Сиротинина О.
Как это ни парадоксально, дать определение хорошей речи не так просто. С одной стороны, представление о том, что такое хорошая речь, исторически изменчиво. Каждому ясно, что в XX веке не может быть признана хорошей та речь, которая была образцовой не только для XVIII, но и для первой половины XIX века, даже если мы читаем тексты «создателя современного русского языка», каковым по праву считается А. С. Пушкин. (См., например, типичное для него, но не для современных норм русской речи выражения типа: <...> странное молчание царствовало в сей толпе ; ...за коими находилось несколько шалашей ; ...обе обрадовались ей как находке и положили исполнить ее непременно ).
Значительно сложнее обстоит дело с речью конца XIX – первой половины XX века. Эта речь уже не вызывает явного возражения, но иногда тоже воспринимается как не совсем современная.
Из этих примеров можно сделать вывод, не требующий специальных научных разысканий о том, что как хорошая не может восприниматься речь не современная . В обществе происходят со временем явные сдвиги в представлениях об эталоне хорошей речи [Сиротинина 2000]. В определенный период развития общества подобные сдвиги наблюдаются даже в сравнительно короткие периоды времени. Один из таких сдвигов мы пережили (и продолжаем переживать) в 90-х годах XX века.
С другой стороны, представление о хорошей речи, ее эталоне обусловлено социально, а иногда и территориально. Так, во время одной из диалектологических экспедиций деревенские жители сообщили нам, что говорить, спрашивать Куда идешь? некультурно, нехорошо, а надо говорить Далеко ль пошла? Различны представления о хорошей речи у разных поколений (отношение к жаргону, ты-общению, именованию людей без отчества и т. д.). Следовательно, и одна и та же речь будет восприниматься по-разному с точки зрения ее качества человеком старым, среднего возраста и молодежью. И, очевидно, нельзя подходить к оценке речи с одними и теми же критериями без учета возраста и социальной (хотя бы профессиональной) принадлежности говорящего (всем известны примеры особых ударений в речи моряков (компа/с, рапо/рт) и в речи медиков (упорное а / лкоголь , наркомани/я и т. д.). Однако наряду с узуальной «медицинской» нормой ( ка/мфара , афази/я ), «юридической» ( осу/жден , возбу/ждено ) существует кодифицированная норма произношения, зафиксированная не только в словарях, но и в речи высококультурных медиков [Кочеткова 1999]. Поэтому встает вопрос о допустимости или недопустимости каких-то профессиональных нарушений норм.
Совершенно очевидно, с третьей стороны, что не может быть одинакова речь письменная и устная, монологическая и диалогическая, речь в условиях публичного или массового и в условиях неофициального общения и т. д. Отсюда зависимость оценки речи от функционально-стилевой принадлежности, формы (устная / письменная) и условий ее осуществления.
Е. Н. Ширяев [Ширяев 1991; 1996; 1998; 2000] дал очень емкое определение культуры речи: «Культура речи – это такой набор и такая организация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позволяют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных коммуникативных задач» [Ширяев 2000: 13]. В этом определении важно то, что оно должно обеспечить наибольший эффект не вообще (что невозможно), а в определенной ситуации и для выполнения поставленных (а не любых) коммуникативных задач, и то, что все это должно осуществляться при соблюдении современных языковых норм и этики общения. Кажется только, что для определения культуры речи больше подходит слово выбор , а не набор (см. именно слово «выбор» в определении культуры речи, данном Е. Н. Ширяевым в 1991 году [Ширяев 1991: 59] и повторенном в 1998 [Ширяев 1998: 16]. Определение же словом «набор», скорее, характеризует не культуру речи как понятие более абстрагированное от конкретных речевых актов и произведений, а результат культуры речи, ее производное в виде конкретного речевого акта или речевого произведения, т. е. хорошую речь.
Итак, хорошая это речь или плохая, нельзя решать вне учета ее ситуации, поставленных говорящим (пишущим) коммуникативных задач, но это обязательно такая речь, в которой соблюдаются современные языковые нормы и этика общения и которая может способствовать достижению наибольшего эффекта.
Таким образом, хорошая речь – это прежде всего речь целесообразная . Именно поэтому не может однозначно оцениваться ни, скажем, фраза Бабки гони, ни фраза признан умершим (так оскорбившая вдов запись о причине смерти моряков с подводной лодки «Комсомолец»). Первая фраза вполне допустима в дружеском общении молодежи, поскольку будет адекватно понята адресатом и не вызовет у него никаких обид и опасений в ситуации, например, разговора о походе в кино и предложении купить билеты. Но эта фраза окажется совершенно неуместной, грубой, может быть, даже угрожающей в другой ситуации: при обращении не к ровеснику, тем более не к знакомому человеку, и просто невозможной – в ситуации предложения дать какую-либо купюру во время, например, лекции для демонстрации ее особенностей, защитных свойств и т. п. Вторая фраза уместна, целесообразна и даже единственно возможна (одна из принятых для клишированного обозначения причины смерти), однако за пределами юридической регламентации вызвала боль и обиду.
Приведенное выше определение культуры речи – емкое и точное – несомненный пример хорошей научной речи, но вряд ли неспециалистами будет оценено как хорошее – слишком длинное, не вполне понятное (что такое «языковые нормы», «коммуникативные задачи»? Как сказал один из опрошенных мною: А с чем это едят? ). Понятное для лингвиста, для людей иного образования такое определение требует особых разъяснений для того, чтобы быть понятым.
Целесообразность речи как критерий ее хороших качеств касается не только формы выражения мысли ( Гони или Дай, пожалуйста ; признан умершим или погиб ), но и самого содержания сказанного или написанного, что связывает целесообразность речи с этикой общения (в доме повешенного не говорят о веревке, о покойном или хорошо или ничего и т. д.). Менее яркая связь с этикой общения целесообразности или нецелесообразности речи наблюдается в таких случаях, когда говорящий говорит о чем-либо, не сообразуясь с интересами или возможностями понимания адресатом каких-то деталей, важных для говорящего, но непонятных или неинтересных слушателю.
Безусловное качество хорошей речи – ее соответствие этике общения (и с точки зрения содержания, и с точки зрения самих использованных форм: выбор той или иной лексики, формы императива, использование имени или имени и отчества, вы- или ты-общения и т. д.).
Но дело не в выборе самих слов или форм, а в их соответствии ситуации общения, включая в нее соотношение адресанта и адресата, т. е. фактически речь опять идет о целесообразности использования тех или иных слов и форм. Очевидно, что целесообразность речи – главный критерий хорошей речи.
Соблюдение современных языковых норм также входит в данное нами определение. Действительно, не может быть хорошей речь неправильная. Прежде всего это связано с тем, что неправильная (в любом отношении) речь затрудняет понимание. Это происходит и при использовании незнакомых иноязычных слов, тем более при их употреблении не с тем значением, которое зафиксировано в словарях ( неадекватный в значении «нестандартный», одиозный в значении «слишком хвалебный» и т. д.). Такое же затруднение вызывает использование жаргонных слов, особенно до их широкого распространения (проверка на студентах показала, что еще два-три года назад большинство саратовских студентов не понимало жаргонного значения слова отдыхает ; весной 2000 г. им не были известны и потому были непонятны выписанные мною из газет его способности здесь не качали , записанное с экрана телевизора, Я Вам на голубом глазу говорю и т. д.); затрудняет понимание и, следовательно, противоречит критерию хорошей речи несвойственная русскому языку сочетаемость русских слов. Например, в речи спортивного комментатора во время чемпионата мира фигуристов: Гениальные прыжки, плотные выбросы . Если еще можно принять гениальность прыжка, то что означает сочетание плотные выбросы , к тому же сопровождаемые комментарием, что по условиям чемпионата их может быть только два? В другом репортаже с этого чемпионата слышим: Это типичный американский стиль катания. Легко, с улыбкой преподают себя. Последнее, вероятно, просто оговорка, но первое не оговорка, а дань привычному журналистскому штампу (постоянно: плотные переговоры , плотно обсуждали и т. д.).
Многие неправильности пониманию не мешают, но тем не менее исключают хорошее качество речи, поскольку вызывают со стороны адресата или наблюдателя незапланированное говорящим впечатление от его речи, как речи не очень культурного человека. С одной стороны, это просто отвлекает внимание адресата от содержания сказанного. Частотно, например, неправильное склонение сложных числительных ( более семиста , до двухтысяч пятого года , из шестиста наемников ), неправильные ударения, неправильные формы ( проедьте по окружной дороге – в речи Ст. Говорухина), неправильные употребления слов ( Да, порой нелицеприятно знать правду – КП 28.12.00; нелицеприятное для себя решение – МК 1.03.2000; в речи Е. Киселева: произносил не вполне лицеприятные слова – Итоги 4.07.99 и т. д.). Особенно заметен был этот незапланированный эффект в словах начальника СИЗО, неоднократно прозвучавших в телепередаче, во время скандала с арестом В. А. Гусинского (июнь 2000 г.): Рядом с ним сидят интеллигентные люди: один фальшивомонетчик, другой – за экономическое преступление – никакие не уголовники.
Вместе с тем следует учесть, что некоторые неправильности в определенных условиях вполне допустимы: они могут стать условием или составной частью языковой игры (запланированная неправильность речи) или быть простой оговоркой, особенно в спонтанной речи, тем более при ослабленном самоконтроле в неофициальном общении (подмена забытого слова первым пришедшим на ум и т. д.). В отличие от запланированных неправильностей их можно назвать случайными неправильностями (см., например, в речи человека высокой речевой культуры неожиданное Я не помню / на Распопова послали программу? На Головина послали ).