь с фольклором, в котором уже намечалось представление об историческом времени, в котором индивидуальные жизненные ряды вовлекались во всечеловеческий жизненный поток; социальная действительность "очищалась творческим народным смехом (амбивалентность карнавального смеха), а "официально-высокое и незыблемое выражалось на "низком языке" подвижного настоящего и возможного будущего. Романы Рабле характеризует актуальность, конкретность, детализованность, отсутствие абстрактной символики, схематизма и связь с живой жизнью. Но главное (и это подчеркивает то же и Бахтин) в его творчестве - это идея развития и входящие в нее аспекты связи, борьбы старого и нового, а также идея безграничных возможностей самоутверждения человека в мире.
Проблема роста и становления является ведущей в образах Рабле. "Рабле выходил за пределы эпохи в ее историческую перспективу. Он не верит эпохе на слово, разрушает официальную ее картину посредством карнавального смеха... И мир ближайший с его индивидуально-единственными вещами, людьми и событиями историчен. Но за ним стоит исторически более значительный мир" (4. с. 485). То есть Ф. Рабле отстаивает целостность не только актуальной социальной действительности, но и истории человеческого рода.
Таким образом, художественным гением Франсуа Рабле была схвачена противоречивая природа социально-исторического процесса, а также необходимость активного участия человека в разрешении назревших общественных противоречий; причем, эта человеческая активность должна быть разумной, чтобы не все из прошлого и кризисного настоящего полностью уничтожалось, поскольку как в настоящее из прошлого вошло положительное, ценимое в народной традиции, так и в будущее войдет то, что "пропустит" туда народный "щедро-строгий" гений. Рабле "...обладал, - замечает Бахтин, исключительным чувством нового ... существенно нового, которое действительно рождалось из смерти старого и которому, действительно, принадлежало будущее" (4. с. 500). Следовательно, Франсуа Рабле поднялся до эстетизации диалектики социально-исторической действительности, в которой (эстетизации) имплицитно изображены:
а) процесс разрешения социальных противоречий;
б) акты диалектического отрицания (уничтожение отжившего в старом и удержание того, что в нем способно служить новому), роль сознательной деятельности людей в осуществлении этих процессов.
М. Бахтин подчеркивает чрезвычайно ценное в раблезианской концепции народа как субъекта социально-исторического процесса: "Он исходит из бесконечной человеческой природы. Все ограничения он оставил умирающему миру. Это - образ неограниченных возможностей... Раблезианский "большой человек" глубоко демократичен... он велик полнотою осуществления и раскрытия всех человеческих возможностей и он велик в реальном пространственно-временном ми ре" (4. с. 391).
Новое, диалектмко-художественное понимание основного противоречия между личностью и обществом обусловило и новый, раблезианский хронотоп. Время у него максимально устремлено в будущее, потому что в будущее устремлена активная историческая деятельность человека. Хотя, как отмечает Бахтин, у Рабле "...еще нет четкой дифференциации времен: настоящего, прошлого и будущего, предполагающей существенную индивидуальность, как точку отсчета... Время это глубоко пространственно и конкретно. Оно неотделимо от земли и природы... сплошь вовне, как и вся жизнь... сплошь едино... все вовлекает в свое движение... не знает никакого неподвижного "устойчивого фона" (4. сс. 357-358). Ф. Рабле стремится "очистить" реальное социальное время и пространство "...от моментов потустороннего мировоззрения, от символических и иерархических осмысливаний этого мира по вертикали... (Это) воссоздание (эстетически - Б.С.) адекватного пространственно-временного мира как нового хронотопа для нового "гармонического, цельного человека и новых форм человеческого общения" (4. с. 318).
По нашему мнению, Бахтин не учитывает и здесь специфику раблезианского социального пространства, о чем мы уже высказывались ранее. Он отождествляет физическое и социальное пространство, рассматривая последнее как: физическое, наполненное социальным содержанием. Разумеется, такое имеет место. Мы же утверждаем, что "социальное пространство" есть именно "социальная универсальная форма" человеческой, коллективно-организованной исторической деятельности (в том числе и общения). Пространство - это вся совокупность актуальных общественных отношений, связей и взаимодействий человека.
Итак, в каком количественном и качественном состоянии мы застаем романные свойства в творчестве Франсуа Рабле.
Человек, как сторона системообразующего романного взаимодействия, в известной степени типизирован в ущерб индивидуальности; но эта типизация существенно снята раблезианской концепцией бесконечных возможностей человека (и общества). Становление человека в романах Рабле является отражением становления социального мира, так что "организация личности", воспроизводимая в романе, - это "пространственно-временная копия" организации общества в том же пространственно-временном срезе истории. Среди других свойств романного жанра своей развитостью и действенностью выделяются прежде всего:
- Диалектически творческая, народно-карнавальная смеховая амбивалентность;
- проблемность, связанная с поисками путей решения социального кризиса и перспектив дальнейшего развития человека и общества;
- диалогичность, прежде всего намечающаяся диалектическая связь времен;
- свойство незавершенности героя в-себе и незавершенности героя автором, как результат раблезианской концепции бесконечных возможностей человеческой деятельной природы;
- невоплощаемость человека, а конкретной социально-исторической плоти.
Роман Франсуа Рабле - это самое развитое состояние данного жанра со времен античности, послужившее исходным основанием его развития в новое и новейшее время.